Кларк Эштон СмитРассказы
Садастор
Повествование о минувших давних странствиях демона Шарнадиса, оказавшегося на гибнущей планете Садастор. Там, посреди гибнущей планеты, в единственной уцелевшей долине Шарнадис обнаружил пересыхающий водоем, а в немсирену Луспиал, ранее завлекавшую и губящую моряков. Исполненный сострадания демон предлагает сирене перенести ее на иную планету. Но коварная соблазнительница отвергает помощь, предпочитая погибнуть вместе со своим миром
SADASTOR, 1930
Послушайте историю, поведанную демоном Карнадисом прекрасной ламии, когда сидели они на вершине Мофии, у истоков Нила, в те годы, когда сфинкс еще был молод. Ламия была раздосадована. По всем Фиваидам и Абу о ее красоте неслась зловещая молва; мужчины страшились ее уст и остерегались ее объятий, и уже две недели она не видела ласки. Она била своим змеиным хвостом по земле и тихо стонала, плача змеиными слезами. И тогда демон, дабы утешить ее, рассказал ей эту историю.
«Давным-давно, в золотые дни моей юности, я, как и все молодые демоны, любил расправить свои ловкие крылья, любил парить над Тартаром и прудами Пифона, подобно грифу; или же подняться выше, к звездам. Я гонялся за Луной с сумерек вечерних до сумерек утренних и узрел ее лик, что всегда отвернут от Земли. Сквозь наледь я читал руны, сохранившиеся на колоннах в лунной пустыне; на стенах ее древних городов, погребенных под снегом, начертаны иероглифы, что таят ответы на забытые загадки и ключи к событиям прошлого. Я пролетал сквозь тройное кольцо Сатурна, где сношался с прекрасными василисками на островах, на целую лигу возвышающихся над необъятным океаном, каждая волна в котором подобна Гималаям. Я бросил вызов облакам Юпитера и черным холодным безднам Нептуна, во все века увенчанным лунным светом. И я плавал дальше, к исполинским солнцам, в сравни с которым нашевсего лишь огарок свечи в темном погребе. Там, на чудовищного размера планетах, я опускался на горы, огромные, как целые миры возле нашего солнца. На тех горах служат невообразимому Злу, что имеет тысячу имен и тысячу образов, поклоняются ему непостижимыми способами. Или же я садился на цветки, гигантские, будто колонны, и пахнущие ароматом невыразимой мечты, насмехался над тамошними чудовищами и соблазнял их жен, расхаживающих у подножья моего укрытия.
И вот, в беспрестанных скитаниях по самым отдаленным галактикам, набрел я однажды на забытую всеми умирающую планету, что на языке ее людей называлась Садастор. Бескрайняя, тоскливая, серая в свете угасающего солнца, испещренная бездонными расщелинами, покрытая от полюса к полюсу песчаными дюнами, планета висела в пустоте, без луны или спутникаизгой и символ неизбежности судьбы для миров, чьи красота и молодость еще не увяли. Сбавив скорость, я полетел по ее экватору над вершинами циклопических вулканов и обнаженными хребтами древних гор, над пустынями, усыпанными солью, белыми, несомненно служившими когда-то ложем для океана.
В самой середине одной из этих пустынь, далеко за горами, когда-то бывшими побережьем океана, я нашел широкую и извилистую долину, еще дальше уходящую вглубь этого ужасного мира. Она была обнесена стеной обрывистых скал с подпорками и башенками ржаво-красного камня, из которого древние моря выточили мириады ужаснейших фигур. Я медленно парил меж скал, путь мой вел все вниз и извивался спиралями невыносимого, безнадежного отчаяния, а свет делался все темней по мере того, как надо мною все больше смыкались зубчатые стены из странного красного камня. Здесь, облетев внезапный изгиб глубочайшей бездны, куда лучи солнца падали лишь на мгновение в полдень, а камни были багровыми в вечной тени, я обнаружил озерцо темной зеленой водывсе, что осталось от океана, тихо угасающую среди крутых, нерушимых скал. И оттуда послышался голоссладкий, подобно смертоносному вину мандрагоры, и тихий, словно бормотание морской раковины. И молвил голос:
Остановись, молю тебя, постой, скажи, кто ты, явившийся скрасить одиночество моей смерти.
Тогда, опустившись на берег озера, я вгляделся в его темные глубины и увидел слабое мерцание женской фигуры, выглядывающей из воды. То была сирена, с волосами цвета водорослей, берилловыми волосами и дельфиньим хвостом.
И я изрек:
Ядемон Карнадис. А кто ты, о та, что осталась в этой отвратительной бездне в самом сердце умирающего мира?
