Верхом, значит, пасти удобнее. Ноги бить не надо, и сверху видно все, как на ладони. Еще помогала ему собака Лохмушка. Прозвали в шутку внуки, чуть ли не по стыдобному. В прежние годы промеж себя лохматкой старики хуторские называли одну часть тела у бабского сословия. Так, сказать специфический термин, хехе.
Ну, что есть, то есть. Можно, конечно строго по научному обозвать, как в умных книжках предлагают. Но, там както все пресно. Без красоты природной.
Правда, и собачкато еще кутенком была покрыта обильно шерстью. Так, что все по ней, кличкато. Без обидки. Вроде бы и не пастушьей породы, скорей в ней была кровь волкодавов, но сообразительная Лохмушка быстро вникла в курс дела, и помогала соблюдать порядок в коровьих рядах. Вся рогатая гвардия подчинялась собачине беспрекословно. Даже флегматичный и мощный бык Степка признал в ней настоящего заместителя пастуха. Хотя, мог бы при своей могутности, враз эту надоедливую суку, втоптать в землю на манер усохшей коровьей лепешки. Не заметил бы.
Василий прилег на пригорок, где трава чуток просохла, и можно не опасаться промокнуть от обильной влаги. Стелить под себя старый брезентовый плащ, которому уже сто лет в обед, было неохота.
Плащу было лет семьдесят, не меньше. А может и больше. Скорей всего выпустили его задолго до войны. Надо же, сколь лет прошло, а ему хоть бы хны. Только выгорел сильно. Еще снял сапоги, пущай ноги малость подышат. Ну, чем не курорт? А? А вокруг красотень полная. Природа, воля. От запаха травяного даже голова кругом идет, будто в молодости. Кашка полевая духманит, Да, и коровки наедятся сегодня до сыта. Хозяйки останутся довольны.
Даже несносная Окулька. Господи, нет бабы вреднее на хуторе, чем она. Ежели, допустим, она против Лохмушки лаяться примется, то перегавкает псину! Факт! Ну, до чего же шебутная баба, ужас!
Будто шильями ее постоянно колют. Одновременно во все интимные части тела без роздыху. Так, она и в девках непоседой была. А сейчас, с годами, так вообще силу ядреную набрала, вплоть до крайней степени стервозности. Вот изобрели бы всякие ученые прибор такой хитрый. Присоединить его бы проводами к Окульлке. Так она, без напрягу, не то, что губернию, полдержавы электричеством обеспечила!
На той неделе прицепилась к Василию, дескать, на боку у ейной коровы Чернушки след от кнута. Зачем, бил кормилицу? Вред причинил, здоровья лишил. Да кто же виноват, что ее корова, такая же вредная да поперечная, как и ее хозяйка. Всегда все стадо баламутит. На потраву фермерского поля намылилась и всю несознательную живность за собой потянула. Сначала рявкнул на нее, да она все равно продолжала свою троцкистскую линию на развал единства стада гнуть. Вот и пришлось блудню хлестнуть. Не со зла, конечно, а исключительно для вразумления. Вот тогда Окулька и крысанула на Василия. Еле утек от этой вздорницы. Как только с ней Епифаний покойный жил? Казак спокойный, рассудительный, слова лишнего не скажет. Небось, от ее попреков да прицепок пустых, ушел из жизни раньше времени его дружок с далекого детства. Хотя, признаться, жили они душа в душу.
Просто наговаривает на вдову Василий, изза ору безудержного своего, по причине сурового воспитания коровы. Да, кстати, где эта блудня?
В этот раз Чернушка вела себя на удивление скромно. Усиленно поглощала сочную траву. Так увлеклась, что выдвинулась поперед всех. Ничо, пускай насыщается. Травы в буйну голову поднялись.
Пожалуй, здесь в долине, еще неделю можно потравить, если не больше. А, уж потом поближе к Городищу перегнать. Там трава силу наберет к тому времени. Как говорили старики, в том месте, в былые годы, тысячи лет назад, град был. Теперь от него лишь камни остались. Чуток из земли виднеются. Втянула их в себя Матушка Земля. Судя по размерам глыб гранитных, предки силой немереной обладали. Такие булыги и трактором не свернуть, а, не то, что руками. Да вон два таких камня недалеко лежат от берега речки Радомги. Один из них, похожий на статую половецкого истукана, наискось торчит. Метра на два возвышается. В глубину же, сказывают, на метров пять. Если не больше. Прозвали его Сварогкамень. Почему так обозвали, никто и не помнит. Ежели, прищуриться, да бочком смотреть, вроде бы на человека статуй похож. Сильно посечен только. Будто давнымдавно его кувалдами били со всей размашки. Хоть и исколот Сварогкамень от такого злобного боя, да не треснул. Рядом же, метрах в шести камень поменьше, да чуток поокруглей будет. Это Велескамень.
