Алексей КарелинЕретик
ГЛАВА I
Карие глаза смотрели из-под кустистых бровей хладнокровно. Рука твердо сжимала широкий армейский нож, готовая рвануться в сторону и оставить на горле лейтенанта кровавый след. В густой бороде хищно блестел оскал.
Опустить оружие, выдохнул взмокший лейтенант.
Островский выполнить приказ не спешил, искал выход. Их, солдат, пятеро. Лейтенант не в счет: с колен атаковать неудобно, к тому же командир, похоже, обосрался. Боевиковтрое. Склонить оружиеверная смерть. Горцы беспощадны к врагам, особенно к русским. Атаковать, значит, потерять командира.
Хотелось обернуться к товарищам: найти поддержку или уловить пару сигналов, раскрывающих план атаки, но это значило на пару секунд утерять из виду боевиков.
Островский кожей ощутил, как солдаты по обе стороны от него опустили автоматы, выругался про себя.
Ну, а вы что же? спросил Магомаев и дернул лейтенанта за волосы, отчего подбородок командира задрался.
Это «вы» несказанно обрадовало Островского: он не один.
Сдерживающая сила, ответил Островский как можно ровнее. Два на двагарантия, что ни одна из сторон не атакует.
Магомаев качнул головой, в глазах мелькнуло одобрение.
Вставай! рявкнул боевик и рывком поставил пленника на ноги.
Мать твою, Островский, ты что делаешь? заскулил лейтенант. Отдай им оружие, пусть уходят.
Магомаев осклабился. Он понимал, что Островский уже попрощался с командиром. Лейтенант умер бы в любом случае, поэтому важнее было сохранить группу. Тем не менее Магомаев счел нужным предупредить:
Если я услышу, что нас прэследуют, вашему главномуконэц.
Магомаев прикрылся лейтенантом, как щитом, и медленно отступил в заросли. За ним ретировались и боевики.
Солдаты стояли на поляне, открытые невидимому врагу. Островский чувствовал себя голым. Кожу покалывало, точно с десяток стволов метил ее продырявить. Буйство зелени рассредоточивало внимание. Островский закрыл глаза.
В кронах шелестел ветер, где-то впереди шуршала палая листва под ногами боевиков. Хрустнула ветка в стороне.
Ложись! заорал Островский.
Кто упал, кто присел. Один замешкался и принял на себя автоматную очередь. Островский открыл ответный огонь, скомандовал:
В укрытие!
Островский водил стволом автомата вслепую. Пули срезали кусты, выбивали труху из стволов деревьев, взметали палую листву. Противник был вынужден зарыться в землю.
Рожок опустел. Островский отточенным движением вставил второй, притянутый к пустому изолентой.
Загрохотало со стороны отхода боевиков. Левую бровь обожгло, толкнуло в плечо, в лицо прыснули фонтанчики земли. Тут же огрызнулись автоматы за спиной. Товарищи надежно спрятались в тени леса и били по зарослям, давая Островскому возможность уйти из-под обстрела. Островский бросился к своим, спотыкаясь, чуть не на троих. Укрылся за старым бугристым вязом.
Наступила тишина.
Эй, ты слышишь меня?
Артем махал ладонью перед глазами. Я заморгал, посмотрел на друга, на кавказцев у бара, опять на Артема. Попытался улыбнуться, но лишь дернулся уголок рта.
Извини. Так о чем ты?
Артем оглянулся и понял причину моего забытья. Пожал плечами и повторил:
Как Люда?
Вопрос снова прошел мимо. Я все еще кипел в чеченском водовороте. В задумчивости уставился на свое отражение на кружке пива. Видок у меня внушительный: мощный лысый череп, шишковатые надбровные дуги, левую рассекает шрам, суженные, отягощенные тревогами глаза, от крупного носа тянутся вниз лучики морщиноквыражают недовольство жизнью, широкие скулы, тяжелый подбородок, крапинки двухдневной щетины. «Тертый калач», говорят про таких. А в Чечне я был еще юнцом. Хотя можно ли назвать молодого парня, выросшего в лихие девяностые, юнцом? «Дворовые университеты» быстро выбивали детскую наивность, ставили характер.
Не хочешь об этом? истолковал по-своему мое молчание Артем. Леху видел.
Которого? буркнул я и отхлебнул пива.
Кривого. В золоте купается.
Да и хуй с ним.
