Державший меня мужчина повернулся к товарищам и крикнул:
Он не заражен.
И что? спросил один из них, залезая в кузов. Когда он приоткрыл брезентовый тент, я увидел внутри деревянный ящик размером с малолитражку: на боку краской под трафарет были выведены какие-то буквы, аббревиатура, но я не знал, как она расшифровывается.
А говорили, что заражены все, пробормотал сам себе солдат. Он крепко держал меня под воротник, чуть приподняв над землей и пристально глядя в глаза.
Брось его! У нас нет времени! прокричали ему из грузовика. И тут же другой голос из кузова добавил:А лучше пристрели. Сделай для пацана доброе дело!
Хлопнула дверь кабины, и грузовики след в след двинулись по дороге.
На другой стороне улицы остался стоять один из троих, с винтовкой в руках. Может, тот, который меня держит, и не станет стрелять, а вот другого вряд ли что-то остановит. Я сглотнул комок в горле.
Может, попытаться убежать? Вырваться и убежать? Броситься прямо через завалы и надеяться, что в меня не попадут.
Пожалуйста выговорил я, пожалуйста, Старки! На бронежилете был прозрачный кармашек с именем. Я не болен. Вы не можете убить меня!
Пристрели его! закричал солдат с той стороны улицы, и эхо разнесло его слова.
Неужели оружие дает человеку право делать что угодно? Ведь эти военныесовершенно точно американцы. Так с какой стати им стрелять в меня? Они обозлились, увидев, во что превратился город?
Или они боятся? Вряд ли, ведь они явно пришли на Манхэттен недавно, а значит, владеют информацией, понимают, что здесь происходит. Сомневаюсь, что человеку с винтовкой довелось хоть раз испытать страх, подобный моему.
Мне не пришло время умирать, я должен выжить и узнать, что случилось с Нью-Йорком. Нужно поговорить с ним, расспросить его и услышать ответы на свои вопросы. Я умоляюще посмотрел на солдата.
Он отпустил мою куртку.
Сколько тебе лет?
Шестнадцать.
Эй, мы уходим! прокричал его товарищ.
Я догоню, ответил Старки. Звавший его солдат мотнул головой и не двинулся с места: так и остался стоять, держа винтовку на руках как младенца. Где ты был во время атаки? обратился Старки ко мне.
Здесь, я слишком боялся, чтобы пытаться врать.
Где здесь? На этой улице?
Нет. В метро. Я ехал в метро.
Старки кивнул.
Сколько вас еще таких?
Таких? переспросил я.
Не зараженных.
Не знаю.
Сколько вас там, где ты прячешься?
Только я.
Что?
Я один.
Лицо человека в форме выразило, что он думает. Я кажусь ему психом.
Наверное, Старки считает, что я пару минут назад вылез из какого-то полуразрушенного здания, увидел разрушенный город и, совершенно не понимая, что происходит вокруг, тронулся умом. Даже если он испытывает ко мне хоть каплю жалости, он имеет полное право решить, что я тоже по-своему опасен, не так, конечно, как зараженные люди, но все равно На его месте я бы рассуждал именно так.
Есть еще девушка, Фелисити, начал объяснять я. Наверное, она где-то в Центральном парке. Я шел туда, за ней. Там могут быть еще люди, но я сам никого пока
Старки перебил меня:
Зато я видел, мальчик. Я много кого видел. Видел, как замечательные люди выделывали такое сказал он, глядя в сторону. Ты понимаешь, о чем я?
Я кивнул. Наверное, до встречи со мной ему не раз пришлось действовать по приказу, исполнение которого он пока откладывал.
Скоро Скоро здесь появятся другие люди, и тогда я ничего не могу гарантировать. Вряд ли тебе понравится то, что начнется с их приходом.
Почему? Я очень, очень-очень хочу, чтобы пришли люди.
Двенадцать дней я мечтал встретить хоть кого-нибудь
Старки посмотрел вслед грузовикам, увозившим солдат по никуда не ведущей дороге. Один из сидевших в кабине высунулся через окно и жестом позвал товарищагрузовик как раз сворачивал на перекрестке.
Отстанем, выкрикнул ждавший на тротуаре солдат, побежал за грузовиком и, подтянувшись на руках, запрыгнул в кузов.
Старки тоже собрался уходить.
Кто вы такой? спросил я.
Яникто, ответил он, перехватив винтовку поперек двумя руками. А ты лучше не высовывайся лишний раз. Осталось мало времени.
