Эмма подумала о Калебе: «Он всегда хотел быть фотографом и отказался от своей мечты ради моей, то есть нашей семьи. Он пожертвовал тем, что любит. С деньгами Фанни Калеб может быть свободным, а вот я». Эмма не знала, что сказать на это, с одной стороны, она видела логику в словах Фанни и этот брак действительно мог решить многие проблемы, но одного взгляда на Питера было достаточно, чтобы понять, если она согласиться, то счастлива уж точно никогда не будет.
Фанни видела, что девушка уже на грани того, чтобы согласиться на её предложение и сейчас мечется между тем, чтобы согласиться сразу или подумать ещё, поэтому женщина продолжила:
Ты сейчас может здорово помочь своей семье: вытащить Эвана из тюрьмы, поправить финансовое положение, в конце концов, если ты согласишьсямы станем семьёй, и все денежные вопросы касательно содержания вашей семьи возьмем на себя мы, закончила Фанни и осталась довольна. Она чувствовала, что девушка уже в её руках.
Зачем вам это нужно? Почему вы так сильно хотите, чтобы именно я стала женой Питера? предприняла Эмма последнюю попытку добиться от них хоть какого-то объяснения помешательства на ней.
Ты Кин-Дин, как и я, к тому же Рейчел моя подруга, а я хочу хорошего будущего для её детей. И к тому же Питеру уже пора остепениться.
Такого объяснения Эмме вполне хватило. Питер всё это время молчал и ждал ответа Эммы. Для него сейчас тоже многое решалось, он наконец-то сможет получить законную часть своего наследства и жить в удовольствие. Верным и любящим мужем он уж точно не собирался быть, как и работатьон хотел вложить деньги в игорный бизнес.
Перед глазами девушки стоял Эван в наручниках, Калеб, который попросту губил себя на стройке, её семьямать и отец, которые пытаются держаться и последних сил, и не подавать вида, как им тяжело. И под этим натиском девушка сдалась.
Хорошо, я выйду замуж за Питера, упавшим голосом произнесла Эмма.
Вот и отлично, победно улыбнулась Фанни и потерла руки, нам нужно составить брачный договор, поэтому сейчас мы поедем к нотариусу.
Подождите, но я щас не могу, мне нужно домой рассказать ма о случившемся, чтобы она забрала Эвана из тюрьмы. Мне не позволили его забрать.
Хорошо, тогда приходи к нам после того, как вы заберете Эвана. Я пока позвоню в нотариальную контору.
Эмма кивнула головой и на подкошенных ногах вышла из их дома. Даже проблемы брата сейчас ушли на второй план, она думала о предстоящем замужестве с содроганием. «Боже, почему это вообще произошло? Неужели я и правда выйду за Питера?»ей хотелось кричать, топать ногами, кататься по земле, но она не могла себе этого позволить. Поэтому она попыталась взять себя в руки и сосредоточиться на том, как рассказать всё матери, и как сделать так, чтоб она не потревожила отца, по крайней мере пока. Эмма крутила педали так быстро, что казалось он вот-вот отваляться, на улице начался настоящий ливень и все жители решили спрятаться по домам. Девушка ехала по пустынным улицам и плакала в голос, слезы застилали ей глаза, и она несколько раз чуть ли не упала в грязь. Но слава Богу всё обошлось, и она благополучно добралась до дома.
Глава 6
Зима 1961
После того как Донован отсидел в застенке, и пока ещё не отправили туда Тео, он следил за ребятами, изучал их, старался подметить всё, что можно и найти их слабые места. Для начала он планировал избавиться от Генри на несколько дней для того, чтобы заняться Ником и Оливером. «Без Чудилы она легкая мишень. Убрав Генри на некоторое время я уж постараюсь подпортить этим говнюкам жизнь. Его изоляция может их здорово подкосить. Только как это сделать?». Случай ему скоро представился. В столовой Донован видел, как Нэнси достает фотографию из пианино, и когда она ушла, парень нашёл её, но брать не стал. Он решил выждать, и придумать как отравить жизнь Оливеру и Нику, потому как насчёт брата и сестры у него уже созрел план. Он смекнул, что, если отнести её Киллигану, то у Генри и Нэнси точно будут проблемы, также Донован был достаточно смышленым, чтобы понять, что брат с сестрой не те, за кого себя выдают.