Опять же, старики баяли, что во время грозы, молнии всегда в эти камни бьют. Оттого они и полосами светлыми отмечены. Только вот почему электрическая сила в миллионы вольт, эти глыбы в порошок не перетерла, никто вразумительно ответить не мог.
Каким таким макаром, гранит без вреда для себя разряд в землю проводит? Но, тут ничего не поделаешь. Молчит наука
В местной газете, прозванной районной болтушкой, когда то писали, дескать, эти огромадные валуны сюда принес древний ледник. Только уже творческий ледникто оказался, с руками и мозгом. В Городище валуны по линиям сложил, по старым фундаментам затолкал. И тута, аккуратно закопал две глыбины.
Хотя, сколько себя помнил Василий, а, в детстве с ребятней всю Радомгу излазили на десятки километров вверх по течению и вниз, а больше таких глыб не встречали. Одна мелочь перекатная на берегу речки. Чуть побольше кулака размером. Такие окатыши лучше всего для банной печкикаменки подходят. Жар долго держат, и, стало быть, пара много дают. Держаться тоже долго, не лопаются от воды. Правда, и плещут нещадно на камни не ледяной водой, а, горячей из котла. Чтобы значит, резкого перепада температур не было. Это только городские по незнанию так делают.
Хотел Василий голову опустить, да показалось ему, будто отсветило промеж камней. Словно пленка тонкая блик дала. Или мыльный пузырь, какие он в детстве бессчетно пускал через соломину. Когда пузырь летит, будто радужка по бокам бежит, начиная от макушки, и до самого низа сбегает по сфере. Да, нет, почудилось, подумал Василий. Вон как солнышко светит, да воду из земли выгоняет. Только парок легкий, да воздух прогретый колышется на Радомгой. Сплошная физика, которую он еще в школе изучал. Да опять же география об этом говорит. Циклон и антициклон. Холодный воздух и нагретый. А отсюда воздушные массы гуляют сами по себе по всему земному шару. Ветра их гоняют тудасюда. И горы им не помеха. Вон, блудливая корова Чернушка, которой глубоко плевать на географию, агрономию, физику с историей, подошла к камням и принялась увлеченно щипать траву. Ну, да, там она посочнее будет. Потравить не успели.
Пускай щиплет. Главное, эта блудня отсюда никуда не денется.
Бежать некуда. За камнями Радомга. Не велика речка, не Хопер с Медведицей, ни тем более ДонБатюшка, а, сразу не перепрыгнешь. Берега здесь высокие. Вслед за Чернушкой неспешно потянулось все стадо. Даже бык Степа, настоящий господин рогатого гарема, важно подтянулся ближе. Верная и надежная Лохматка лежала рядом. Она подняла голову, осмотрела стадо. Зевнула, и опять опустила башку на лапы. Никакого беспорядка не заметила. А у нее на него чутье. Бардака терпеть не могла. Даром, что собака. Все понимает, только говорить, пока, не научилась. Пастух по ее примеру, также хотел опустить голову, и подремать малость. До обеда было еще далеко, и гнать гурт на стан, где хозяйки начнут доить своих коров, было еще рано.
Василий вдруг замер, и открыл рот. Его седые волосы сами собой вздыбились, и приподняли старенькую армейскую панаму, которую много лет назад привез из армии племяш. Тот успел послужить на южной границе незадолго до развала СССР. И было отчего ему прийти в полное изумление и замешательство. У Чернушки исчезла голова, которую она склонила до самой земли.
Но, самое удивительное, это ей не мешало двигаться вперед. Потом исчезла половина туловища. Затем он видел лишь заднюю часть.
Которую в одном фильме совсем не лектор, а горе-укротитель изобразил на листе бумаги в виде окорока. Меж тем, хвост Чернушки бодро мотался из стороны в сторону, показывая, что строптивая корова чувствует себя очень даже замечательно даже с половиной видимого отсюда тулова. Она сыта и довольна всей своей коровьей жизнью. Ее уже давно пора по примеру народа Индии считать святой, и отливать из чистого золота памятник и высекать из мрамора постамент. Василий хотел было крикнуть совсем даже не литературно, а по нашему, по простомукуда же тебя, тра- та- тата, такуюсякую, немазануюсухую понесло!
Бип- бип- бип- бип! В таком ключе до самого обеда без передыху.
