Туда-то ему дальше и двигаться.
Родион вздохнул, убрав блаженную улыбку с лица и заделавшись разом как будто другим человеком. Словно бы был в нём самом какой-то титаниевый стержень, который если и позволял себе на время мягчеть, да тут же, чуть что, возвращался в обратку.
Оно и правда, до Сургута путь неблизкий и небезопасный. Коли рассчитывал он двигаться дальше на стрекоталке, так планам его не суждено было сбыться, слишком крепко стерегла тут небо охранка. И ладно бы только радары да лидары, кто б его углядел, на столь малой высоте и при небольшой скорости. Видать, с неба зырят, треклятые, пущай не персонально про его, Родиона свет Романовича, душу, да то какая разница. Родион не выглядел человеком, так уж расположенным к общению с околоточным.
Да и груз этот тяжеленный, что он держал всегда при себе, смотрелся слишком уж неуместно посреди всей этой пасторали.
Что там, поди пойми. А ну как счётчик имени товарища Гейгера к нему приложи, неужто смолчит, не зарычит, не застрекочет?
Что это за штуковина вообще такая, что надобно тащить через весь континент да без вящей охраны? Знать, недобрая штука, дурная, коли таить её приходится подобным вона инкогнитом.
Впрочем, Родион этот самый, должно быть, о своём грузе зело осведомлён, то видно по коротким жестам, которыми он норовил бесперечь коснуться железной гири через брезентуху сидора.
Так нежно оглаживают дитя малое в колыбели, не иначе. Что то за колыбель и что за дитя в той колыбели зреет? Не громоковато ли то «агу», что вскоре пойдёт гулять по миру, по самой Матушке?
Родион про то помалкивал, а только припадал к виртпанели, что-то там про себя рисуя по контурным картам, как в старину делали. Полк шуйный, полк десный, засадный полк, новомодный.
Поди пойми, вопчем, да только ни виртом поганым, ни прочими модными штучками Родион про свои тайные дела да затруднения не пользовал. Он вообще как будто бы и видел сейчас вокруг ровно тоже, что птица небесная да гад земной. Травушку, древесный шум, птичий грай и рокотание тракторов за стеною матушки-кукурузицы. Никакой тебе аугментированной мути в глаза и бесовской музыки в уши. Одна только божия благодать.
Сиди себе, наслаждайся.
В таких думках да поглядках и прошёл у гостя остаток дня. Когда же хозяин в сумерках возвернулся, то не сразу сообразил, что такое наблюдает. Родион сидел на столе в обнимку со своим сидором и пускал в небо дымные кольца ликтической жижи.
Комаров что ли пужаешь?
Ага, так-то ввечеру поналетели.
А чего в дом не подёшь, у нас пугалка ликтрицская.
Тама хозяюшка за ужин поди взялась, не хочу мешаться. Да и дело у меня к тебе есть.
Хозяин, видимо дело, враз забеспокоился.
Что за дело?
Да ты не кипеши, на-ка.
И чего-то хозяину через стол перебросил. Вроде пластиковой таблетки от замка, с карабином, что звякнул при поимке.
У меня автожир спрятан в перелеске, что меж двух узкоколеек старых, там ещё горело пару лет как. Я его оставлю, пожалуй, дальше на перекладных пойду.
И чего мне с ним делать?
Да смотри сам. Хошь продай али себе оставь, только перекрасить его сперва надобно, наноплёночку охранка не оценит по-хорошему. А не хошь так и сожги втихаря, мне тебя учить не след, сам разберёсси.