Кто это был? спросила Женя, пытаясь отдышаться. Видимо, она спрашивала про людей, стрелявших в нас.
Мародеры. Я убил их стрелка, и теперь они будут мстить, ответил я. Потом посмотрел на девушку. Она выглядела не очень хорошо. Ты как?
Давно не бегала так. Легкие наружу вырываются. И нога болит, ответила Женя.
Что легкие болят, это нормально. А вот нога. Я посмотрел на ногу Жени. И выругался. На брюках, в районе бедра, шел короткий разрез. Увидев, куда я смотрю, Женя тоже посмотрела на свою ногу. И вскрикнула. Ну, это нормально. Я бы тоже так вскрикнул, если бы получил первую серьезную рану.
Тебе нужно сесть, я подошел к Жене, помог ей сесть так, чтобы ей не было больно.
Заведя Женю в подъезд, я усадил ее там. Потом посмотрел на рану. Пуля прошла навылет, и это было хорошо. Нехорошо было то, что рана была довольно глубокой. Я снял с плеч рюкзак, и вынул аптечку.
Что ты будешь делать?
Зашивать твою ногу, ответил я, выкладывая на рюкзаке нужные мне вещи.
Но те люди скоро будут здесь.
Придут, отправятся следом за своим снайпером, проговорил я, разрезая ткань вокруг раны. Вырезав, сколько было нужно, я посмотрел на Женю. Я понимаю, что ты хочешь убраться отсюда подальше. Я тоже хочу. Но ты не сможешь идти.
Смогу. Только что ведь смогла, упорствовала Женя.
Не сможешь. Ты убегала только потому, что была на адреналине.
Но я попыталась еще что-то сказать Женя.
Не дойдешь. Поверь, я по себе знаю, сказал я. И тут снаружи раздались тихие шаги.
Женя хотела что-то ответить, но я не дал ей сказать, просто положив руку ей на рот. Я поднес палец к губам. Женя кивнула. Я убрал руку, и вытащил из ножен свой нож. Держа его в руках, я пошел к двери. Подойдя ближе, я услышал шаги. По улице шли несколько человек. Судя по шагам, один из бойцов пошел к тому подъезду, где мы прятались. Он шел аккуратно, но все же так уж и хорошо. Я его все-таки слышал. Когда боец сунулся в подъезд, он сразу же увидел Женю, но я не дал ему что-либо сделать. Дернув бойца левой рукой на себя, ударил ножом, который сжимал в правой. Потом я выбежал из подъезда, и увидел, что командир стоит ко мне боком, а третий пошел в другой подъезд. Пока они не повернулись, я начал стрелять. Офицер получил две пули в голову, а второй боец одну в грудь. Судя по тому, как он упал, он упал, я убил его. Сзади послышался какой-то шум. Я резко обернулся. Так и есть, третий пытался достать нож из своего тела. Я не стал стрелять. Убрав пистолет, я подошел к бойцу, и сам вырвал нож из его раны. Парень закричал от боли. Дождавшись, когда он прекратит, я спросил:
Сколько вас?
Парень молчал. Тогда я взял его за голову и ударил о бетонный пол. После этого повторил вопрос. Парень засмеялся. Женя вздрогнула от этого. А вот меня это не пугало. И даже не смешило.
Ты думаешь, если будешь бить меня головой, то я тебе что-нибудь скажу? отсмеявшись, спросил парень.
А ты думаешь, я буду только бить тебя головой? спросил я.
А ты можешь придумать что-то еще? ухмыльнулся парень.
Я не ответил. Вместо ответа я резко вогнал нож в бедро парню. Потом посмотрел ему в лицо. Парень не закричал, но я знал, как ему больно. Один раз я тоже попал к бандитам во время службы. Они точно также резали меня.
Знаешь, что будет, если я немного проверну нож? я продолжал спокойно смотреть в лицо парня. Хотя, откуда тебе знать. Ладно, объясню. Если я сейчас проверну нож, то он заденет одну из артерий, что проходит через бедро. И без помощи врача ты проживешь от силы часа три. И тебе будет очень больно. Как тебе такая перспектива?
Не надо, попросил парень. По его лицу текли крупные капли пота. Я все расскажу.
Мы ждем.
Парень посмотрел на меня. Ему точно не хотелось выдавать своих товарищей, но своя шкура для него дороже, чем безопасность всей группы. И меня он боялся больше, чем своего командира. Хотя неизвестно, что он сделает, когда узнает, что мы ушли.
Нас двадцать человек. Вооружены автоматами, ружьями.
Транспорт у вас есть?
