Но что-то необъяснимое, какая-то тяжесть глубоко внутри подсказывала Джозефу, что ему все равно необходимо отыскать это Чистилище. Если существует хотя бы малейший шанс, что это место действительно существует, что Джеймс находится там, то у него нет выбора.
Джозеф дождался, когда объявили отбой, погасили свет, затем встал с постели. Он оделся во всё черное и накинул на голову большой капюшон куртки. Его платиновые волосы были слишком заметны даже в кромешной тьме.
Джозеф на цыпочках подошел к двери и бесшумно повернул ручку. Когда дверь со скрипом отворилась, он оглядел длинный коридор общежития, и ему показалось, что сердце бьется где-то у него в горле. Убедившись, что все чисто, Джозеф прокрался по коридору и спустился по лестнице, ведущей к задней двери. Для уверенности сжимая в руке четки и безмолвно прося прощения за свое непослушание, он ввел на двери нужный код. Отец Куинн так доверял Джозефу, что сказал ему комбинацию цифр. При мысли о том, что он нарушает искренне оказанное ему доверие, мальчика охватило чувство вины.
Как только дверь открылась, в лицо Джозефу ударил порыв ветра. Он задохнулся, зимний холод лишил его дыхания и обжёг ему щеки. Джозеф надвинул капюшон пониже, пока не превратился в плавно растворившегося в ночи призрака. Он обхватил себя руками, пытаясь защититься от жуткого бостонского холода.
Придерживаясь темной, обсаженной деревьями тропинки, Джозеф пошел на север. Прищурив голубые глаза, он осматривался вокруг в поисках любого намёка на подземную лестницу или потайную дверь. Джозеф прошел четыре спортивных поля и вдруг встал как вкопанный от внезапного проблеска чего-то красного. Спрятавшись за деревьями, Джозеф увидел сквозь густую завесу тонких ветвей как словно из-под земли на четвереньках выполз какой-то незнакомый ему мальчик. Он был одет во все белоев белые брюки и рубашку. Благодаря яркому лунному свету Джозеф смог хорошенько его разглядеть. Ноги мальчика были босыми и грязными. Его коротко подстриженные рыжие волосы, такие яркие, что резко выделялись на фоне его белой одежды, казались маяком во тьме. Мальчик с трудом встал на нетвёрдые ноги. Он чуть снова не упал и казался очень слабым. Когда мальчик поднял лицо к свету, Джозеф перестал дышать. Вся его кожа была в грязи и резаных ранах. Сквозь белую ткань одежды сочилась кровь. Джозеф порывисто вдохнул и инстинктивно шагнул вперед, чтобы ему помочь. Но вдруг из того же подземного входа, откуда появился мальчик, выскочил мужчина. Мужчина, которого Джозеф тут же узналотец Брейди. Джозеф не сомневался, что даже находись он сейчас у себя в комнате далеко за всеми этими полями, то всё равно услышал бы щелчок обрушившегося на мальчика кнута.
Джозеф вздрогнул, его ноги буквально приросли к земле, когда кнут взметнулся снова, и мальчик упал на четвереньки. Отец Брейди нанес ему еще три сильных удара по спине, и пальцы мальчика зарылись в грязь. От ударов ткань его рубашки порвалась надвое и съехала с обеих сторон от его тела, словно защищая его сердце. Джозеф мимоходом отметил, что куски ткани похожи на крылья ангела.
Но с очередным оглушительным щелчком кнута это видение очень быстро исчезло. С деревьев сорвались стаи ночных птиц и летучих мышей; на ветру закружили опавшие листья.
У Джозефа так быстро колотился пульс, что он засомневался, удастся ли ему выдержать такой бешеный ритм. Мальчик стоял на четвереньках и, опираясь на трясущиеся руки, пытался удержаться под натиском отца Брейди. Джозеф был в полном отчаянии от терзающей мальчика боли и от жестокого наказания, которому подвергал его священник. Потом мальчик поднял голову, и от выражения его лица у Джозефа похолодела кровь. Джозеф ожидал слез. Ожидал увидеть лицо, искаженное агонией и отчаянием. Вместо этого мальчик улыбался. Нет, мальчик смеялся. Его зеленые глаза светились весельем. Но Джозеф не находил в наказаниях отца Брейди ничего забавного. Мальчик закатил глаза, словно боль доставляла ему удовольствие. Джозеф зажмурился, пытаясь понять, что тут происходит, почему мальчик не просит отца Брейди прекратить. Почему он не раскаивается? Не ищет спасения?
Брат. Остановись. Немедленно.