Она ответила:
Я сирена, и имя мне Лиспиаль. От морей, где я резвилась и предавалась удовольствиям много веков назад, где на берегу моего острова я дарила очаровательную смерть доблестным морякам, осталось лишь это озеро. Увы! Вода убывает с каждым днем, и когда озера не станет, придется и мне встретить гибель.
Она заплакала, и ее соленые слезы падали вниз и смешивались с солеными водами озера.
Я был бы счастлив ее утешить, и я сказал:
Не плачь, я подниму тебя на своих крыльях и унесу в новый мир, где ясные, словно небеса, воды переполняющихся морей разбиваются о низкие побережья земель, зеленых и золотых, цвета первозданной весны. Там, быть может, ты найдешь себе пристанище на многие тысячи лет, и галеры с расписными веслами, огромные суда под алыми парусами будут проплывать у твоих скал в красном свете заката, накрытые штормом, и разбиваться под сладостные звуки твоей смертельной песни.
Но она все так же безудержно рыдала, причитая:
Ты добр, но этим мне не поможешь, ибо рождена я в водах этого мира, и здесь же назначено мне умереть. О моря мои, вы, мои сапфиры, что соединяли берега нестареющих цветов и берега бесконечных снегов! О ветры, что приносили ароматы морей и трав, благоухание цветов морских и цветов земных, пьянящие запахи заморских бальзамов! О квинквиремы бесконечных войн и суда торговцев с шелковыми парусами, что ходили между островами варваров, доверху нагруженные топазами и винами, нефритом и идолами из слоновой кости в те времена, от которых уже не осталось даже легенд! О мертвые капитаны, о статные моряки, принесенные к моему ложу из янтарных водорослей волнами отлива, в мой грот под мысом, заросшим кипарисами! О поцелуи, коими одаряла я их холодные бледные губы, их сомкнувшиеся мраморные веки!
Грусть и печаль охватили меня, ведь я знал, что она говорила тяжкую правду, и что ее судьба заключалась в этом иссыхающем озерце горькой воды. И после многих соболезнований, столь же расплывчатых, сколь бесполезных, с горечью в душе я распрощался с ней и тяжело улетел тем же путем, откуда явился, и поднимался вверх, в мрачные небеса, пока Садастор не остался лишь темной пылинкой далеко внизу. Однако скорбный призрак судьбы сирены и ее горе мучительно стояли надо мной, и только в поцелуях страстной вампирши с далекого, молодого и буйно цветущего мира я смог забыть о ней. И я рассказываю тебе эту историю, и, может статься, ты утешишься ею, ведь может выпасть на долю участь гораздо печальней, чем твоя».
Перевод: А. Кемалидинов
Ужасы Йондо
Герой спасся от жестоких инквизиторов Онга, но при этом очутился на границе пустыни Йондо, об ужасах которой ходили самые невероятные слухи. Что теперь делать герою: перебороть себя и отправиться через пустыню, или вернуться?
THE ABOMINATIONS OF YONDO, 1926
Песок пустыни Йондо не похож на песок других пустынь: Йондо ближе любой из них к краю света и могучее дыхание бездны покрыло ее серой пылью последним подарком неведомых погибших планет и черным пепломостанками давно выгоревших звезд. Темные горы, возвышающиеся на ее неровной, изрезанной трещинами поверхности, не все принадлежат нашему миру: по меньшей мере часть из нихэто астероиды, свалившиеся с неба и полузасыпанные песками. Исконные обитатели Йондобессмертные джинны, переселившиеся сюда с других планет, и дряхлые демоны, нашедшие в пустыне пристанище после гибели прежнего ада.
Клонилось к вечеру, когда я, выбравшись из бесконечных зарослей кактусов, увидел у своих ног серый песок пустыни Йондо. Хотя была весна, в этом фантасмагорическом лесу не ощущалось ни малейших признаков весеннего пробуждения. Истекающие ядовитыми соками, потрескавшиеся, полуразложившиеся стволы кактусов были совершенно не похожи на обычные, безобидные растения, воздух напоен был тяжелым запахом гнили, а островки мха, словно пятна проказы, густо покрывали черные камни. Бледно-зеленые змеи тянули ко мне свои узкие головы из-за кактусов, гипнотизируя тяжелым взглядом лишенных век и зрачков кроваво-красных глаз. Мне они очень не нравились, равно как и умопомрачительных размеров грибы с бесцветными ножками и шляпками ядовито-фиолетового цвета, усеивавшие болотистые берега вонючих водоемов. Зловещие морщины, появлявшиеся при моем приближении на поверхности воды и исчезавшие, когда я проходил мимо, тоже мало кого на моем месте привели бы в восторг, а мои нервы к тому же до предела расшатаны были только что перенесенными жесточайшими пытками. Но только тогда, когда заросли стали постепенно редеть, а под ногами все чаще начали появляться песчаные языки пепельного цвета, я до конца осознал всю глубину ненависти ко мне жрецов Онга и всю изощренность их мести за мою ересь.
