Содалу было приятно смотреть на неё. На душе становилось теплее. В Ордене его воспринимали по-другому, да он и сам был почти другим. За плотно приросшей к истинному лику, ставшей почти родной, маской весёлого и отзывчивого человека, который кажется не подозревает в каком мире он живет, а если и подозревает, то относится ко всему спокойно и буднично, скрывалась холодная, можно даже сказать, мрачная личность. Которая уж точно знала, сколько в этом мире дерьма. Видела и смерть, и боль, и ужасные грани той натуры, что обитает глубоко внутри каждого из нас. Натуры хищной и озлобленной, готовой рвать и кромсать на части, лакать кровь и хрустеть костями на зубах. Тёмной стороны человечества, с которой оно борется испокон веков, но иногда, все же проигрывает, отчего и происходит в мире всё то, что порой происходит, хотя, казалось бы, не должно происходить никогда: воровство, грабежи, насилие, убийства и войны. Но Содал все равно верил в людей. Верил, что однажды светлая сторона одержит верх над тёмной, победит её до конца и выжмет её из себя, словно слезу из глаза. И не будет в мире больше слёз горя. Останутся лишь слёзы счастья.
Сейчас, не смотря на угрюмость общественного настроя и давление непростой ситуации, не смотря на мрачность самой провинции и сложность предстоящего дела, Содалу было легко. Наконец-то не надо было изображать из себя того, кого он привык изображать в Ордене, но кем по факту, никогда не являлся. И эта девушка... она нравилась Содалу. Нравилась с первого взгляда. И он очень хотел нравиться ней, хотя, как человек рациональный, отдавал себе отчет в том, что всё это глупокак может по-настоящему нравиться тот, кого ты совершенно не знаешь? Чародей смеялся над собой, но при этом понимал, что хочет узнать девушку больше и ближе. Когда они дошли до покоев Мастера, Содал поймал себя на мысли, что всю дорогу, он пытался поймать её взгляд. И то, как она старалась скрыть своё уродство, только распаляло в нём странное, совсем не рациональное чувство теплоты и нежности.
Как тебя зовут? спросил чародей, прежде чем она постучалась.
Налли, господин, едва слышно ответила служанка, опустив глаза.
Налли... Красивое имя. А яСодал.
Я рада быть знакомой с вами, господин чародей.
Зови меня по имени, пожалуйста, ответил он с улыбкой. И я не господин, а самый обычный и ничем не примечательный маг.
Его голос, сквозивший теми чувствами, которые Содал переживал в душе, заставил девушку поднять глаза. И ответить ему робкой, но такой искренней улыбкой.
Ты очень красивая, Налли.
Она тут же залилась краской, опустила взгляд и дёрнула головой, пытаясь закрыть лицо чёлкой.
«Кретин! отругал себя Содал. Безмозглый идиот, индюк, осёл тупомордый! Думать надо, что говоришь...»
Нет, ты правда очень красивая. Я не шучу. Посмотри на меня.
Вновь этот взгляд зелёных и глубоких, как дно морское, глаз.
Запомни, Налли. Внешняя красота, ничего не значит, ибо она недолговечна, как цветок розы: ею любуются в моменты цветения, но как только лепестки сохнут, от цветка избавляются. Однако, внутренняя красота, сродни хорошей книгене важно, насколько она стара, потрёпана и высушена. Если ты любишь содержимое, а не обложку, то ты никогда не променяешь её на новую. Понимаешь?
Налли стрельнула одним глазком из-под чёлки и едва заметно кивнула. Содал постарался улыбнуться как можно мягче. В неожиданном порыве, он поднял руку и прикоснувшись к волосам, отвёл чёлку. Чтобы максимально мягко рассмотреть жуткий шрам. На этот раз служанка не опустила глаз, а наоборот взглянула с вызовом, мол, смотри, мне не жалко.
В тебе сочетаются обе красоты, Налли. Внешняя и внутренняя. Даже не смотря на эту метку застарелой боли.
Откуда вы знаете?
Знаю, что?
Что во мне есть внутренняя красота. Вы ведь меня... не читали. Только обложку рассмотрели.
Содал улыбнулся еще теплее. Она была неглупа. И нравилась ему всё больше.
Не знаю... но чувствую.
Из-за двери послышались шаркающие шаги и громкое бормотание. Она резко распахнулась.
Кого еще черти принесли с утра пораньше?