Джозеф открыл глаза, услышав строгий приказ приказ, отданный голосом, который он узнал бы где угодно.
Отец Куинн,произнес Джозеф так тихо, что даже Бог с трудом расслышал бы его шепот.
Зайди внутрь. Сейчас же. И держи себя в руках,приказал отец Куинн.
Отец Брейди рывком поднял мальчика с земли и, обхватив за шею, скрылся из виду. Отец Куинн внимательно огляделся по сторонам. Джозеф сильнее натянул капюшон и снова юркнул в толстый выдолбленный ствол болиголова. Джозеф не сводил глаз со священника, фактически ставшего ему отцом. По-видимому, убедившись в том, что посторонних поблизости нет, отец Куинн спустился по тайной лестнице, о которой рассказывал Мэтью.
Джозеф, наверное, больше часа простоял не шевелясь. Сердце его колотилось, лоб покрылся испариной. Дыхание было частым и прерывистым, а ноги буквально приросли к земле. Джозеф сомневался, что вообще сможет ходить. Мальчик кнут священники отец Куинн.
Чистилище.
Это было Чистилище.
Все оказалось правдой.
Оно существовало на самом деле.
Отчаянно бьющееся сердце Джозефа оборвалось и разбилось вдребезги. ДжеймсДжеймс там. Джозеф чувствовал это каждой клеточкой своего существа.
«Что они с тобой делают?»,задумался он.
Неужели они причиняют ему такую боль? С такой жестокостью? Джозеф знал, что, как и тот рыжий мальчик, Джеймс никогда не покажет им свою боль, не покажет, что они имеют над ним власть. Он примет свое наказание точно так же. Только Джозеф знал, что его брат не будет смеяться. Его лицо останется невозмутимым. Равнодушным. Пустым, как и всегда за исключением тех случаев, когда ему удавалось пролить кровь. Только тогда Джеймс проявлял хоть какие-то эмоции.
В груди Джозефа пылающим огнем вспыхнул неведомый доселе страх и стремительно понесся по венам, словно его кровь была чистым бензином. Ему необходимо вытащить оттуда Джеймса.
«Он так и не вернулся»,пронеслись у него в голове слова Мэтью.
Если попавшие сюда мальчики редко возвращались назад, то куда же они девались? В мозг Джозефу с силой римского копья вонзился вопрос. Вопрос настолько чудовищный, что ему даже не хотелось о нем думатьнеужели они не возвращались в приют Невинных младенцев, потому что их не оставили в живых? Неужели их так называемые грехи, а значит, и души так и не получили прощенья?
Джозеф ухватился за шершавую кору дерева, чтобы найти хоть какую-то опору в захлестнувшем его потоке мыслей. В завываниях пронизывающе холодного ветра слышалось уханье сов. Джозеф не сводил глаз со входа в Чистилище. Когда на горизонте забрезжил рассвет, он сделал над собой усилие и вернулся в главное здание, а затем в свою комнату. Мальчик сел на край кровати и уставился на висящее на стене распятие. В первых лучах восходящего солнца, что пробивались из окна без занавесок, лик Христа засиял ещё ярче. Джозеф представил себе свою будущую жизнь, о которой так долго мечтал. Окончить школу Невинных младенцев, поступить в семинарию и посвятись себя Церкви. Служить обществу и жить полной и благочестивой жизнью.
Спокойной жизнью.
Но шли минуты, и все его мечты, казалось, растворялись в темноте; полотно его жизни вспыхнуло и с каждым новым языком пламени исчезало с лица земли. И на смену ему пришла новая судьба, больше похожая не на прекрасную мечту, а на кошмар.
«Позаботься о брате. Люби его за нас двоих».
Он должен спасти Джеймса. Должен до него добраться.
Для этого ему придется согрешить. Придется сойти со своего благочестивого пути.
Джозефу придется заработать себе место в Чистилище.
Глава третья
Вздрогнув, Джозеф открыл двери церкви Невинных младенцев. Был вечер вторника. В это время по вторникам священники собирались на собрание в служебном помещении церкви. Джозеф остановился на пороге и посмотрел на мраморный пол. Спрятанный у него в рясе нож казался ему неподъемно тяжелым. Заметив на стене изображение Девы Марии, он быстро отвел взгляд. Но это не помогло: Джозеф все равно чувствовал, как на него с потолка и витражей пристально смотрят святые, архангелы и апостолы, предостерегая его от того, что он задумал. На стоящее в центре распятие Джозеф не смел даже поднять глаза.
«Самопожертвование,напомнил он себе.Ради Джеймса. Я ему нужен. Я дал клятву его защищать. Клятву, которую должен выполнить. Дело не во мне».