Думаю, что не стоит рассказывать здесь о той беззаботной неосторожности, что отдала меня, чужестранца, случайно попавшего в эти края, в руки страшных магов и чернокнижниковжрецов Онга, бога с головой льва. Воспоминания об этом и обо всем, что случилось потом, еще слишком свежи и мучительны: а мне хотелось бы навсегда забыть и это посыпанное острым щебнем ложе, на котором распинали нагую беспомощную жертву, и полутемный подвал с шестидюймовыми отверстиями у полачерез них в камеру заползали из близлежащих катакомб сотни толстых червей, пожиравших тела умерших. Скажу только, что исчерпав свою изобретательность, мои мучители посадили меня на верблюжью спину, завязав предварительно глаза, и после нескольких часов тряски высадили на рассвете в этом мрачной лесу. «Иди, куда хочешь», сказали они мне и сунули в руки бурдюк с затхлой водой и кусок черного хлебамилосердный дар их жестокого бога. Вечером того же дня я вышел к краю пустыни Йондо.
До тех пор я не допускал мысли о возвращении, хотя и зловещий кактусовый лес, и существа, в нем обитающие, изрядно меня пугали. Но теперь, вспомнив все те страшные истории, которые приходилось слышать об этом месте, я остановился в нерешительности. В Йондо, говорили мне, мало кто попадает по своей воле, а из тех, кто все же туда, попадает, возвращаются немногие. Впрочем, те, что вернулись, тоже оказались отмеченными печатью судьбы: до конца своих дней они испытывали припадки беспричинного страха, а безумный блеск их ничего не видящих, устремленных в пространство глаз наводил ужас на всех, кому доводилось с ними встречаться.
И вот теперь я делал нелегкий выбор, растерянно поглядывая на пепельно-серый песок у своих ног: идти ли дальше или вернуться, предавая себя в руки жестоких жрецов Онга. И все же, после некоторых колебаний, проваливаясь на каждом шагу по щиколотку в отвратительное мягкое месиво, я отправился дальше, преследуемый огромными, величиной с тарантула, длинноногими комарами. Когда я растоптал одну из этих тварей, поднялась тошнотворная вонь, еще более отвратительная даже, чем их мертвенно-белая окраска.
Однако, если быть объективным, пока все, что я пережил по дороге сюда, было не более, чем мелким неудобством по сравнению с тем, что мне, по всей видимости, предстояло испытать. Передо мной расстилалась громадная страшная пустыня, над ней висело огромное, неестественно багровое солнце, все это было полуреально, как наркотический сон. Где-то на горизонте высились горы, о которых я уже упоминал, между мной и ними лежала серая, пустынная равнина с невысокими голыми холмами, похожими на спины полупогребенных монстров. Пройдя дальше, я увидел огромные ямыследы которых не в силах был заглушить даже покров пыли, на них лежавший. Я натыкался на поваленные кипарисы, гнившие рядом с руинами мавзолеев, по которым ползали мохнатые толстые хамелеоны с зажатыми во рту королевскими жемчужинами. В котловинах лежали городапрестарые руны, в которых не осталось ни единого целого здания, и которые продолжали распадаться частичка за частичкой, атом за атомом. Я перетаскивал свои покалеченные пытками ноги через огромные кучи щебня, бывшие когда-то великолепными дворцами, величественные некогда храмы песком растекались под моими ступнями. Надо всем этим висела мертвая тишина, лишь изредка прерываемая сатанинским смехом гиен и шелестом и шуршанием ползавших вокруг змей.
Взобравшись на один из курганоподобных пригорков, я увидел внизу тускло мерцавшее зеркало таинственного озера, невероятно зеленое, словно из малахита. Озеро было далеко внизу, но почти у самых моих ног на отполированных волнами склонах котловины лежала грудами соль, и я понял: все, что я вижувсего лишь жалкие остатки существовавшего здесь в незапамятные времена моря. Я спустился вниз и подошел к берегу, собираясь смыть пыль и пот с натруженных ног, но зачерпнув рукой эту древнюю воду, завопил от болиона обжигала кожу, словно расплавленное олово.