Да. Две «шестерки» и УАЗ.
Сюда пришли все?
Нет. Только десять.
Значит, теперь их восемь.
Что значит вос парень не успел договорить.
Вытащив нож из его бедра, я вогнал его в грудь парню. Он умер, смотря мне в лицо. На нем теперь уже навсегда застыла гримаса удивления. Я отвел взгляд от его лица, и пошарил по карманам парня. Помимо двух маленьких коробок патронов к автомату, я нашел еще пачку сигарет. Убрав пачку в карман, я посмотрел на Женю. Лицо у нее было такое же напуганное, как у парня, перед тем, как я убил его.
Зачем? спросила она, когда я посмотрел на нее.
Если бы я оставил его в живых, он бы рассказал своим товарищам, что ты ранена, ответил я, подходя к ней.
Обязательно было пытать его?
Давай об этом поговорим, когда уберемся отсюда? Сейчас сюда придут его товарищи, говоря, я перевязывал женину ногу.
Закончив, я убрал все в аптечку, а саму аптечку убрал в рюкзак. Потом я посмотрел в лицо Жене. Ее лицо почти не изменилась. Она все также смотрела на меня со страхом.
Прости, что пришлось это делать при тебе. Просто по-другому он ничего бы не сказал, извинился я. Потом помог Жене подняться, и показал на комнату на первой площадке. Она пошла туда, хромая на раненную ногу.
* * *
Вот теперь я закончил, сказал я, накладывая последний стежок, а потом завязывая узелок.
Завязав узелок, я осмотрел свою работу. Потом взял бинт, и на всякий случай наложил сверху. На случай, если швы все-таки разойдутся. Закончив, я еще раз осмотрел ногу.
Ты осматриваешь швы, или на мои ноги засматриваешься? спросила Женя.
Швы осматриваю. Лучше тебе несколько дней не бегать, ответил я, собирая все, что вытащил, в аптечку.
Но у нас с тобой нет этих нескольких дней.
Ага. Нам нужно добраться до твоего дома как можно быстрее.
Я убрал в рюкзак аптечку и подал Жене ее одежду. Потом вышел в соседнюю комнату. Мы были уже в районе метро Алексеевская. До места, где мы сейчас находились, добрались довольно быстро. Мародеры нас догнать не могли, так как я старательно запутывал следы, пока бежали. Выйдя в соседнюю комнату, я взял стоящий у двери автомат, и положил его на стол. Первым делом я снял с него коллиматор. Его я убрал в сумку с другими. Убрав коллиматор, я вытащил набор для чистки оружия, который мне дали в Лавре вместе с патронами, и принялся за чистку оружия. За окном уже стемнело. На самом деле мы еще долго могли идти, но из-за ранения, полученного Женей, мы прошли еще меньше, чем вчера. Если б я знал, что на Маленковской будет такая фигня, поехал бы сразу на Комсомольскую. В комнату зашла Женя. Я посмотрел на нее. Вместо порезанных мною брюк она одела камуфляжные, да и футболку одела новую. Вот только холодно ей в одной футболке, наверное. На улице все-таки не лето, а зима.
Почему ты кофту не оденешь? спросил я, заканчивая чистку, и собирая автомат.
Мне не холодно, ответила Женя. Она сидела на подоконнике.
Не сиди на подоконнике, заболеешь, посоветовал я Жене.
Вокруг нас творится зомби-апокалипсис, а ты боишься, что я заболею? спросила Женя. Но с подоконника она все-таки слезла, и села на стул напротив меня.
Ну, проблемы с зомби я могу решить парой выстрелов, а вот бороться с простудой сложнее, ответил я, отставляя в сторону автомат, и берясь за винтовку.
С винтовкой МЦ-116М мне до этого работать не приходилось, так что с ее разборкой пришлось потрудиться. Оказалось, что снайпер ее почти не чистил, так что пришлось чистить за него.
Вот что за люди не следят за своим оружием? раздраженно спросил я, в очередной раз, прочищая ствол шомполом.
Может быть люди, не умеющие пользоваться винтовкой? спросила Женя, доставая из своего рюкзака все, что ей нужно для приготовления ужина.
Судя по тому, как он из нее стрелял, и как он устроился, так не скажешь, я оторвался от чистки оружия, и посмотрел на Женю. Но ты же сюда не об этом поговорить пришла?
Женя посмотрела на меня с непониманием. Потом она продолжила вытаскивать из своего рюкзака вещи.
Почему ты был так спокоен, когда пытал того парня? спросила она.