Джозеф сделал свой последний, как он знал, свободный вдох. Затем досчитал до десяти и вошел в церковь. Глядя прямо перед собой, он решительно направился в служебное помещение. Джозеф не колебался ни секунды. Повернув ручку двери и не задумываясь о предстоящем грехе, он вытащил из-за пазухи нож Джеймса и бросился вперёд. Его шаги простучали по деревянному полу в направлении отца Куинна. Отец Куинн удивленно поднял голову, но, увидев, что к нему спешит Джозеф, тут же распахнул глаза. Похоже, только когда Джозеф вонзил нож в плечо отцу Куинну, кто-то из священников отреагировал.
«Они мне доверяли,подумал он.Они никогда не думали, что я так низко паду».
Джозеф понял, что теперь до самой смерти не забудет того ужасающего ощущения, когда лезвие вонзилось в плоть отца Куинна. Тошнотворное чувство, когда собственной рукой причиняешь боль, вред другому человеку. От накатившего приступа тошноты Джозеф чуть не рухнул на колени, но справился с собой и, выдернув нож, приготовился ударить вновь. Когда лезвие выскользнуло из плоти, мальчик увидел на металле кровь. Свидетельство того, что он предал Церковь, Бога и будущее, к которому так отчаянно стремился. Но как только Джозеф занес клинок для следующего удара, ему в запястье вцепилась чья-то сильная рука. Вцепилась так крепко, что Джозеф вскрикнул. Нож выскользнул у него из пальцев и со стуком упал на пол. Кто-то другой схватил его за горло, но Джозеф не сводил глаз с отца Куинна. С его любимого священника, его наставника, который теперь смотрел на Джозефа, как на исчадие ада.
У Джозефа запульсировала рука. Он стиснул зубы, чтобы сдержать мучительный крик, вызванный болью в запястье. Но он не мог отвести взгляда от отца Куинна. От текущей по его руке крови, от того, как красный цвет сливается с черной рубашкой. Отец Куинн поднялся на ноги и зажал ладонью рану. Когда он убрал руку, вся она была в крови. Отец Куинн встал перед Джозефом. Джозеф боролся с желанием рухнуть на колени и молить о прощении. Признаться и сказать, что все это ради Джеймса. Но ему нужно было сыграть свою роль. Если он хочет увидеть Джеймса, то должен довести дело до конца. Должен стать в их глазах беспросветным грешником.
Джозеф,произнёс отец Куинн.
Его голос был совершенно невыразительным, без всяких эмоций. Джозеф зыркнул на священника так, как научился, тренируясь у зеркала. Он представлял себе лицо Джеймса, когда тот был вне себя от ярости. И теперь просто скопировал этот злобный взгляд. Ноздри отца Куинна раздулисьединственный признак того, что его вообще хоть сколько-то волновало произошедшее.
Когда отец Куинн открыл рот, Джозеф плюнул ему в лицо. Слюна попала священнику на щеку и стекла по чисто выбритому лицу. Джозеф продолжал сверлить его взглядом, но внутри у него разрывалось сердце. Он оскорбил человека, которого уважал больше всех на свете.
Джозеф не видел слева от себя отца Маккарти. Он узнал, что священник там стоял, только когда тот ударил его по лицу. Голова Джозефа запрокинулась набок. Во рту появился металлический привкус крови.
«Это вполне оправданно»,подумал Джозеф.
Кровь за кровь. Расплата за причиненную боль.
Чьи-то грубые пальцы схватили его за подбородок и дернули вверх. Джозеф увидел каменный взгляд и плотно сжатые губы отца Куинна.
Два грешника, рожденные от одних и тех же язычников,произнес отец Куинн невозмутимо и размеренно холодно.
В груди у Джозефа вспыхнула искра настоящего гнева. Его мать. Отец Куинн говорил о его матери. Язычница? Она была кем угодно, только не язычницей.
За все годы своего пребывания в приюте Невинных младенцев Джозеф в первый и единственный раз испытал к отцу Куинну что-то, помимо восхищения. В этот момент он побагровел от ярости. Огонь, разгоревшийся из-за оскорбительных слов священника, начал сжигать его изнутри.
Ты похож на своего брата гораздо больше, чем я думал.
Отец Куинн взглянул на отца Брейди, который по-прежнему держал Джозефа своей железной хваткой.
Заберите его.