Мало времени?
Мало времени до чего?
Он молча развернулся и ушел. Я смотрел вслед удаляющейся спине в белом маскхалатечем дальше этот человек уходил, тем меньше у меня оставалось надежды.
Я побежал за ним, догнал. Пошел рядом. Старки глянул на меня сверху вниз как на пустое место и не сбавил шаг. С каменным выражением лица он осматривал улицу. Горстке людейСтарки с товарищамине по силам было повлиять на то, что творилось в городе, поэтому они просто делали задуманное, не обращая внимания на такую мелочь, как мое появление.
Не бросайте меня здесь! Возьмите с собой! Я схватил Старки за рукав и закивал головой в сторону удаляющихся грузовиков. Здесь тысячи этих зараженных
Им недолго осталось. Они слабеют и болеют от холода, голода, от ран. Человек не может жить на одной воде
Вы не понимаете! перебил я его. Не понимаете! Есть другие, они
Я все видел, мальчик, отрезал он, застегивая воротрезкий порыв ветра бросил нам в лицо колючий снег. Все зараженные делятся на две группы, да? Ты об этом хотел сказать? Я видел и тех, которые убивают ради крови, и тех, кому все равно, чем утолять жажду. И тем и другим нужно непрерывно пить: у них патологическая жажда психологического происхожденияполидипсия. Они не могут не пить. Только вот я одного не пойму, почему одно состояние получило два разных проявления
И он замолчал, погрузившись в размышления.
Вы поэтому здесь?
Старки только пожал плечами.
А может те, которые охотятся на людей, еще до этого были, ну плохими? Убийцами, преступниками?
Может быть, мальчик. Но я сомневаюсь: не так все просто, сказал он, глядя вслед грузовикам.
Им нравится, понимаете, нравится убивать ради крови! Я же видел их, быстро заговорил я. Они охотятся, загоняют жертву. И они становятся все сильнее, а те, другие зараженные, слабеют. Разница между ними все заметнее. Слабые стараются держаться вместе, чтобы обезопасить себя. Я так думаю. Они собираются группами возле источников воды. Сильных гораздо меньше, они часто ходят поодиночке. У них сил столько же, сколько и в первый день, а может, даже больше.
Те, которые пьют только воду, скоро начнут умирать от недостатка питательных веществ, от голода, сказал Старки. Черт! Знаешь, у скольких начались необратимые изменения в мозге из-за гипергидратации, перенасыщения водой?
А другие?
А что другие? Пожал плечами Старки. Они так могут жить очень-очень долго. Почти вечно.
3
И что же мне делать?
Мой спутник пнул валявшуюся на снегу пустую банку из-под колы. В его взгляде читалась боль.
Уходи. Чем быстрее, тем лучше. Неважно, найдешь ты свою подружку или нет, беги. Беги, не останавливаясь, пока не доберешься до безопасного места.
Сразу после взрыва мне безумно хотелось домой, в Австралию. Но мог ли я теперь, после всего, повернуться к Нью-Йорку спиной, если у меня еще были здесь дела? Где-то в городе оставалась Фелисити Забыть про все и уйти?
Нужно было отдать городу последнюю дань. Дейв говорил, что его родители живут где-то в районе Вильямсбурга. Есть ли у меня время сходить туда, поискать их?
А вдруг за пределами Манхэттена все не так страшно? Я бы мог рассказать его маме и папе, как умер их сын. Или не имеет смысла ворошить прошлое? Ведь, чтобы выжить, нужно смотреть в будущее, так?
Беги на север, как можно дальше на север, сказал Старки.
Почему на север? Вы уверены?
Свою семью я отправил в Канаду. В этом я уверен, как в самом себе.
В Канаде все в порядке?
Говорят, что да.
А в Австралии? Вы слышали про Австралию?
Старки молча забросил винтовку на плечо, подтянул ремень, надел капюшон.
Ну, пожалуйста, может, вы что-то знаете
Он пожал плечами.
Я знаю только то, что касается лично меня. И это мне совсем не нравится. Постарайся хотя бы выйти за пределы города, отсидись где-нибудь, найди другихможет, в пригородах ситуация получше. Один в поле не воин. И держись подальше от крупных магистралей: там будет много таких, как мы. Да и не такихтоже
Он посмотрел себе под ноги; бросил взгляд на грузовики, подъезжавшие к следующему перекрестку.