Деньги для меняболезненная тема. Еле насобирал на лечение дочери, только вздохнул с облегчениемМашутка пошла на поправку, как заболела жена. У обоих рак. У дочерикрови, у женыгруди. Думал, такое не бывает, молния дважды не бьет в одно место. Поди ж ты
Говорит, с Зоны приехал, продолжал Артем.
За что сидел? удивился я.
Леху я знал хорошо. Дружили в детстве. Одни из первых диггеров в Брянске. Потом через Леху на московских вышли, там интереснее. Сколько шахт, сколько заброшенных зданий да коллекторов мы облазали. Метро-2мечту любого диггераискали. Были мы в Москве и в те печальные дни, когда террористы захватили «Норд-Ост». До того дня власти внимания на нас не обращали. На режимные объекты мы не совались, никому не мешали. После Чечни я диггерство забросил как детскую забаву. Октябрь 2002-го заставил тряхнуть стариной. Помню, как Леха прискакал ко мне и выпалил:
Собирайся! Едем в Москву.
Услугу спецназу мы оказали неоценимую, а вот наградили только военных. Да и черт с ними. После «Норд-Оста» я уехал на заработки в Сибирь, потом нелегкая и вовсе на Крайний Север занесла. Жизнь там лагерная, зато платили в два раза больше, чем в Брянске. За это время с Лехой я не виделся ни разу.
На мой вопрос, как Леха угодил за решетку, Артем засмеялся:
Да не с той зоны. В Чернобыльской был он. Говорит, два года отслужил.
По контракту?
Ну да.
Сумасшедший. Чего ему в России не сиделось?
Перед глазами встали люди в хэбэшках, дозиметрист, застывший с прибором. «Переселяться вам надо», заключил тогда военный. Так цветущее село, моя малая родина, превратилось в зарастающее бурьяном прошлое. Несмотря на пугающие мифы о радиации, с нажитых мест снялись далеко не все. В основном остались старики.
Подростком я каждое лето навещал бабку с дедом. Каждый год Чернобыльская катастрофа напоминала о себе: ветшающими домами, пустыми хатами, число которых росло в геометрической прогрессии. Все наводило уныние: обмелевшая речка, затянутое ряской озеро, покосившиеся избы, сгоревшая церковь, улицы, где старики на скамейках как неотъемлемая часть ландшафта, плохо показывающий телевизор с крохотным выбором каналов, узкие тропы среди травы по пояс. Так выглядела зона с правом на отселение. Уровень радиационного загрязнения в нем несравним с зоной отчуждения и все же наложил ощутимый отпечаток на здоровье и судьбы людей.
Не знаю, сумасшедший или нет, ответил Артем, но Зона его озолотила. Квартиру купил, на «Лексусе» ездит, в Штаты собрался.
Неужели платят так хорошо?
Вряд ли. Ты ведь видел по новостям, какие чудеса там творятся.
Лишь бы до нас не дошли, пробормотал я.
Перед глазами, как наяву, стояли влажные уборки комнат и вечера у радио. Молодежь пыталась ловить «Голос Америки», ведь именно благодаря нему в российской глубинке узнали о катастрофе восемьдесят шестого.
Удивительное дело: последний реактор остановлен в двухтысячном, так? рассудительно начал Артем. Что же тогда взорвалось в две тысячи шестом? Как думаешь, опять ученые намудрили?
Не знаю и знать не хочу. Пойму я причину и что, поможет чем? У меня своих проблем невпроворот.
Кавказцы оживились. Тарабанили что-то на своем и смеялись, жадно поглядывая на стоявшую неподалеку девушку. Молодая дурочка пришла в обтягивающем коротком платье. Ну, прямо напрашивалась на проблемы.
Ты бы это замялся Артем, занял бы что ли у Лехи. Дружили ведь
Я одарил Артема тяжелым взглядом, со скепсисом заметил:
Там только на анализы триста штук уйдет.
Сколько?!
Кавказцы громко загоготали. «Дэвушка, как тебя зовут?»спросил один.
На Россию-матушку нечего надеяться, а лечение за рубежом втридорога обходится, пояснил я.
Девушка у барной стойки кавказцам не отвечала, но те не отставали. Задирали, предлагали знакомство.
Вадим, все в порядке?
Я взглянул на сбитого с толку Артема. Он уставился на мою ладонь, стиснувшую кружку так, что она жалобно затрещала.
Кхахьп? Твое имя кхахьп? забавлялся заводила кавказцев, худой, весь в кожаном.