Содал обернулся. На пороге стоял высокий, упитанный мужчина, лет пятидесяти на вид. Длинная борода, мрачный взгляд, кустистые брови и абсолютно лысая макушка, обрамлённая ореолом спутанных, тёмно-рыжих волос. Красноватая кожа и мясистый нос говорили о пристрастии к выпивке. Чародей представился. Мастер наук тихо хмыкнул.
Добро пожаловать в Дартон, господин Содал, не очень приветливо ответил он и перевёл взгляд на девушку. Меня зовут Мезин, я здешний муж учёный. А это моя племянница Налли, хотя, думаю, она уже залебезила о себе. Верно, девка? Ну, чего стоишь, вылупилась, как свинья на жёлудь? Привела гостя и теперь трёшься под дверью, сиськи мнёшь, надеешься охомутать уважаемого чаровника? Дура! Он и без этой отметины на роже, прекрасно видит, что ты из себя представляешь! Так что не надейся, губу не раскатывай. Давай, быстро дуй на кухню и принеси нам кувшин вина. И пожевать чего-нибудь захвати.
Хорошо, дядя.
Шустрее, бесово отродье! крикнул ей вдогонку Мезин и повернулся к магу. Проходите же, уважаемый господин, не собирайте грязь с порога.
Кипящий от негодования Содал, внешне оставаясь холодным и спокойным, шагнул во владения Мастера наук. Об этом человеке он уже составил мнение, но вышибить ему зубы Содалу мешали три вещивоспитание, осложнение отношений с бароном, и родство Мезина с Налли.
Вы, как понимаю, по делу о мономане?
Правильно понимаете.
Пойдёмте в кабинет. Расскажу, что знаю.
Они оказались в просторном помещении со спёртым, наполненным запахами лекарств, трав и мускуса, воздухомкомнате с множеством полок, заставленных книгами; столов, заваленных инструментами и колбами; холстов, изображающих строение человеческого скелета, мышц, внутренних органов; помещении, которое с первого взгляда давало знать, что оно принадлежит человеку, глубоко и страстно изучающему всевозможные науки. Также здесь сильно пахло винным духом и, словно в подтверждение, на полу валялось несколько пустых кувшинов.
Мезин, тяжело опустившись в глубокое кресло, вкратце поведал историю убийств и описание жертв. Пока что, Содал не узнал ничего нового.
На данный момент, на счету убивца, свыше полусотни покойников, закончил свой сказ Мастер. Из них, последняя десяткатолько женщины и дети. И это те, кого нам удалось обнаружить. Еще треть от суммы считаются без вести пропавшими, но все следы указывают на нашего почитателя демонов.
Вы говорите о демонолатрии?
О ней самой.
Откуда такая уверенность?
Оттуда, господин чародей, хохотнул Мезин, сверкая щербатой улыбкой. Мы здесь, хоть и провинциалы, но почитай тоже не глупые. Меня содержат в замке не за красивые глаза, а чтобы я знал многое. Вот и знаю.
Вмиг посерьезнев, Мастер понизил голос и вкрадчиво продолжил:
Я, когда молод был и глуп, мечтал чародеем стать, хотя тогда уже понимал, что мне не светит. Но, что поделатьсердцу не прикажешь! Так вот, долгие годы, прежде чем осесть в Дартоне, я увлекался историей Магии, разновидностями волшбы, изучал теорию высокого и низкого чаровничества... а также, Запретных Искусств. Знаю и о некромантии, и о синрохтизме[4], об устройстве Стамноса[5], Трёх Догматах[6]... И, конечно же, о демонолатрии.
Содал взглянул на Мезина иначе. Безусловно, Мастер науквысокий и многоуважаемый титул, давался не за просто так, а лишь тем людям, кто провёл долгие и бессонные годы кропления над трактатами, манускриптами и научными работами и посвятил всего себя госпоже науке. Однако, сведущий в магии человек из мирских, не являющийся одним из посвящённых, был крайне редким явлением.
Я, понимаете ли, в свое время, даже пытался вызвать одного из гениев, хохотнул Мезин, но тут же посерьезнел. Ладно вам, не коситесь так! Знаю, что глупо и безответственно, но в те годы, жажда тайн мироздания насмехалась над здравым смыслом. Короче говоря, знаю, как оно делается, читал различные... эммм... работы, неразрешённые к прочтению Инквизицией.
Содал вежливо улыбнулся. Видимо, под «неразрешёнными» работами, имелись ввиду запрещённые под угрозой смертной казни, книги о Запретных Искусствах.
«Идти на такое ради простого интереса? Рискованный вы человек, господин Мезин, подумал Содал, продолжая вежливо улыбаться. Можно даже сказать... одержимый манией.»