Помимо фотографии отца Тео и Габби, он заметил, как однажды на прогулке у Ника из куртки выпал синий карандаш, правда мальчик этого не заметил, он тогда спешил к друзьям, которые собрались на Пяточке. Мальчик задержался из-за того, что рисовал очередной рисунок и не мог успокоиться пока не дорисуетэто своего рода был отчёт о недавних событиях, и на уже оконченном рисунке был изображён Оливер, вонзающий в ногу Донована стержень. Это был только один из рисунков из цикла «Битва на Пяточке». Однако Донован, не прекращающий следить за каждым из ребят, заметил и подобрал выпавший карандаш. Цветные карандаши были ещё той редкостью. «У жирдяя должна быть какая-нибудь тетрадь, догадался парень, где он делает наброски и рисунки, а может их даже и несколько. Карандаши он носит с собой, но тетрадь Если брать её на улицу она отсыреет, скорее всего она лежит где-то у него в кровати». Он заранее обыскал кровать и куртку мальчика, пока в комнате не было ни душивсе были на работах. Сам Донован пока не работал, так как после его пребывания в застенке, и из-за травмы ноги его освободили от обязанностей на неделю. И эту неделю он явно провёл с пользой. В куртке Ника он нашёл карандаши, перевязанные резинкой, а тщательно обследовав кровать, нашёл тетрадь в твердой обложке подписанную, как «История жизни Ника Андерсона и его друзей» с рисунками и наброскамиэто были главные драгоценности мальчика, которыми он дорожил, наверное, больше жизни. В тетради он запечатлевал то, что считал для себя важным.
Ник был словно летописец, который писал историю приюта, его самого и своих друзей при помощи рисунков. Это были и комичные смешные карикатуры на Сэма, мистера Киллигана, где Сэм представал в образе огромного жирного борова с лицом воспитателя, а мистер Киллиган в образе курицы. Он нарисовал, что ему отрубили голову и она покатилась по дороге, а из шеи брызгал фонтан крови. На следующем рисунке тело носилось по двору, а голова, скривившись в гримасе боли и ярости что-то вопила. На бывших командиров также были созданы карикатуры, где Донован отчетливо узнал самого себя, Тома и Шкафа. Эти рисунки были со всякими гнусными подписями, типа «эти гондоны получат своё», «чёртовы отморозкисдохните» или «Том, о наш Богпоимей нас в задницу»эта подпись была сделана под рисунком, на котором Шкаф и Донован стояли на коленях перед Томом и поклонялись ему. Пролистывая тетрадь у парня начали трястись руки, его лицо перекосило от злости, и можно было дать руку на отсечение, что в ту минуту его разум немного помутился, и какая-то неведомая волна сумасшествия накатила на него, что выражалось в его взгляде, словно окутанным поволокой, и источающим убийственный ненормальный отблеск. Пялясь уже несколько минут только на один рисунок, на котором был изображен он и его бывшие друзья, в конечном счёте Донован нервно рассмеялся. Он пролистнул на несколько рисунков обратно и, всматриваясь на карикатуры директора, одна мысль блеснула в его головеесли до этого он хотел уничтожить эту тетрадь и карандаши, например, сжечь их, или порвать, то теперь он желал большегоне просто, чтобы Ника грызла боль из-за потери своей тетради. «Этот жирный урод поплатиться, с ненавистью прошептал Донован. Я покажу эти карикатуры Киллигану, и думаю наказание будет незамедлительным»парень улыбнулся блаженной улыбкой, предвкушая сладкий вкус мести.
В дневнике Ника также были рисунки его друзей по отдельности и вместе, он писал жизнь приютаего ветхость, скучные уроки, как одни ребята гоняют других, как они тяжело трудятся, но не всё было покрыто мраком, в этих рисунках была радость прогулок с друзьями, их беззаботность и беспечность, на многих рисунках присутствовал образ доброй милой медсестры. Были там и сцены абсолютно ужасныето, как Ника и Оливера бывшие шестёрки командиров привязывают к дереву и избивают палками, то, как Генри сидя в подвале убивает крыс, как друзей, привязанных к позорному столбу, бьют кнутом до полусмерти. Но были также трогательные сцены, например, как они справляли день рождение Генри, а позже Рождество. Юный художник написал целую серию картин о прощании с Джейн, а также рисовал совсем недавние события: как командиры удерживают Габби и угрожают ей ножом, то, как ребята одерживают над командирами верх. Один рисунок больше других разозлил Донованакогда Оливер воткнул ему стержень в ногу, к тому же это была карикатура, где Донован выставлялся на посмешище. Это был своего рода личный дневник, где вместо записей были рисунки обычным карандашом, зарисовки и наброски. Ник показывал друзьям этот дневник и говорил, что это их история, что это самый настоящий путеводитель по их жизни в приюте. И Доновану не терпелось растоптать, уничтожить их историю и тем самым будто вырвать часть души у мальчишки. Но он оставил дневник лежать до лучших времен, ведь оставался ещё Оливер. В его голове уже начал складываться план возмездия, и Донован должен был в срочном порядке перенести его на бумагутак ему легче было думать. Он отправился в свою комнату, переписал все свои соображения, и стал думать над местью Оливеру.