Душа мальчика ушла в пятки. Ему было известно, куда его отведут. Он все спланировал. Сам этого хотел. Но от этого обрушившаяся на него волна страха не стала меньше. Отец Брейди с отцом Маккарти выволокли Джозефа из церкви и бросили на заднее сиденье внедорожника. Отец Брейди сел рядом с Джозефом, придавив его к сиденью за шею и скрутив за спиной руки. С губы Джозефа на черную кожу капала кровь. В машине было тихо, если не считать учащенного дыхания Джозефа и завывающего снаружи ветра. Вокруг сгустилась темнота. Джозеф услышал под колесами хруст гравия.
Затем они остановились.
Пока Джозефа вытаскивали с заднего сиденья, он смотрел во все глаза. Ветер трепал его рясу и обжигал рану на губе. Он обвел взглядом окружившую их темноту. Там была подземная лестница. Отец Брейди толкнул Джозефа на каменные ступени. Отец Маккарти уже стоял внизу у двери. В тишине, словно раскат грома, прогремел звук поворачивающегося замка.
Дверь со скрипом отворилась, и за ней показался тускло освещенный коридор. Всё также заломив Джозефу руки за спину, отец Брейди втолкнул его внутрь. Джозеф споткнулся, но, когда дверь за ними захлопнулась, выпрямился. Первое, что заметил Джозеф, это холод. От пронизывающего холода темного коридора у него заныли кости. Коридоры Чистилища представляли собой лабиринт. Джозеф попытался запомнить дорогу туда, куда его вели. Но из-за темноты и совершенно одинаковых стен и полов сделать это было невозможно.
Наконец они подошли к закрытой двери. Отец Маккарти её отпер, но, прежде чем открыть, ухмыльнулся отцу Брейди:
Наконец-то полный комплект. И не припомню, когда такое случалось в последний раз.
Джозеф понятия не имел, что означают его слова. И у него не было времени над этим поразмыслить, потому что отец Брейди втолкнул его в открытую дверь. Джозеф рухнул на пол, ударившись щекой о жесткий бетон. Он скорее услышал, чем увидел, как за ним захлопнулась дверь. Щёлкнул замок, и в густой тишине эхом раздались удаляющиеся шаги отцов Маккарти и Брейди.
Джозеф лежал на полу, пытаясь осознать реальность случившегося. Руки скользили по бетону, на ладонях от стыда и греха выступил пот. Ему казалось, что его снедает чувство вины, ужас от того, что он сделал. Он видел лишь кровь на плече отца Куинна. Как это вообще могло нравиться Джеймсу? Как он может хотеть причинять людям боль? Хотеть пить их кровь?
Джозеф положил голову на холодный пол, радуясь разливающейся по его лицу боли, и тут вдруг кто-то произнёс:
Кажется, он мертв. Я не слышал, чтобы он шевелился.
Джозеф замер. Его широко распахнутые глаза уставились в темную пустоту. Вокруг не было никакого источника света. Кто-то словно прочёл его мысли, и рядом зажглась лампа, немного разогнав кромешную тьму.
Стараясь не обращать внимания на бешено колотящийся пульс, Джозеф медленно повернулся. Подняв голову, он увидел кровати. Обстановку обычной комнаты в общежитии. На краю ближайшей койки сидел мальчик примерно одного с ним возраста. У него были серые глаза и светлые волосы, но не такие светлые, как у Джозефа. Он был одет во все белоев белые брюки и белую рубашку. Ноги у него были босые. Совсем как
Нет. Не мертв. Жаль.
Джозеф посмотрел на противоположную кровать и удивленно распахнул глаза. Мальчик, которого он видел снаружи. На распростёртого на полу Джозефа смотрел мальчик с рыжими волосами и явной склонностью к боли. Он склонил голову и не сводил с него оценивающего взгляда своих зеленых глаз, словно дикий лев, разглядывающий свою без пяти минут жертву.
Джозеф поднялся на ноги. После удара отца Маккарти у него слегка кружилась голова. Но он расправил плечи и заставил себя оглядеть комнату. Ближе всего к нему находились блондин и рыжий, Джозеф стал всматриваться в лица остальных. Мальчик с каштановыми волосами и темно-карими глазами, затем другойс черными волосами с голубыми глазами, за ним темноволосый мальчик с карими глазами, такими светлыми, что они казались нереально золотистыми. А потом
У Джозефа из груди вырвался прерывистый вздох, и едва не подкосились ноги. На кровати в дальнем углу комнаты сидел Джеймс. Джеймс уставился на выкрашенную в серый цвет кирпичную стену и даже не оглянулся на Джозефа. Его лицо ровным счетом ничего не выражало, и на нем тоже была белая форма. Как на них на всех.