Хотя вымыться не удалось, я решил все же отдохнуть здесь, на берегу озера, и подкрепиться хотя бы той убогой пищей, что, издеваясь, оставили мне жрецы. Передохнув чуточку, я собирался продолжить путь. «Если повезет, думал я, я пересеку пустыню и выйду к северной ее окраине. Там тоже не сладко, но не так страшно, как в Йондо, и туда время от времени наведываются племена кочевников. Кто знает»
Скромная трапеза вернула мне силы, и я, впервые за много дней, счет которым давно уже был потерян, почувствовал, как во мае слабо шевельнулась надежда. Комары трупного цвета давно уже от меня отстали и, если не считать зловещую гробовую тишину и кучи мусора среди древних руин, ничего страшного я пока не видел. Мне начало казаться даже, что ужасы Йондо значительно приукрашены
И тут, именно в этот момент, я услышал дьявольский хохот, донесшийся до меня откуда-то сверху. Внезапно начавшись и напугав меня до смерти, он все еще длился, словно проявление радости некоего сумасшедшего демона. Приглядевшись, я заметил чуть выше того места, где сидел, вход в темный грот, обрамленный зеленоватыми сталактитами. Хохот, похоже, исходил именно оттуда.
Я испуганно застыл в оцепенении, вглядываясь в черное отверстие. Хохот усилился, но еще несколько секунд ничего видно не было. Но вот что-то блеснуло во тьме и затем, с внезапностью и неотвратимостью кошмара, появилось Оно. Белое, безволосое, яйцеобразное тело чудовища было величиной с туловище козы и опиралось на девять длинных многосуставчатых, словно у гигантского паука, ног. Оно пробежало мимо меня к воде, и я увидел, что на его кошмарно деформированной морде совсем не было глаз только пара ушей ножами торчали над его головой да тонкий, сморщенный хобот плетью нависал над красным ртом, губы которого, растянутые в гримасе вечного хохота, открывали два ряда острых мышиных зубов.
Тварь жадно припала к горькой воде, погрузив в нее хобот. Уже утолив жажду, она, видимо, почуяла меняхобот поднялся и его кончик направился в мою сторону. Не знаю, что собиралось делать чудовищеброситься на меня или, напротив, убежать, я уже не мог выносить напряжение и рванул изо всех сил прочь, перепрыгивая на бегу через камни и глыбы соли.
Вконец запыхавшись, я остановился и прислушалсяпогони не было. Все еще дрожа, я присел под скалой, но мне в этот день не суждено было вкусить покоя. Началось второе из удивительнейших приключений, заставивших меня поверить, наконец, в правдивость всех рассказываемых о Йондо историй.
Еще больше, чем хохот, меня напугал крик, раздавшийся где-то сбоку это был наполненный невыразимой мукой и ужасом вопль женщины, беспомощно бьющейся в лапах демона. Повернув голову, я увидел красавицу, настоящую Венерунагая, полузасыпанная песком, она умоляюще протягивала ко мне руки, ее расширенные страданиями глаза взывали о помощи. Я подбежал к неймоя рука коснулась мраморной стати, холодной и неподвижной, ее руки, а также угадываемое изящество стана и бедер скрывал песок. Потрясенный до глубины души, я отскочил в сторону и снова услышал душераздирающий крик агонизирующей женщины. Но теперь я уже не оглядывался, не смотрел в эти взывающие о помощи глаза, на эти вытянутые в умоляющем жесте руки.
Вверх, я бежал вверх по бесконечному стоку, прочь от этого озера, спотыкаясь о базальтовые обломки, раня руки об острые кромки камней, перескакивая через ямы, заполненные едкой соленой жижей. Я мчался, как человек, бегущий из одного кошмарного сна во второй. Иногда я ощущал ухом какое-то холодное дуновение, которое не могло быть результатом моего бега, а когда я, добравшись до одной из наиболее высоко расположенных террас, обернулся, то увидел странную тень, шаг в шаг бежавшую рядом с моей тенью. Это не была тень человека, обезьяны, вообще любого другого известного мне животногослишком уж гротескно вытянута была ее голова, слишком горбатым скрюченное тело, я не смог бы даже точно сказать, сколько ног было у этой тенипять или то, что казалось мне пятой ногой, было всего лишь хвостом. Страх придал мне силя в мгновение ока взметнулся наверх и лишь затем снова оглянулся. Кошмарная тень все также шаг в шаг мчалась за моей тенью. Вдобавок к этому появился какой-то тошнотворный запах. Я оставил за собой уже целые мили, багровое солнце над вершинами астероидных гор продвинулось далеко назад, а страшная тень все также неслась рядом, не приближаясь, но и не отставая ни на один шаг.