Парень краем ухом услышал, что Киллиган уезжает сегодня на четыре дня, и Донован начал как можно быстрее соображать, когда лучше рассказать ему про фотографию. Времени терять он не хотел, и когда мужчина вышел из кабинета, парень, подкараулив его за углом решился на то, чтобы показать ему секрет Генри и Нэнси, даже несмотря на то, что он не придумал ещё, что делать с Оливером. Донован прошёл вместе с директором в столовую, открыл ту самую клавишу соль диез второй октавы, и извлёк оттуда фотографию. Когда Киллиган посмотрел на неёего глаза заблестели, он начал смеяться немного истеричным смехом, и сказал Доновану, что он на месяц освобождается от всяких работ в приюте. Мужчина схватил фотографию и с жадностью начал её изучать, и по его лицу парень понял, что всё сделал правильно, и Киллиган обязательно докопается до правды, чем создаст этим двоим огромную проблему.
«Скорее всего Киллиган за эти четыре дня соберёт нужную информацию, и даст знать об этом тому мужику, который вечно к ним приезжает. А уж реакция Генри не заставит долго ждатьу него горячая голова, но он не дурак. Он смекнёт, что это я отдал фотографию директору и придёт за мной. А я уж постараюсь сделать так, чтоб его засадили в застенок. А пока он будет там сидеть я отомщу жирдяю. Он будет раздавлен, и это, конечно, самое малое, что я могу сделать, чтобы отомстить за смерть Тома и слетевшего с катушек Шкафа, но это хоть что-то».
Донован был преисполнен желанием мести, и чтобы упорядочить свои мысли он снова поплелся уже будто искрясь от радости на родной этаж, писать окончательный вариант плана.
И, как ни странно, парень всё правильно рассчитал, и всё прошло как по маслу. Генри ворвался в комнату и кинулся на него, порядком избив, но для Донована это были мелочи, главное, что Сэм отправил его в застенок. А какое он получил наслаждение, когда услышал подтверждение из уст самого Генри о том, что детишки теперь в полном дерьме, он чуть ли не впал в экстаз. И даже если бы Генри сдержался, или что-то пошло бы не по плану и ему не удалось досадить Чудиле, он бы привёл в действие свой план мщения Нику и позже придумал что-то с Оливером, а с Генри разобрался бы потом. Но всё произошло как нельзя лучше.
После того, как Тео посадили, на следующий день, когда в общей комнате никого не было, потому что все были на занятиях, Донован выдрал из дневника все листы, и в обложку, которая была подписана Ником, вложил его рисунки с карикатурами мистера Киллигана и Сэма. Сам он не пошёл на занятия, сославшись на то, что его то и дело тошнит. Затем он взял железное ведро для мойки полов, досуха его вытер и поджог все листы, оставив лишь некоторые наполовину нетронутыми, это ведро он поставил на кровать Ника, предварительно перевернув. Донован решил устроить эдакий сюрприз, и когда мальчик поднял бы ведро из него посыпался бы пепел, и несколько обугленных листочков, на которых ещё можно было что-то различить. Карандаши же он жечь не стал, просто выбросил в дыру сливного отверстия.
И, прежде чем идти к кабинету Киллигана, так ничего толком и не придумав насчёт мести Оливеру, он поплелся к Уэнди, чтобы она перевязала ему ногу. Парень только хотел взяться за ручку, но услышал в кабинете голос Киллигана и насторожился. Он незаметно приоткрыл дверь и увидел, как директор властно, будто свою собственность держит Уэнди за локоть, и из его уст выползают настолько похабные вещи, что это резало слух даже Доновану. Доктор Стэнфорд же уехал в город за медикаментами, к огромному несчастью медсестры. Уэнди одергивала свободной рукой свою сестринскую форму. «Так они трахаются, парень готов был кричать от восторга, педику Олли от такого крышу снесёт». Теперь план в его голове сложился в отчетливую картинку. Уэнди спросила приходить ли ей сегодня, на что директор ответил: «Придёшь как обычно в одиннадцать». Счастью Донована не было приделаон намеривался обо всём рассказать Оливеру, и, если он пойдёт к комнате Киллигана и сам всё услышит, а может даже и увидитего душа просто вывернется наизнанку. От радости он вприпрыжку поскакал к кабинету директора, остальные воспитанники на него оглядывались, а кто-то даже покрутил у виска, но Доновану было плевать. Он подсунул под дверь тетрадь Ника с рисунками, выставляющими Киллигана на посмешище, и теперь ему просто оставалось наблюдать за происходящим.