Потому что мне не в первый раз приходится это делать, ответил я, при этом собирая винтовку. Собрав ее, я поставил ее около автомата, и отошел к окну.
Как это «не в первый раз»? переспросила Женя.
Я молчал. Мне совершенно не хотелось говорить с Женей о своей службе, особенно о том, где я научился так спокойно смотреть на страдания людей. Но говорить, видимо, придется. Но как же мне этого не хотелось.
Впервые мне пришлось смотреть, как человека пытают, когда я служил в ФСБ. Тогда у нас похитили одного из бойцов, а узнать, где он, обычными методами, не удалось, наконец начал рассказывать я. Сам я не люблю прибегать к таким жестким методам, но иногда приходится.
Но как можно так делать? Как можно наносить человеку увечья, чтобы узнать у него что-то? спросила Женя. Ведь можно просто пригрозить, зачем сразу резать?
Иногда они просто не слушают угроз, понимаешь, я повернулся к Жене, и говорил, смотря на нее. Они отлично понимают, что нам не позволяют полномочия сделать то, чем мы им угрожаем.
Ага, а резать их вам полномочия позволяют? спросила Женя с едкостью в голосе.
А им кто позволяет это делать? я начал закипать.
Ты понимаешь, что говоришь? Они преступники, а ты военный.
Значит, мужикам, что пытали меня, когда я был в армии, можно было это делать, а я должен сдерживаться? сказал я раздраженно.
Да, ты должен сдерживаться, иначе ты будешь таким же преступником они, таким же тоном ответила мне Женя.
Я замолчал. Женя смотрела на меня разозленным взглядом. Я впервые видел ее злой. Но больше всего меня расстраивало то, что Женя расстроилась из-за меня. Ничего больше не сказав, Женя ушла в соседнюю комнату. Я остался на кухне. На плечи сразу же будто навалилась гора. Опустившись на стул, я достал пачку «Parlament». Потом из другого кармана достал зажигалку. Но я так и не закурил. «Все плохое, что ты сделаешь в своей жизни, будет причинять тебе боль». Фраза, которую отец сказал, когда я подрался в первый раз, вспомнилась как раз вовремя. Я раздавил сигарету в кулаке. Потом точным броском выкинул сигареты в окно. Постояв немного, я пошел в комнату, где спала Женя. Дверь была закрыта. Я постучался, но Женя не ответила. Я некоторое время постоял у закрытой двери, потом открыл ее. Женя лежала на кровати, спиной ко мне.
Я зайду? спросил я, стоя в проеме.
Ты без стука открыл дверь и еще спрашиваешь разрешения? спросила в ответ Женя. Но прежде, чем я ответил, она продолжила. Заходи, раз уж пришел.
Я зашел в комнату. Зайдя, я взял стул у компьютерного стола. Потом осмотрелся. Видимо, здесь была комната парня, которому было лет восемнадцать. На стенах висели плакаты, порезанные в нескольких местах, в углу висела гитара. Я подошел к ней. Провел по струнам.
Ты молчать пришел? спросила Женя, все еще лежа ко мне спиной.
Я не знаю, с чего начать, сказал я, смотря на гитару. Потом я повернулся, подошел к кровати, на которой лежала Женя, сел на край. Прости меня, Жень. За то, что я не сдержался. Я не имею никакого права повышать на тебя голос.
Женя ничего не ответила. Она продолжала лежать на боку, спиной ко мне.
Мне никогда не нравилось пытать людей, произнес я, смотря перед собой. А спокоен я так из-за того, что каждый раз, когда я причиняю преступникам боль, то вижу тех, кто пытал меня.
То есть ты вымещаешь свою злость на своих мучителей на других, не поворачиваясь ко мне, сказала Женя.
Получается, что да, согласился я.
Женя зашевелилась. Я посмотрел на нее. Волосы Жени в беспорядке лежали на кровати, на лице были видны дорожки от слез. И все это на ее прекрасном лице из-за меня.
Прости меня.
Меня расстроило не то, что ты пытал того человека, а то, что ты не понимаешь то, что делая это, ты становишься на одну планку с ним, сказала Женя.
Она смотрела на меня.
Никогда о подобном не думал, признался я.
Женя руками стерла слезы с лица, потом села рядом со мной. Потом посмотрела на меня. Я не мог оторвать взгляда от ее зеленых глаз. Мы не говорили ни слова. Слов было не нужно. Женя подсела ближе, и поцеловала меня.
Дай мне слово, что больше ты никогда не будешь пытать людей, потребовала она, немного отстранившись от меня.
Даю слово.
Слово военного? уточнила Женя.
Конечно.