Девушка дождалась коктейля и ушла к своему столику. Кавказцы живо подсели к ней. Бармен зыркнул на них исподлобья, спросил басовито:
Девушка, позвать охрану?
Эй, дарагой, зачэм охрану? Мы просто сыдым, с дэвушкой красывой общаэмся, заголосил заводила.
Его собрат, крупный, молчаливый теленок, как бы между прочим достал складной нож и начал играть с ним. Бармен побледнел и занялся протиранием бокалов.
Я готов был запустить кружку в круглую маковку верзилы.
Пойдем-ка отсюда, предложил Артем, до него наконец-то дошло, что меня раздражало.
Поздно. Я завелся. Да и какой из меня хранитель порядка, если я брошу девчонку в беде?
Сейчас, произнес я тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
Стукнул кружкой о стол и поднялся.
Вадим, не стоит. Они сами отвалят.
Я им помогу.
В отличие от Артема я знал, что значит «кхахьп», и понял, из какой республики кавказцы. В мозгу прокручивались картины прошлого: мертвый лейтенант, на лице которого застыло удивление; истерзанный пулями Илья; видеозапись, где Магомаев изгалялся над пленными русскими. Ненависть и презрение распирали меня.
Эй ты, да ты, обратился я к заводиле. Тебя в ауле не учили разговаривать с девушками?
С дэвушками? наигранно поразился чечен. Это ж кхахьп! Я ей дэньги даю, она должна нам.
Так у тебя много денег? Поделишься?
Верзила демонстративно повращал ножом. Да каким ножомзубочисткой.
Брат, чего кыпятишься? Ыды пэй дальшэ. Вы вэдь, русские, это любытэ.
Чечены заржали. Охранник переминался с ноги на ногу у входа, вот-вот подойдет.
Я вижу, вы, шакалы, пьяны, спокойно заметил я, не хотите ли проветриться?
С лица чечена сошла улыбка. Он и его свита смотрели на меня кровожадно, как цепные псы.
Малчик давно не получал порки, да? слащаво спросил чечен.
Я молча повернулся к нему спиной и вышел на улицу. Следом выскочил Артем.
Что на тебя нашло? Ты, конечно, мужик здоровый, но их трое! Заметил?
Я оттолкнул Артема, попросил не вмешиваться.
Не вмешиваться во что? воскликнул он.
Из кабака вышли кавказцы, смурные, к разговору несклонные. Оскорбления их брат не переносит.
Артем шепнул:
Бежим.
Я ухмыльнулся. Кулаки уже чесались. Ноги сами направили навстречу чичам.
Их заводила хотел съязвить, но удар оборвал его на полуслове. Верзила пошатнулся, встретив подбородком каблук берца. Не помню как, но в считанные секунды я уложил всех троих. Артем потом рассказывал, что дрался я с ожесточением, словно хотел убить чичей. Они стонали на бетоне, а я их пинал и топтал. Если бы не Артем, не знаю, остановился ли бы
Ты телефон взял? спросил я, переводя дух. Лехин.
Взял, взял. Давай-ка сваливать отсюда, пока ментов не вызвали.
А мы кто?
Тем более.
Дома меня никто не встретил. Из зала доносилось бормотанье телевизора. Сердце заныло. Ясно представилась Люда: сидит на диване, обхватив колени, смотрит стеклянным взглядом на голубой экрантакой я находил ее каждый вечер. Она осунулась, глаза окружили тени, голос ослаб, часто уходила в себя. С работы уволилась, делать что-то по дому не могла. Так и проводила дни: за телевизором или на кровати, или в кресле. Иногда выбредала на улицу. Шла, точно призрак, даже дети пугались. Кудане знала. Просто наблюдала за жизнью, текшей мимо.
Я подсел к жене, обнял. По телевизору показывали любовный роман. Я боялся не выдержать взгляда Люды, поэтому смотрел на счастливых людей на жэкашке.
Когда выписывают Машку?
Завтра, ответила Люда бесцветно. Что у тебя с руками?
Она коснулась моих разбитых костяшекточно током шибануло. Отвык от ее нежности.
Так, на хулиганов наткнулся, произнес как можно пренебрежительнее, не хватало, чтобы Люда еще обо мне беспокоилась.
Тебе письмо принесли.
Да?
Я заметил конверт на журнальном столике. Вскрыл. Меня представляли к награде «За мужество». «Норд-Ост» вспомнили. Я усмехнулся. Десять лет прошло.
Что там? спросила Люда.
Весточка из прошлого.
На этом разговор прекратился. Мы молча сидели перед телевизором и пытались заглянуть в будущее.
