Но как я уже сказал, я зарядил его только потому, что хотел чем-то заняться. Никогда не думал застрелить себя или Мэри.
Понимаешь. Я хочу Мэри. Хочу, чтобы она обняла меня и Рэй в последний раз, как когда-то в парке. И она может. Способ есть.
Я задернул все занавески. А там, где их не было, соорудил их из одеял. Скоро встанет солнце, а мне не нужен яркий свет. Я пишу при свече, от нее в комнате теплый полумрак. Жаль, нет вина. Тут нужна правильная атмосфера.
Мэри на койке начинает трястись. Ее шея раздулась там, где скопились лозы, стремясь к лакомому кусочкумозгу. Уже скоро роза расцветет (надеюсь, ярко-желтая, она очень любила желтый цвет, всегда носила такие платья), и Мэри придет ко мне.
А когда придет, я повернусь к ней спиной. Лозы бросятся и порежут меня раньше, чем она дойдет, но я выдержу. Я привык к боли. Представлю, что шипыэто иглы Мэри. Буду так стоять, пока она не обнимет меня мертвыми руками и не прижмется к ране, которую вышила на спине, ране, которая наша дочь Рэй. Она будет меня держать, пока лоза и хоботок делают свою работу. И пока она меня держит, я возьму ее за руки и прижму их к груди, и нас снова будет трое против всего мира, и я закрою глаза и растворюсь в ее мягких, мягких руках навсегда.
перевод: Сергей Карпов