Что б, значит, скотина в разумление пришла. Так ведь, с давних пор принято. Вот хозяйки порой, почему свою животину ругают? Да, они с нее всякую хворь и бесовщину сгоняют! А, то прицепится в луговине болотник, и почнет мучить в стойле корову. Здоровья лишать. А этого нечистого особыми словами отчитаешь, так он сразу, словно клоп отваливается. Не терпит низкий дух этого.
По примеру четвероногой блудницы за ней потянулось все стадо, и безследно исчезало между камней. Лишь временами беззвучно, словно тончайшая пленочка, колыхалась и отсвечивала на солнце.
За старшими рогатыми послушно прошли телята и овцы с козами.
Вот уже перед Сварогкамнем и Велескамнем никого не было.
Лишь примятая и потравленная трава в характерных шлепках дармового органического удобрения для природы, напоминала, что еще недавно здесь находилось стадо. Было и сгинуло. Будто корова всю живность языком слизала. Длинным хвостом вмиг смахнула, будто надоедливого овода или другое мерзкое насекомое самого паразитного свойства.
Пораженный необычной картиной Василий пытался чтото сказать, но кроме нечленораздельных звуков из глотки ничего не вылетало. Наверное, на таком примитивном языке общались между собой мартышки и прочие приматы, что жрали бананы в Африке.
Мозг закипал от этой необычной картины. За спиной уже появился Кондратий, который с гнусной ухмылкой собирался, что есть силы хватить несчастного хуторского пастуха, примерного работника и мужа, своей сучкастой дубиной. Впереди же, во весь рост нарисовался и ухмылялся собственной персоной Кердык. У его ног крутился наглый Песец и показывал острые зубы. Вдали маячило ГореЗлосчастие с драными котомками. Похоже, эти злыдни брали бедного хуторянина в кольцо, и выскользнуть из него он уже не мог. А воображение рисовало жуткую картину скорой кровавой расправы хуторских баб над ним посередь майдана.
Несчастным горековбоем, пастухом и пастырем в одном лице, который умудрился средь белого дня, укокошить, незнамо каким способом, целое хуторское стадо. Василий уже слышал бабий надсадный вой, ор и рев. И весь бабий визг перекрывал, надсадный полный горя и тоски, вопль растрепанной Окульки.
Убил! Погубил лиходей, злодей и тать мою Чернушку!!! Горе, мне какое!! Осиротил мя! Пустите меня бабы, отведать Васькиного мяса! Живьем буду есть басурмана! Пастух так ярко представил себе картину расправы над ним, что содрогнулся. Похоже, хуторской майдан впервые за всю свою историю, станет местом кровавой расправы. По своему драматизму эпические полотна«Утро стрелецкой казни», «Смерть коммуниста», «Допрос Жанны Дарк святой инквизицией» и «Атака камикадзе» занимали последние строчки в рейтинге. Первое место заняла лютая месть хуторских баб Василию за своих коров.
Господи! Да что же это такое делается!? бормотал Василий и растерянно оглядывался вокруг, Вот только что тута паслись! Утекли заразы! Сквозь землю провались заразы! Чур, меня! Оброни, Господи!
Лохмушка, встревоженная таким неадекватным поведением хозяина, встала на лапы и внимательно посмотрела на пастуха.
Мол, ты чего волну гонишь? Да, сыщем твоих коров, нашел проблему. Первый раз, что ли такое бывает?
Василий, как был босиком, сбежал с пригорка и остановился аккурат перед этой загадочной преградой. Лохмушка демонстративно исполнила естественные надобности, еще раз глянула на хозяина. Мол, не ссы Вася, я с тобой! И тут же юркнула в эту пелену по следу стада. Василий осторожно ткнул пальцем в эту переливающуюся хмарь. Ничего не произошло. Палец никто не отхряпал и не выплюнул ему обратно под ноги, мол, на, носи дальше. Ни боли, ни удара током он не испытал. Будь нечистая сила, так она тут же бы его в лоб шмякнула! Такое вредное у нее свойство. А здесь пока без последствий для его организма. Может, пока заманивают его? А, там сразу по сопатке со всего размаху?
Перекрестился двумя перстами. Сразу вспомнились старые молитвы, которые когда то читала его бабушка покойница, на укрепления духа.
Без стада мне ходу на хутор нет! Факт! Бабы сразу загрызут!
Укрепи мя, Господи! Да будет Воля Твоя, Господи!! Василий вновь перекрестился, закрыл глаза, и, дрожа словно цуцик, шагнул в эту хмарь. Чтоб ни дна ей, ни покрышки! Откуда она только появилась в наших краях? Жили себене тужили, и, на тебеобразовалась! Не луговой ли с болотником над ним покуражиться решили? Ведь их он всегда гоняет с этих мест, иначе они покою коровам на дадут. Мстят низкие духи, не иначе. Ведь говорила ему жена, умилостивить надо было их, а, не ершить, почем зря!