На следующий день я позвонил с работы Лехе. Не стал распространяться о своих проблемах, поинтересовался, прилетал ли к нему кремлевский голубь. Оказалось, Леху тоже награждали. Чем не повод для встречи?
Леха сменил хрущевку на шикарную трехкомнатную. Пока еще не работал, но собирался заняться бизнесом. Жена его, под стать мебели, стала раза в два краше: блескушки, дорогая одежка, походы в солярий Поздоровалась и благоразумно удалилась к себе в спальню. Нечего ей слушать мужские разговоры.
Леха тоже изменился. Походил на вора в законе: золотые перстни, рыжие фиксы, тяжелый крест на груди, фирменный спортивный костюм.
Гляди, гордо сказал Леха и выставил кулак: на фалангах синели крупные буквы«З.О.Н.А.»
Значит, правда, заключил я.
Леха разлил по рюмкам коньяк. Первая пошла «за удачу». Леха крякнул, занюхал письмом из Москвы.
Что, уже слухи ходят? ухмыльнулся. Наш народ все замечает. Чуть чтов каждой квартире по радистке. Наверное, со стукаческих времен осталось.
Ну, колись. Откуда счастье привалило?
Да уж не от государства, сам понимаешь. Хочешь житьумей вертеться. В Зоне для сметливых раздолье: этого прижал, другого задержал, с третьего сливки снял. Там же целый рынок артефактов!
Ты что же, с собой привез?
Давай по второй. За Зону.
Извини, но я пас. Зона забрала у меня отца.
То другая была. То, что в Чернобыле сейчас, совсем иное. Не в ядерном топливе там дело. Мистика какая-то.
Какая разница. И сейчас там люди гибнут.
Да и черт с тобой. Один выпью.
Леха опрокинул рюмку, занюхал тыльной стороной ладони, промолвил:
А с собой радиацию таскать я не дурак. Там же на месте и находил клиентов. В Украину со всего мира тянутся клешни. Оно-то, конечно, и в Белоруссии есть чем поживиться, но там батька зорко следит за порядком.
Тяжко служить в Зоне?
Да не слишком. Я далеко не совался. На заставах периметр охранял. Тяжелую работу за меня сталкеры делали. Порой зверье взбесится, но свинца на всех хватало. Ты никак в Зону собрался?
Я промолчал. Надо было рассказать о больных дочери, жене, попросить взаймы Чертова мужская гордость. Не выдавил, не смог. Посмотрел на часычерез час ехать за Машкой.
За здоровье, тихо сказал я и, не дожидаясь Лехи, выпил.
Хорошо пошла. Ты, если поедешь, лучше снега дождись. Оно легче тогда: и аномалии виднее, и за территорией следить проще.
Снег в последние годы выпадал позднопод Новый год. На двореконец октября, а рак ждать не будет. Что это я? Какая к черту Зона? Кто за Машкой, за Людой присмотрит? Или к брату их отправить? У него своя семья, но не откажет же он в помощи. А что если Брось, Чечня не спалила, Зона тем более зубы обломает.
Сколько же ты поднял в Зоне? пытаюсь изобразить безразличие.
Леха прищурилсяизучает. Понял мой интерес. Лучше меня самого. С напускной скромностью ответил:
Ну, ляма два еще осталось
Меня бросило в пот. В голову ударило: то ли алкоголь дошел, то ли слова припечатали. Проси, проси, и к черту гордость!
Ну, как осталось, поправился Леха. Я тут домик прикупил, с людьми договариваюсь. Открою автомастерскую. Могу пристроить, ты же на механика учился.
Я помрачнел, ответил глухо:
Мне и в МВД неплохо служится.
Так ты у нас мент?
Почти. Спецназ.
Леха посмотрел на меня с уважением, присвистнул и тут же раздавил было пробудившееся тщеславие:
Днями, наверное, отсыпаетесь. В Брянске не шибко много для вас работы.
Главное, что платят, пробурчал я. Просить Леху о чем-то желание совсем пропало. Да и деньги он почти все вложил. Если не врал.
Леха ухватился за бутылку, произнес очередной тост:
Давай, чтоб деньги водились.
Нет, спасибо. Мне дочку еще из клиники забирать. Напиваться нельзя.
Я встал, посматривая на выход. С Лехи тут же сошел весь лоск. Появился тот старый Кривой, которого я знал раньше.
А что с Машкой? встревожился он.
Я подумал, говорить или нет. Решился.