Многие следы преступлений, особенно последнихначиная от способа убийства и заканчивая конечным разделыванием жертвы, имеют крайне близкие к обрядам призыва гения, мотивы, как ни в чём не бывало, продолжал кудахтать Мезин. Сходство с тем, о чём я читал буквально на лицо! Помимо прочего, рядом с трупами, зачастую находили напитанные природной магией вещивербу, одолень-траву, пучки омелы, миро, семена гактуса. Вычеловек разбирающийся в таких делах, должны понимать, о чем я.
Содал терпеливо кивнул.
Но самое странное, еще тише сказал Мезин, на коже некоторых жертв, были вырезаны... знаки и символы. Жуткие такие, мистические. Придуманные явно не от бедноты душевной.
Наконец-то проскользнуло то, что заслуживало отдельного внимания.
Могу я где-нибудь увидеть эти... символы? спросил чародей.
Да, конечно! живо закивал Мастер. Я знал, что вы захотите изучить их, потому сохранил один экземпляр...
Резво вскочив с кресла, Мезин сбегал к шкафу и вернулся с большим стеклянным сосудом, внутри которого, в мутноватой жидкости, плавала мужская голова. Лицо было распухшим, кожа белая, как снег, а чертыпочти неузнаваемы. Истончившиеся чёрные волосы, лениво колыхались, словно водоросли. Содал внутренне содрогнулся от отвращения. Но сквозь муть бальзамирующей жидкости, на лбу покойного, действительно проступал странный символ, вырезанный на коже чем-то острым.
Плохо видно, произнёс Содал, прищурившись. Не могу рассмотреть...
Не страшно! живо отозвался Мезин. Я их хорошо запомнил! Сейчас нарисую.
Он поставил голову на стол, судорожно принялся раскидывать вещи, наконец нашёл кусок пергамента, чернила и перо. Пока рисовал, измазал пальцы, закапал бороду, но все равно, страшно довольный собой, словно ребёнок, сделавший что-то полезное, протянул Содалу изрисованный пергамент.
Во! Цените, господин чародей. Один в один!
Содал взял бумагу, рассмотрел множество кривых фигурок и закорючек. Действительно выглядело интересно. Только вот ни к одному из известных Содалу знаков Силыпечатей Тьмы, Света или Серых, не имеющих по своей внутренней природе отношения ни к одной из двух сторонэти ляпсусы не относились. Скорее они напоминали выдумки человека, ошалевшего на почве страсти к недоступному ему, по праву рождения, дару.
Ну? нервно топчась на месте бросил Мезин. Что скажете?
Скажу, что это очень важные улики, серьезно кивнул Содал. Не против, если я заберу себе?
Конечно-конечно, берите на здоровье!
Чародей спрятал пергамент в складках накидки.
Ну что? Прав я был? Действительно демонолатр?
Очень вероятно, господин Мезин. Возможно, Одержимый. Крайне жуткий и опасный субъект, ставший сосудом для гения или даже демона.
О, да, да! закивал Мастер. Я, честно признаться, тоже об этом думал. Когда я первый сказал о том, что это демонолатр, мне никто не поверил! Все грешили на разбойников, но я-то знал правду... Потому и убедил барона послать за вами. Вы же теперь тоже знаете, что это не разбойники?
Да. Простые люди на такое не способны. Спасибо за помощь. Теперь шансы поймать поражённого недугом безумца возрастают в разы. Вы очень мне помогли, Мастер.
Я радостью, с превеликой радостью. Можете заходить ко мне в любое время суток!
Учту, вымученно улыбнулся Содал.
В этот момент, в кабинет вошла Налли, неся в руках тяжёлый поднос с яствами и питьем.
Пожалуй, мне пора, тихо произнёс чародей.
Как? Уже? удивился Мезин.
Чем раньше начну поиски, тем больше невинных успею сберечь.
О да, конечно, господин чародей, идите! Помните, что всегда можете на меня рассчитывать!
Содал кивнул, бросил короткий взгляд на служанку и пошёл к дверям, когда услышал за спиной раздражённый голос:
Чего ты так долго, девка? Не могла быстрее прийти? Видишь, гость уже уходит, из-за твоей медлительности теперь будет голодным ходить. И-эх, дура, дурой! И за какие грехи, ты мне такая, непутёвая, досталась?
Я бы все равно не стал есть, потому как не голоден, бросил через плечо Содал, остановившись на пороге. Не надо её ругать. Я уверен, она спешила, как могла.