Вновь с ним ничего не произошло. Только, показалось, будто темнота накатила, и тут же ушла. За кисеей было так же тепло и солнечно. Скажем такгораздо ярче. Только до него доносился дружный звук подрезаемой коровьими резцами травы. Жрут гады, и не давятся! Значитживы, слава те Господи! Промелькнула мысль. Пастух осторожно приоткрыл один глаз. Перед ним стояла высоченная стена из сочной травы, названия которой он не знал.
Но, потому, с какой жадностью хуторское стадо ее уминало, то она для них была, что, ни на есть самой съедобной. Это же сколько возов можно здесь накосить? Прикинул про себя Василий. С десяти соток пятнадцать возов взять можно, если не больше. За всю свою жизнь, бывший хлебороб и вечный труженик никогда не видел такого зеленого богатства. Даже знаменитая кукуруза в соседнем районе выглядела перед этой неизвестной травой бледно. Вообще, такого в округе не было никогда. Пастух легко сорвал толстенный стебель, осторожно откусил кусочек длинного и шелковистого листа. Пожевал. Такой экспресс анализ в полевых условиях. Весьма сочная, и даже приятная на вкус. Хоть самому в пору становится в ряд с коровами и жевать эту вкуснятину. Ох, и молоко с нее будет замечательное! Ароматное, густое, как сливки. Ох, и обрадуются бабы от небывалого надоя! Пожалуй, Василия не бить будут, а на руках по всему хутору носить вместе в Лохмушкой и Звездочкой. А Окулька будет шагать впереди, и петь ему осанны. Дескать, славься наш Васька, славный пастух! Чтоб тебе завсегда хорошо было-аллилуйя! Аллилуйя! Слава Ваське! Аминь! А таким макаром двенадцать разов, пока не охрипнет. Кстати, лошадка незаметно для него также пришла и присоединилась к празднику живота. Ей также эта чудо- трава пришлась по вкусу.
Ладно, смилостивился он, наедайтесь до отвала. А то скоро на стан нам, на дойку. Только не разбегайтесь у меня. В такой высокой травище я вас ввек не сыщу. Здесь и огромное стадо слонов и жирафами затеряются. Вот бы загородку поставить, чтоб не разбежались Да, вот же они, прясла! Как он их сразу не увидел. Длинные ошкуренные слеги, привязанные мочалом к столбам, окружали со всех сторон хуторское стадо. А ворота были аккурат напротив этой хмари, которая по прежнему переливалась всеми цветами радуги.
Только с этой стороны ее было видно намного лучше, чем с той.
Там она была еле различима. А здесь, вон как играет на солнце.
Василий выдохнул, ну, с хоть с этой напастью он малость разобрался. Теперь надо определить, куда же скотий бог Велес, при посредстве коровы Чернушки их всех завел? Кто же мог знать, что и среди коровьевого царства свои сусанины имеются. Чудеса, да и только! Местность, как бы совсем не знакомая. Ан, нет, все же с родной стороной сличение есть немалое. Вон и проселок проявился, что со стороны Малого Кораблино к их хутору пролегал. Так, вдали казаки с косами направились на покос. На телегах, как в старину. Дивно все ему от этого. Ага, вон и хутор роднойВысокий. Как же он сразу то его не рассмотрел? Эх, а, сколько по этому они проселку с мальчишками на велосипедах наездили километров, наверное, не сосчитать. Летом с утра до вечера на улице. Домашние работы, что родители наказывали, исполнишь, и тут же шементом на волю. На берег Радомги! Эх, вспомнишь детство золотоеслезы сразу шибают! Вот где счастьето было настоящее!
Васька! Неожиданно окликнули его со спины. Пастух от неожиданности вздрогнул и повернулся. На дороге стояли его друзья детства, с велосипедами. Айда с нами купаться! На малый омут!
Тот от неожиданности он совсем растерялся. Его хуторские друзья, загорелые, вихрастые, босоногие, покрытые ссадинами и цыпками, звали его с собой в далекое детство. А оно, это самое детство, вроде бы и близко, а в то же время так далеко! Вроде бы достать его, прикоснуться, а длины рук не хватает. Расстояние не беда, времявот самый главный разлучитель. Ни одной живой душе не удавалось через время пробиться в самые лучшие свои годы. А здесь только подумал, и вот онорядом, это самое детство!