Когда Ник с Оливером на перемене зашли в комнату, то увидели, стоящее на кровати Ника ведро.
Какого чёрта? воскликнул Ник. Это чья работа?
Воспитанники посмотрели с удивлением на мальчишек и заверили их, что они не имеют к этому ведру никакого отношения.
Там что-то определенно есть внутри, с задумчивым видом произнёс Оливер, и тут-то в душе Ника зародилась паника. Давай снимем его.
Мальчик лишь кивнул, он чувствовал, что ничего хорошего там не увидит, и пока Ник стоял и гипнотизировал это ведро, Оливер поднял его. По всей кровати разметался пепел, и обгоревшие рисунки Ника.
Твою мать! только и сумел воскликнуть Оливер. Это же
Мои рисунки, упавшим голосом произнёс друг, он был в состоянии шокавсё, что он с такой любовью рисовал долгие месяцы, что берёг как зеницу ока, то, что было его детищем, теперь превратилось лишь в пепел. Это он! Он это сделал! взревел Ник, до этого момента в его душе ещё не гнездилось столько ненависти, какую он испытывал в эти минуты. Он взял в руки этот пепел, обгоревшие обрывки рисунков и на глазах навернулись слёзы, и вот спустя несколько секунд он разразился воплем, упал на эту кровать и зарыдал. Все молчали. Никто не посмел над ним смеяться потому, что почти всем в комнате было знакомо чувство потери. Донован всё это время стоял в коридоре и, слыша эти крики отчаяния, неимоверно гордился собой, вопли были словно бальзам для его ушей. Оливер сел рядом и стиснул руку друга.
Мы отомстим ему, Ник. Он поплатится за то, что сделал и
Оливер не смог договорить, в комнату ворвался мистер Киллиган.
Он стремительно, несмотря на свою хромоту, поднялся на этаж, его лицо выражало лютую злобу, глаза застилал непроницаемый туман ненависти и жажды возмездия, его рот искривился под невообразимым углом, и все воспитанники в страхе смолкли и замерлиони старались даже не дышать, чтоб не навлечь на себя гнев мистера Киллигана, только Ник тихонько продолжал всхлипывать. Мужчина озирался в поисках кого-то, а вслед за ним в дверях показался потный раскрасневшийся Сэм, он еле поспевал за директором и казалось сейчас рухнет. Тут директор увидел мальчишку и прямиком двинулся к нему, он был в таком бешенстве, что ударил бы любого, кто попался ему по руку, но воспитанники стояли смирно. Киллигана немного удивило то, что кровать мальчика вся выпачкана, и он лежит на этой груде пепла и прикрывает рот, чтобы заглушить рыдания, но его это абсолютно не тронуло, директор был преисполнен желанием как следует выдрать Ника, чтобы раз и навсегда отбить у него охоту рисовать хоть что-то.
Он подошёл к мальчику и со всей силы ударил его тростью по спине. Ник взвизгнул от неожиданности и даже перестал плакать, как и Оливер, который стоял как громом пораженный. Ник ошеломленно смотрел на мистера Киллигана во все глаза, и не мог понять в чём он провинился.
Быстро поднимайся недоносок! Грёбаный выблядок! Живо ко мне в кабинет! обезумев закричал директор. От его крика все зажмурилась, будто это сейчас их ударили не за что, и теперь хотят отвести в кабинет, чтобы покарать. Ник сел на кровать в каком-то ступоре, как будто смысл слов Киллигана не дошёл до его сознания. Тогда директор замахнулся на мальчишку ещё раз, но Оливер встал между ним и другом, и удар пришёлся по его правой лопатке.
Что вы делаете? обрёл дар речи Оливер после того, как прикусив губу до крови, справился с болью. За что вы его?
Казалось директор сейчас просто взорвётся, он крикнул фальцетом Сэма, и тот тут же сгреб мальчишку в охапку и прижал спиной к себе, что доставило ему особое удовольствие. Оливер, ощущая на себе это грязное липкое тело, отдававшее смрадом, чуть ли не задохнулся от омерзения. Он живо вспомнил ту ночь в подвале, как Сэм стоял над ним и расстегивал ширинку своих штанов, и характерные хрипы начали выходить из его горла, и мальчик часто задышал, чтобы предотвратить приступ астмы.