Да? недоверчиво бросил Мезин. Ну, как скажете, господин чародей. Ладно, девка, оставляй поднос и убирайся отсюда, мне нужно побыть одному.
Покорный стук поставленного на стол подноса, распалил внутри Содала фонтан холодного пламени.
Знаете, господин Мезин, произнёс он спокойно и тихо, у нас в столице есть такой обычай, тех, кто называет девками и дурами симпатичных и не глупеньких девушек, тем болееродственниц, обычно, наказывают. Например, выбивают зубы. Или вырывают язык. Чтобы речь улучшить. Но то в столице. А мы в провинции. Иногда мне кажется, что провинциальной жизни явно не хватает некоторых столичных обычаев.
Содал покинул покои Мастера, провожаемый в спину удивлённым и восхищённым, взглядами.
***
Мортонар представлял из себя пяток деревень, один небольшой городок под неброским названием Город, Содал тут же оценил всю иронию местного населенияи замок барона, аккурат в центре небольшой провинции. Всё остальноегустые и мрачные леса. До темноты Содал объезжал владения вар Данов, пытался найти места, где происходили убийства, но местный люд боялся даже смотреть в его сторону, не то что говорить с ним. Чародеев, даже в просвещённой и цивилизованной столице, многие недолюбливалилюд всегда боится и ненавидит тех, кто их превосходит, но здесь страх и неприязнь в глазах, в лицах, в жестах буквально зашкаливали. Большинство просто бурчали, мол, знать не знаю, видеть не видел, и скорее уходили прочь, осеняя себя либо Сигной, либо защитными знаками; но находились и те, кто открыто демонстрировал своё отношение к Орденскому посланцу. Одна бабка, ведущая с выгула худую и жилистую корову, когда Содал представился и спросил об убийствах, так на него глянула, что, казалось бы, он сам, только что и совершил при ней все страшнейшие злодеяния, на которые был способен человек. А потом, плюнув в него, благо не попав, она поковыляла дальше, бормоча себе под нос проклятия на головы всех, якшающихся с нечистью, ублюдков.
Вернувшись в Дартон не солоно хлебавши, Содал заставил себя лечь спать, но в итоге, уснул лишь под утро. Вскоре после рассвета его разбудил слуга, сказав, что командор Тавос готов проехаться с ним по округе. Еще до полудня они уже были в сёдлах и ехали в сторону первой деревни, под сопровождением десяти солдат из гарнизона.
Где произошли первые убийства? спросил чародей, глядя на вечно хмурого вояку.
А я, почто знаю? буркнул тот. Неведомо мне, кто там был первый... Мне до ваших мономанов дела нет, днём и ночью только о лиходеях и думаю.
Кони месили копытами грязь. После коротенького дождика дорогу совсем развезло, а над головами висели серые тучи, обещая вскоре, повторное окропление.
Я имею ввиду, где произошли первые убийства, которые уже точно принадлежали мономану?
Кхм, надо подумать. Тавос погрузил пальцы в седеющую бороду, заскрёб подбородок. Наверное, в Нижней Косе, куда мы и едем. Она и самая большая здесь, не считая Города. В Косе, собственно, народу-то больше всего и погибло. Еще около десятки жмуров были найдены в Верхней, столько же в Пухле и пару в Кухле. В Серовье и Городе, благо, миновало. Хотя, в Городе убили одну шлюху, искололи ножом бедняжку, а потом зверски изрезали лицомать родная бы не узнала! но, как оказалось, это один ревнивый дуралей её порешил. Колотил бедняжку, зверь, и в итоге, когда она отказалась его обслуживать, зарезал. Мы его быстро нашли, вздёрнули на площади, народ порадовали. А то с этими вашими мономанами, да еще и шайкой головорезов в лесах, ужас, что творится! Люд в конец испуган, вот-вот побегут в другие земли...
Содал кивнул. Дальше ехали молча, пока опять не начал накрапывать мелкий дождик. Из серого марева потихоньку, выплывали очертания большой деревни у границы леса. Затем первый столб, на котором висел повешенный, всего в паре ярдов от дороги. Костлявые и давно разутые ноги мертвеца, впрочем, как и лицо, частично обглодали птицы. Вместо глаз на проезжающих мимо людей с осуждением пялились две чёрные дыры. Видимо, с деньгами в провинции дела обстояли совсем уж плачевно, с бледного тела мертвеца даже портки сняли, отчего скукоженный и почерневший детородный орган жалостливо мёрз на ветру. После третьего висельника Содал не выдержал, поинтересовался, за что вздёргивают.