Тенет чуть изменил наклон головы.
Вы сами ответили на незаданный мной вопрос. Пока таможня пропускает, но скоро ваши бюрократы поймут, что они теряют. Граница будет закрыта и цены, сейчас не такие уж маленькие, возрастут стократ. Поэтому я и сижу перед вами, Адам Семенович. Времени у меня не так уж и много. Я человек простой, иезуитской казуистике не обучен. У меня к вам деловоепредложение.
Рейнард сделал паузу.
Могли бы вы ввести меня в курс дела? Кто? Что? Где? И главное, почем?
Тенет открыл портфель. Достав запечатанный конверт без марки, передал Адаму.
Это маленький подарок в залог нашего будущего сотрудничества. Безвозмездный вклад в наши, я надеюсь, партнерские отношения. Благотворительностьвот главный успех современного бизнеса. Надо уметь не только брать, но и давать. В этом году в дар музеям и частным галереям мы, в общем, перечислили более десяти миллионов долларов...
Тенет замолчал. Выдержав паузу, добавил:
Мне и моей компании хочется вам верить так, как в свое время вам верил Леопольд Кравец.
Адам Семенович взял пакет в руки и... заледенел. Он даже не успел испугаться, просто держал конверт в вытянутой руке и тупо смотрел на гостя.
Лет пять назад некая личность, иногда называющая себя «Леопольд Кравец»о его существовании на планете Земля знало не больше десятка человекбыл главным организатором дипломатических коридоров из России в Европу. Тогда на Запад, используя в основном диппочту, можно было вывезти весь Эрмитаж вместе с землей. Копии висели в музее, а оригиналы продавались. Адам находился внизу пищевой цепочкион на территории Европы отвечал за доставку раритетов к частным коллекционерам. Взять футляр, перевезти его адресату вперемешку с полотнами работавших с ним в Париже украинских художниковвот и всё. Так Адам нашел главные в своей жизни деньги. Масть шла не долго. Лавочку прикрыли, когда Леопольда взорвали вместе с машиной. Сеть, лишившись главного паука, распалась.
Услышав давно подзабытое имя, у Адама Семеновича в голове начался сущий ералаш. Он гадал -откуда эта тварь знает про Лео? Выходит, он жив, а вместо Кравеца в Варшаве погиб кто-то другой? Или мертв, но оставил досье? Да какая разница? Что так милый Адамчик попадает, что эдак...
Гаранян встал, открыл сейф, осторожно надорвал бумагу и заглянул в пакеттам по минимальным прикидкам было не менее пяти тысяч долларов. Подсчитав примерные размеры подарка, он захлопнул дверцу. Затем, выйдя из кабинета, осмотрев пустую приемную, попросил секретаршу никого к нему не пускатьдля посетителей его нет.
Вернувшись и сев на самый краешек дивана, Адам Семенович спросил:
Рейнард, раз вы уж знаете о существовании Лео, царство ему небесноехороший был бизнесмендавайте по-простому. Что вас интересует?
Сермяга.
Сережа?Адам не смог удержаться, нервно засмеялся.Как я сразу не догадался,это же дважды два.
Гость удивился искусству мимикрии Адама Семеновича. Встречал его Гаранян в роли подвыпившего тамады. Когда услышал про Лео, превратился вбойцовскую рыбкуза плечами расправились крылья, подбородокна Москву, в глазах дерзкий пыл. Но, услышав про Сермягу, все его дутые роли куда-то улетучились. Хозяина галереи словно иголкой кто проткнул и из него стал выходить воздух. Лицо теперь напоминало тесто, которое подходило-подходило, да не дошлоскукожилось.
За последние дни вы второй, кто интересуется наследием Сережи,выдавил из себя Адам.
И кто мой конкурент?
А,махнул рукой,какой-то пастор. Спрашивал, где можно посмотреть работы Сергея, где они хранятся. Можно ли организовать выставку в Штатах.
Откуда такой интерес?
Удивляет что не вы первый?усмехнулся Адам Семенович.Вот вам мой ответ. Любую работу, любого художника советского периода, послевоенных летв пределах моего города, конечноя вам хоть завтра принесу. Единственное, кого не могу касатьсяСережи Сермяги.
Почему?
Адам вздохнул.
Во-первых, неизвестно где он. А вдруг завтра приедет ко мне и спросит, ах ты, сукин сын, не с твоей ли помощью мои детки теперь красуются в интернете? Что я ему отвечу?
Подождите, но ведь он, насколько я знаю, сейчас живет в США!Рейнард переставил свой портфель с ковра на паркет, как бы желая поставить точку или подчеркнуть восклицательный знак.