Почему на север? быстро спросил я. От быстрой ходьбы изо рта шел густой белый пар.
Инфекция лучше распространяется в тепле, стал объяснять Старки, глядя на меня сверху вниз. Вирусы дольше живут в воздухе, на почве, медленнее теряют активность, медленнее умирают, ясно?
Не совсем. Казаться дураком не хотелось, но я должен был выяснить, насколько серьезно Старки говорит со мной, попытается ли он объяснить, в чем дело.
Биологический возбудитель болезни все еще опасен, понимаешь? Но на холоде он гибнет, не может долго жить без «хозяина».
Через сколько он гибнет?
Через несколько дней, через неделю, я не знаю точно.
Но ведь недели должно хватить, чтобы найти Фелисити, найти других людей, убедить их уйти со мной? Ведь чем нас больше, тем мы сильнее, так?
Мы уходим из города.
Старки предлагал мне уйти с ними?
Может, вы подождете, пока я найду Фелисити? Я быстро.
Он покачал головой.
Я не могу взять тебя с собой. Извини, парень. Мне пора.
Я лихорадочно думал. Могу ли я вот так, сразу, забыть о Фелисити?
Если вам нельзя ждать, то
Я ведь даже не уверен, что Фелисити существует на самом деле. Вдруг я выдумал ее, как выдумал Анну, Дейва и Мини? В чем я вообще могу быть уверен, проведя в одиночестве двенадцать дней? Судя по взгляду Старки, он не особо мне верит. Это глупоне воспользоваться шансом на спасение, выпустить единственную тоненькую ниточку, связывающую меня с нормальным миром, ради призрачной надежды отыскать девушку, которой может и не быть
А если если я найду Фелисити, вернусь, а на самом деле нет Старки? Но ведь все, что происходит сейчас, происходит по-настоящему? Я же не мог сам выдумать про возбудителя болезни? Я же прятался от выстрелов, слышал шум?
Я потряс головой, чтобы избавиться от наваждения, чтобы вернуть ясность мыслей. Нет, Старки существует на самом делевот он. И Фелисити существует на самом деле. И выбирать надо на самом деле.
А можно я пойду с вами, прямо сейчас?
Нет!
Я хотел было начать спорить с ним, уговаривать, просить, но Старки схватил меня за шиворот и почти оторвал от земли. Мне показалось, что он отшвырнет меня как котенка или заорет мне прямо в лицо.
Найди нормальных людей, таких, как ты. И делай, что я тебе сказал: уходи с ними на север. Пойдешь за намипеняй на себя. Больше я тебе не помощник.
Я не стану вразумлять ребят, если ты вдруг покажешься им опасным.
Поэтому мне нельзя с вами?
Поэтому тоже. И Старки отпустил меня.
Я понял, что люди на грузовиках не военные. Военные бы так не поступили. Американские солдаты не бросили бы меня. Военные не могут быть так одеты: да, они в форме, но у всех разной длины волосы, у некоторых отросли бороды. И оружие они держат как попало, и много еще чего. Рюкзак у Старки почти как мой школьный. И возрастом они как мой отец, а то и старше.
Только мне-то с этого что? Ни один из них не повернулся, ни один не воспринял меня всерьездаже Старки. Они просто бросили меня одного и ушли.
4
Очень осторожно, стараясь не выдать своего присутствия, я пошел за грузовиками.
Машины проехали сначала один квартал, потом второй, в третьем остановились. С грузовика спрыгнул один из мужчин и пошел на разведку. Перекресток впереди был заблокирован: расчистить его не получилось бы даже грузовиками. Нет, можно, конечно, по одной оттаскивать машины, но проезд все равно завален кучей обломков высотой в трехэтажный дом. Солдаты повыскакивали из машин, долго спорили о чем-то, кричали, размахивали руками, показывали пальцами то на улицы, то в картыа может, это были не карты, а снимки города с воздуха. Они искали проезд.
Я спрятался на остановке на противоположной стороне улицы и оттуда наблюдал за ними, стараясь смотреть и по сторонам тоже, но охотников пока не было. Сегодня они не высовывались. А я все равно никак не мог избавиться от ощущения их присутствия: казалось, что они следят за мной, наблюдают, держат в поле зрения.
Ветер понемногу стих, и повалил снегмелкий, густой, он укрывал землю безмолвным одеялом. Небо затянули свинцовые тучи. У меня затекла шея, занемело лицо, и страшно замерзли ноги.