Женя улыбнулась, и положила руки на мою шею. Потом снова поцеловала меня. Мы опустились на кровать. Мои руки лежали на талии Жени.
И все-таки я виноват.
Об этом мы поговорим позже. А сейчас молчи, улыбнулась Женя, и закрыла мне рот ладонью.
* * *
Я проснулся от того, что в глаза мне ударил солнечный луч. Зажмурившись, я на ощупь нашел свои часы. На них было почти девять. Я попытался сесть, но понял, что не могу. Я повернул голову направо, и увидел, что голова Жени лежит на моей груди. Ее руки обхватили мою левую руку. Я вспомнил, что произошло вчера, и вздохнул. Не нужно было доводить до этого. Но ничего уже не изменить. Все произошло, как произошло. Я снова посмотрел на Женю. Ее лицо было закрыто волосами, но и так было видно, что она красивая. Словно почувствовав мой взгляд, Женя открыла глаза. Сначала она тоже зажмурилась от солнечного света, потом посмотрела на меня, и улыбнулась.
Доброе утро, сказала она.
Доброе, поздоровался я. Нам пора выдвигаться.
Угу. Сколько время?
Полдевятого. Уже рассвело. Причем довольно сильно.
Тогда встаем.
Женя убрала голову с моей груди, и отпустила мою руку. Я сел на кровати, и начал одеваться. Надев брюки, я взял футболку. К моей спине прикоснулись женины пальцы. Она коснулась одного из моих шрамов, которые я получил, когда меня пытали. Она провела рукой вдоль него, потом спросила:
Как ты вытерпел это?
Не знаю. Но было адски больно, ответил я.
Я не дам никому снова причинить тебе боль, Женя обняла меня за плечи со спины, и поцеловала в щеку.
А я не дам кому-либо причинить боль тебе, пообещал я.
Женя поцеловала меня, все также стоя на коленях за моей спиной. Ее волосы рассыпались по моим плечам.
Нам пора выезжать, напомнил я.
Зануда, сказала Женя, отпуская меня. Перед этим она поцеловала меня в щеку.
Я усмехнулся. Одел футболку и носки. После этого я встал, и взял с тумбочки кобуру. Потом повесил ее на специальное плечевое крепление. После этого я накинул кофту, и пошел на кухню. Подняв с пола свой рюкзак, я достал оттуда батон хлеба, пару бутылок с водой, и палку колбасы.
Уже кашеваришь? спросила Женя, заходя в кухню.
Угу, ответил я, нарезая бутерброды.
Я думала, сегодня моя очередь, Женя сделала удивленное лицо.
Ну, можешь вскипятить воду, если будешь чай.
А ты не будешь? спросила Женя, доставая из моего рюкзака газовую горелку и кружку.
Водой обойдусь, надо спешить.
Женя поставила воду кипятиться, а я протянул ей стопку бутербродов. Себе я взял другую. Потом достал из рюкзака карту. Раскрыв ее, я начал простраивать короткий маршрут до Тульской. Именно там до начала Заражения жила семья Жени.
Сегодня надо пройти как можно дальше, сказал я, рассматривая карту, и держа в руке бутерброд.
Пройдем. Главное, чтобы никто не помешал.
Ага. А лучше бы машину найти, сказал я, сворачивая карту, и убирая ее в рюкзак.
Ты позавтракай лучше.
Как твоя нога? спросил я, прожевав бутерброд.
Хорошо. Побаливает немного только. Но идти смогу.
Надеюсь, бегать нам сегодня не придется.
Позавтракав, вышли в путь. Первым вышел я, второй как всегда шла Женя. На улице было прохладно, но хотя бы снега нет, уже хорошо. Шли, двигаясь вдоль зданий, чтобы сложнее было заметить наши следы. А сталкиваться с кем-то мне не хотелось. Особенно с мародерами. А одна из шаек наверняка до сих пор колесит по округе в поисках меня.
Федя, голос Жени вырвал меня из размышлений. Я повернулся к ней. Ты заметил, что погода сегодня не зимняя?
Если ты про отсутствие снега, то да.
Дело не в этом, Женя догнала меня, и шла рядом со мной.
А в чем еще? я посмотрел на Женю с непонимающим взглядом.
Слишком тепло. Ты часто зимой видел температуру минус пять градусов?
Только в Декабре.
А сейчас уже Январь. Обычно в Январе очень холодно.
Я задумался. А ведь Женя права. Погода на улице на самом деле слишком теплая. До этого момента я думал, что мне тепло из-за того, что я двигаюсь, но после слов Жени все немного иначе. Я посмотрел на Женю.