Тут не всё так просто,Адама вдруг прошибла испарина. Пальчики задрожали.Да, он женился на американке и уехал,это правда. Говорят, перед иммиграцией ударился в религию, перестал работать. Когда он оформлял документы, я уже был во Франции. Несколько раз слышал о нем, в Америке он выставлялся пару раз, а потом пропал,Гаранян замялся.Я и сейчас переживаю. Не для хвастовства... Но когда здесь началась его травля, я был единственным, кто встал на защиту. Впрочем,поморщился Адам Семенович,это к делу не относится.
А что с сыном?спросил Рейнард.
Сейчас, когда Сережа далеко, сыну я помогаю, подкидываю заказы. Без работы он не сидит. Андрюша неплохо пишет. Конечно, не так как отец, но для коридоров детских садиков много таланта и не надо.
Рейнард Тенет пододвинул свое кресло поближе к дивану, и пока он его тянул, ножки с визгом царапали паркет.
Откровенность за откровенность. Как художника Сермягу я не знаю, но наши консультанты посчитали, что скоро его работы должны серьезно вырасти в цене. Вот я и решил навести справки, что это за человек, сохранились ли ранние работы, можно ли их приобрести. В моем интересе ни грамма криминала, поверьте.
А ваши источники не сообщили о том, где Сермяга? Обычно цена растет после смерти художника. Неужели Сережа...
Рейнард ответил так:
Не знаю как в эту минуту, но две недели назад он был жив. В больнице, но жив.
А что случилось?
Без понятия.Рейнард положил руку себе на грудь.Честно. В любом случае, прозондировать почву, на всякий случай, должен. Я ведь не мать Тереза, ябизнесмен.
Все мы понемногу пиявки.
Ловко сказано,усмехнулся гость.А каким человеком Сергей был в молодости?
Адам Семенович улыбнулся в усы и, вспомнив про кофе, отхлебнул чуток. Повернувшись к окну, чтобы Тенету был виден его красивый казачий ферганский профиль, ответил:
Сережа всегда отличался стилем, писал не для публики, а для себя. Самоучка. По ночам работал на шахте, днем отсыпался, а потом, по учебникам, книгам изучал ремесло. Талант у него был дан свыше, а вот техники не хватало. Масло не очень любил, в основном карандашом, пастелью. Вы видели его работы?
Только графику: «В углу», «Каторга». По-моему, восемьдесят четвертый год.
А, выставка в Нью-Йорке. Вы надолго приехали?
На месяц.
У нас при поддержке головы готовится манеж, где будут выставляться работы местных художниковоткрытие намечено на конец августа. Там будет организована экспозиция работ Сермяги-старшего, те, что он оставил на родине.
Кто хозяин?
Сын. У него хранятся. Но, предупреждаю.Адам наклонился вперед.Если с картинами или с Андреем что-нибудь произойдет, я сразу сообщу в Интерпол о вашем визите.
Тенет даже не обиделся.
Спасибо за предупреждение, но будьте покойны, ничто с вашим мальчиком не случится. Неужели я похож на рэкетира?
Да, нет, скорее на порядочного человека, Но я не доверяю тем, кто хочет быть похожим на порядочного человека.
Поэтому продолжаете водиться с контрабандистами и прочим жульём?улыбка Рейнарда была само очарование.
Не дождавшись ответа, мистер Тенет, подхватил портфель и встал.
Разрешите откланяться. Хороший был кофе.
Спасибо,сказал Адам Семенович, про себя отметив, что гость так ни одного глотка и не сделал.
18 Мышка хвостиком махнула
Покинув частный храм Минервы, Томас вышел на свет. Стоя на крыльце, он подумал, что перед тем, как отдохнуть от трудов неправедных, надо бы окончательно разобраться с номером «четыре». К художникам он питал особую любовь. А тут ещё жара донимает, прибавляет злости.
Остановил такси. Сев в душную машину, буркнул адрес и прикрыл веки. Томас попытался выкинуть из памяти довольную рожу этого прощелыги Гараняна, но колючие глазки Адама, его мокрые губы, черепашьи морщины на щеках, словно выжгло на сетчаткедаже с закрытыми глазами видно. Хорошо, клинклином! Придется опять вступать в бой с минимальной подготовкой. Она-то есть, деньги отправлял, кое-что заранее припас, но Тихоня знал, чувствовалэтого мало, надо бы лучше все продумать. И всё же решать проблему номера «четыре» надо сегодня, бесповоротно, окончательно.
Подъехав к дому Андрея Сермяги, Чертыхальски расплатился и вышел на тротуар. Огляделся. Солнце в зените, пекло мировоетолько в Седово загорать,а он стоит перед засаженным липами зеленым двориком с вкопанными окрашенными покрышками на детской площадке, лавочками, и малодушно думает: «Идти или нет?». Было бы неплохо развернуться, сесть назад в машину и махнуть на ставокпоплавать, попить пивка, поглазеть на девчат. Нет, хватит! Решилсяв бой! Перед встречей с «красным» ярлыком, не хотелось бы отвлекаться на мелочи.