Огромного диаметра колеса с широким рисунком протектора оставили в снегу глубокие борозды. Грузовики были явно новыми, все металлические детали блестели свежей полировкой, только капот и верхняя часть брезента были неровно покрыты белой краской, будто их наспех залили из пульверизатора, чтобы замаскировать машины.
Люди в форме продолжали выяснять отношения. Вслед за водителем первого грузовика, водитель второго залез на крышу такси и рассматривал проезд, на который тот ему показывал. Наконец все расселись по местам, и первый грузовик очень медленно двинулся вперед, прямо на каменные завалы и искореженные машины, хотя с моего наблюдательного пункта казалось, что проехать там невозможно. Но огромным колесам оказались нипочем два десятка превратившихся в бесформенное месиво легковушек и фургонов: стало понятно, что минут через десять грузовик преодолеет завал. Просто я успел забыть, на что способен хороший автомобиль. Все двенадцать дней я передвигался на своих двоих, ну и пару раз пользовался «своей» полицейской машиной.
Пока первый грузовик пробирался через развалины, несколько солдат устроились в вестибюле полуразрушенного офисного здания и зажгли газовую горелку, чтобы вскипятить воду. Старки оставил их и направился к моему укрытию. Молча подошелказалось, у него просто не было сил снова меня прогнать, смахнул со скамейки снег и сел. Теперь он еще меньше напоминал военного. И глаза казались добрыми: в них не было жесткости, не было злости или раздражения.
Спасибо за все. Меня зовут Джесс.
Старки расстегнул ворот куртки.
Мне все равно, произнес он и оглянулся проверить, что делают его спутники. Один из них как раз направлялся к нам. Он подошел и протянул Старки железную кружку с горячим кофе. Мужчина был небольшого роста, крепкий; в налитых кровью глазах кипела злоба, ему надо было срочно выпустить пар, например, дать кому-нибудь затрещину.
Мне было знакомо такое состояние.
Можно попробовать пройти два квартала на запад, а потом начал говорить я, но злобный коротышка оборвал меня:
Тебя никто не спрашивает.
Я просто хотел
Что-то ты, пацан, слишком болтливый, сказал он и, уходя, бросил на Старки многозначительный взгляд.
Старки протянул мне кружку с кофе, но я отвел его руку.
Ты ведь не местный?
Я покачал головой.
На каникулы приехал?
Вроде того.
Ты прямо везунчик.
Где же помощь, спасатели?
Перед тобой.
Шутите?
Нет. С этими словами Старки снял перчатки и бросил на снег рядом со скамейкой.
Тогда не такой уж я везунчик.
Он кивнул и отхлебнул из кружки. На усы с проседью и кое-как постриженную бороду садился снег, и Старки казался добрым, почти родным.
Все крупные дороги с Манхэттена перекрыты блокпостами. Вот и все, что я могу ответить на твой вопрос.
А что делает правительство?
Я бы сам дорого дал, чтобы это выяснить.
А блокпосты? спросил я. Вдруг замаячила смутная надежда, от волнения засосало под ложечкой. Зачем блокпосты?
Чтобы перекрыть въезды и выезды.
Значит там, за пределами Нью-Йорка, все в порядке?
Не значит. Я же объяснял тебе. Старки, прищурясь, смотрел на блеклое солнце, прячущееся за темную тучу. Там тоже были атаки. Управляемые ракеты или еще какая-то хрень. Все продумано, все не случайно, все для того, чтобы сделать как можно хуже. Понимаешь?
Нет, я не понимал. У меня в голове вертелся миллион вопросов.
Но вы же прошли сюда! Как вы попали на Манхэттен? Мосты разрушены, туннели завалило
Старки кивнул.
Потому что вы военные?
Мы похожи на военных? улыбнулся он.
Вы в форме.
Мы сумели обойти блокпосты. Хотя это было нелегко. Пригодились и грузовики, и оружие.
Я снова задал вопрос:
А что вы здесь делаете?
Не важно.
Вряд ли бы вы рисковали, если бы это не было важно.
Я пытался разговорить его, прощупывал почву.
Для тебяне важно.
И на том спасибо. То, что он сказал, ничего не объясняло, а вот то, как он это сказал Для меня все было важно: каждый признак жизни, каждый лучик надежды. Только Старки вряд ли это поймет: у нас слишком мало времени. Я представил, как хорошо было бы спрятаться под тентом в одном из грузовиков, укрыться от всех опасностей.