Не успел Тихоня сделать и пары шагов, как за его спиной раздался скрип тормозов.
К бордюру подъехала смутно знакомая белая иномарка. Из неё вышел...
У Томаса была плохая память на лица, но этого типчикаименно это слово наиболее подходило к облику водителяон признал сразу. Краснофф. Пастор. Лицо неприятное, словно смазанное, размытое. Около тридцати. Рост баскетболиста, широкоплеч, крепок, мускулист, но уже стал терять формупоявился жирок на бедрах и животе.
Слушайте, сударь,сказал «размытый»,если вы направляетесь в гости к Сермяге, то у меня к вам убедительная просьба: разворачивайте ваши стопы и катитесь куда подальше.
Томас пару секунд ошалело моргал, а потом ответил:
Голубчик, какое ваше собачье, куда я иду и к кому иду?
Краснофф усмехнулся.
Дорогой, ты думаешь, я не знаю, кто ты? Не считай всех идиотами, а если считаешь, научись не показывать этого.
Слушайте, Фф. Вы не мой исповедник, а я не ваша овца и не надо на меня тут хомут вешать, ибо ваша тропинка одно, а моя дорогаиное.
Чертыхальски сделал попытку обойти пастора, но Василий сделал шаг в сторону и остановил его плечом.
А ты попробуй.
Томас окинул взглядом фигуру соперника: кровь с молоком, наверное, футболом занимался... Американским... Встретил на корпус плотночувствуется опыт. Короткая стрижка, нос боксерас неоднократно сломанной переносицей, брови покаты, подбородок тяжелый, чисто выбрит. Посмотришьи не за что пнуть, весь такой гладенький, розовенький, а глаза бесцветные, трезвые, холодные, как у коронера.
С дороги,прошептал Тихоня.
Он не любил драк, не умел драться, да специально этому и не учился, хоть возможностей было много.
А ты попробуй,Фф ещё шире улыбнулся.
Ох, как не хотелось разворачиваться и уходить, но что делать? Бросаться с кулаками? Начать толкаться? Он что похож на идиота? Томас чуть кивнул, как бы прощаясь, развернулся спиной к пастору и, сделав шаг, вдруг оступился и как-то неосторожно начал заваливаться вперед. Так получилось, что одна нога, просто механически дернулась вверх и, скорее всего, случайно, со всей силы въехала каблуком Фф в промежность.
Томас, взмахнув руками, хоть и с трудом, но сумел устоять на ногах. Обернулся посмотреть, что с пастором. Бедняга страдал. У Василия подкосились ноги, и он медленно стал опускаться на землю, поскуливая, наливаясь краской и хватая открытым ртом воздух. Ему было так больно, что не мог стоять на коленях, поэтому со стоном лег на землю.
Тихоня подошел, тронул несчастного за плечо.
Что, совсем плохо? Ай-я-ай, как вышло неудобно. Мышка бежала, хвостиком махнула и разбила яичко. Если можете, то простите менякак-то не нарочно получилось,сказал Тихоня и, цаплей переступив через соперника, пошел к дому Сермяги-младшего.
Войдя в подъезд, он перевел дух. Нет, подобные встряски хороши, когда тебе лет двадцать-тридцать... Вообще, что он тут делает? Оно ему надо? Сидел бы тихо в Киеве, дожидаясь своего часа. Нет же, полез к чистеньким! Вот тебе, бабушка, и пенсия!
Ладно, пора за дело...
Подошел к двери. Пошарканная, коричневый дерматин в нескольких местах прожжениз дырок торчит бурая, закопченная вата. Цифр не было, но Томас знал, что пришел туда куда надо. Нажал на звонок. Тишина. Ещё раз. Прислушалсянет, ни звука. Может не работает? Постучал в дверь. Тихо. Что-то не так. Чертыхальски знал, что Андрей редко выходит из дому, в магазин (раз в два дня), на почту (два раза в неделю), на работу (раз в неделю). Каждый месяц выбирается в городской музей. Два раза в год путешествует в Киев, Москву или Ленинград. Ни друзей, приятелей или подруг. Даже просто знакомых. Что сказать? Нормальная жизнь затворника. Тихоня чувствовал, что хозяин дома. Он ещё раз постучал, уже сильнее и, наконец, услышал звук, похожий на шелест. Отойдя на шаг, пригладил волосы, осмотрел себя и остался доволен.
Дверь распахнулась и перед Томасом предстал номер «четыреАндрей Сермяга, он же увертюра и марш из «Щелкунчика» Чайковского, желтый ярлык. Ниже Чертыхальски на голову, уже в плечах, худоват, длинные темные волосы зачесаны за уши. Бледноту лица подчеркивают черные усы и аккуратно остриженная бородка. Длинная узкая серая рубаха до колен с вышивкой на манжетах и вороте, свободные брюки льняной ткани, плетенные из кожаных шнурков домашние сандалии.
Вдруг из-за спины хозяина вышла черная овчарка. Вот так сюрпризв досье о домашних животных ничего сказано не было.
Добрый день,сказал Томас, стараясь не смотреть псу в глаза.
Добрый день,ответил хозяин.
Вы Андрей Сергеевич Сермяга?
Он самый.
Я по очень важному делу.
Важному для кого?
Тихоня кивнул, мол, рад, что у собеседника отличное чувство юмора, но он при исполнении и не склонен зря тратить время, поэтому спешит представиться:
Я консультант художественного фонда Люксембурга. Моё имяЛец, фамилияПрандштеттер. Вот документы.
Вытащив из портмоне пластиковую карточку с гашеной фотографией, названием организации, голограммами ине переступая через порогТомас-Лец протянул её хозяину.
Андрей посмотрел на карточку, затем на собакута, не спуская глаз с гостя, вильнула хвостом. Сделав шаг в сторону, Сермяга сказал:
Проходите. Пират, пропусти.
Томас вошел в квартиру. В узком коридоре было не прибрано, неряшливо, как бывает в домах, где много лет делают ремонт и никак не могут остановиться. Поблекшие от времени обои, потрескавшиеся пластиковые плитки на полу, давно беленый высокий потолок с висящей на черной проволоке присыпанной пылью лампочкой без абажура. По левую руку стояла старая высокая стенка, где на антресолях хранились большие картонные ящики. Хранящуюся в прихожей верхнюю одежду от пыли закрывала цветастая штора. Дальше к стене был приставлен дорогой спортивный велосипед. Справа дверные проемыв зал и на кухню. В конце коридора ещё дверь, скорее всего в уборную, которая, Томас это видел точно, была объединена с ваннойкогда-то давно Андрей с отцом вдвоем сломали стену. Тихоне не надо было напрягать воображениеон ясно, как съемку домашнего кино, сейчас наблюдал напряженные лица работников, как они грузили в ведра мусор, кирпичи и тащили на улицу. Один раз, второй, сотый. Могли растянуть работу на два дня, но решили уложиться в один. Им казалось, что быстро управятся и не рассчитали, а потом уже не хотели останавливаться. Понятно, обаотец и сынупертые. Устали, как рабы на постройке пирамиды, но закончили до темноты. Вот Андрей ещё школьник. Коричневая форма, пионерский галстук, в руках портфель. Обнимает маму и бежит к двери, прямо к Томасу, сквозь Томасана улицу. Лица. Добрые. Улыбаются. Теней становится все больше и больше, они скользят, машут руками, движения ускоряются и настает момент, когда они все сливаются в однообразном дымном мареве. Разговоры, крики, шепот, ругань, бессмысленные фразы все ещё живут в этом коридоре: «Молока купить не забудь! Поделом... Не реви так... Андрюша, пятачок приложи... Да она сама того... Го-о-о-ол... Её больше нет... Батареи красит... Га-а-ага... Слышь, шо говорю... А как правильно?..».
Странное место, подумал Томас. Так много воспоминаний теснилось только в коридорах его родного ДОПРа, где Томас служил... Когда это было? Когда... Так до войны ещё...
Чтобы с чего-то начать он сказал тихо:
Спасибо за приглашение.
Томас замолчал, явно ожидая ответа хозяина, но Андрей и не думал поддерживать разговор.
Я вот по какому поводу,продолжил Тихоня канцелярским тоном.Мне доверено представлять интересы художественного фонда Люксембурга. Наш фонд был создан восемь лет назад на деньги иммигрировавшего после революции ныне покойного князя Николая Ростоцкого, большого знатока и ценителя искусства. После смерти князь все свое имущество завещал фонду, в обязанность которого теперь вменяется налаживание связей с его бывшей родиной, поиск и возвращение в Россию предметов искусства, вывезенного в годы временной слабости вашего государства. Кроме того, мы оказываем помощь молодым художникам в России и других странах бывшей империи. Помогаем устраивать вернисажи, выставки, налаживаем деловые связи, советуем к кому обратиться при реализации картин. Наши сотрудники и адвокаты часто бывают посредниками между мастерами и руководителями многих музеев, галерей, художественных центров Европы. Мы консультируем и, так сказать, подставляем плечо. Задача нашего фондасмотреть не только назад, но и вперед! Каждый год мы выпускаем альманах с работами молодых художников, которые, на наш взгляд могут достойно представлять русское современное искусство на западе.