Правда?
Да. Лидия бы в жизни не стала на меня так долго и призывно смотреть, как вы теперь. Она бы вмиг опустила глаза в пол. Да и не целовала она меня в ответ, только губы подставляла. И то в темноте, словно боялась чего! Вы совсем другая, а в галерее поутру так прижались ко мне, что я чувствовал, как бьется ваше сердце. Вы не смущаетесь от моих взоров и так открыты, это я чувствую, как мне хочетсяон вновь замялся и закрыл рот, осознавая, что не стоит говорить об этом теперь в коляске на улице, где их могли услышать посторонние.
Тут же как-то по-мальчишески смутившись, граф вновь отвернулся к лошади.
Спасибо, промямлила Надя глухо, смотря на свои задрожавшие руки. Лидия была скромница, а я, по-вашему, блудница.
Я разве так сказал? выпалил он, стремительно оборачиваясь к ней.
Нет, но мне кажется, что вы относитесь ко мне именно так.
Что за вздор?! Вы совсем не поняли, о чем я вам сказал! возмутился он гневно.
Наверное, вздохнула она.
Еще ни один мужчина так не действовал на нее и не говорил подобных слов. Отчего-то в этот миг ей казалось, что она знает его уже много лет и всегда знала. Как будто он был ей до такой степени родным, что его взоры и действия закономерны по отношению к ней. А она только и жаждала быть как можно ближе к нему, и это даже не интимное влечение, а нечто другоеей хотелось, чтобы он находился рядом, хотелось просто ощущать его присутствие.
Они замолчали, и лишь спустя время, когда выехали на прямую дорогу, ведущую к усадьбе, Чернышев бросил на нее взгляд, в котором было уже спокойствие и ласка.
Простите меня, я погорячился.
Я и не в обиде, улыбнулась ему Надя.
В вас есть что-то невозможно привлекательное, такое, отчего меня тянет к вам словно магнитом, и я не могу сдержаться. Вы как будто всегда были рядом, вы словно родная мне.
И мне так кажется, кивнула она, вновь поразившись, похоже, он читал ее мысли.
Хотите знать, что я о вас думаю? спросил он вдруг.
Эона замялась, окончательно опешив. Ну, говорите
Вы совершенно непосредственны и дивны, говорите, что думаете, смотрите открыто, а главное, не смущаетесь от каждого моего взора. Вы порывисты, и ваш нрав очень импонирует мне своей резвостью и какой-то детской бесшабашностью. В вас нет жеманства и ложной скромности, вы не зажаты и ведете себя естественно. И мне это невероятно нравится.
Еще никто так лестно не оценивал меня, Сергей Михайлович.
К тому же, Надежда Дмитриевна, у вас несравненные теплые ореховые глаза, которые вовсе не похожи на холодноватые серые глаза моей покойной жены, продолжал он, в возбуждении сверкая на нее своими голубыми очами и ласково улыбаясь.
Я рада, что вы нашли столько отличий.
Я и не искал. Вы другая, лишь вначале мне показалось, что вы похожи. Но это не так. Я могу продолжать?
Наверное.
У вас густые шелковистые волосы, которые слава Богу вы не завиваете, и эта высокая простая прическа вам очень идет. Хотя вчера, когда ваши волосы были распущены, мне нравилось гораздо больше, вы были так естественны, но я понимаю, что на люди не стоит так выходить. А еще вы обладаете соблазнительной изящной фигурой с тонкой талией и чарующе прелестными ногами
Мда, подняла Надя брови вверх и усмехнулась. Вы все вчера прекрасно рассмотрели, пока я бегала полуодетая по спальне.
Вот именно! оскалился он по-доброму в ответ.
Вчера вы смущались от вида моих ног, а сейчас заявляете мне об их прелести прямо в лицо. Прогресс, однако.
Вы правы! Со вчерашнего дня я чувствую, как мое сердце вновь ожило, а существо наполнено такой жаждой творить и действовать, что это невероятно вдохновляет!
И что же вы собираетесь творить?
Хм, когда-нибудь я вам обязательно расскажу, Наденька.
От его слов и комплементов, она вся наполнилась радостью. Почувствовала, что говорит он очень искреннее, а ее сердце трепетно билось в ответ, и она не могла поверить в происходящее. Этот мужчина, такой приятный, добрый, привлекательный, говорящий все эти чудесные слова, просто не мог быть реальностью. Но, похоже, в этом времени она все же выиграла какой-то лотерейный билет, раз встретила его.
Могу я взять вас под руку? поинтересовалась девушка.
Конечно же, душа моя, улыбнулся он довольно и поднял локоть, удерживая сильными руками вожжи. Она улыбнулась ему в ответ и просунула ладонь под его локоть, а он прижал руку к себе. Придвинувшись к его боку, она чуть склонила голову к нему на плечо. На эти действия девушки Сергей счастливо рассмеялся и кивнул. Вы правы, Наденька, так гораздо приятнее сидеть рядом
Он склонил голову и легко поцеловал ее в лоб. Снова смотря на дорогу, он спросил:
Могу я обращаться к вам на «ты»?
Да.
Чудесно, душа моя.
Глава XIII. Родственник
К ужину Надя переоделась в вечернее платье цвета сольферино, ярко-сиреневого оттенка, модного в то время, более открытое и кокетливое, как и полагалось по этикету. Около восьми в сопровождении Дуни, которая собралась в прачечную, она вышла из спальни. Девушки направились к лестнице, но Надя вдруг остановилась и, указав на одну из дверей, спросила:
Мне помнится, про эту комнату говорила мне Велина Александровна. Эта же спальня покойной Лидии Ивановны, Дуня?
Да.
Отчего-то Надя подумала о том, что, возможно, в комнате она найдет нечто такое, что прольет свет на исчезновение и смерть графини. Так подсказывало ей внутреннее чутье. А она очень хотела узнать всю правду, ведь это все было связано с Сергеем, который стал далеко не безразличен ей.
А можно туда зайти? поинтересовалась она, приблизившись к спальне и дергая ручку, но дверь оказалась заперта.
Никак нет-с, барышня. Сергей Михайлович запретил ее открывать. И ключи только у нашей экономки, Марьи Степановны.
Нахмурившись, девушка понятливо кивнула и поспешила к лестнице, не желая опоздать на ужин, который, как сказал граф, подают в восемь вечера.
В гранатовой столовой на вечерней трапезе присутствовали граф, Велина Александровна, Марья Степановна и Надя. За столом царила добродушная атмосфера, даже несмотря на то, что лицо экономки было мраморно неподвижно, и она упорно молчала, то и дело недовольно зыркая в сторону Нади, которая с аппетитом ела. Сергей и Велина Александровна рассказывали о соседях, о своем имении и об интересных мероприятиях, происходящих в городе в эту пору. А девушка с интересом спрашивала их и поддерживала разговор.
Все было спокойно до того момента, пока в середине трапезы в столовую не вошел высокий худой франт с ехидной усмешкой на красивом лице и колючим взором, одетый в модный костюм: синий сюртук, желтый жилет, светлые рубашку и брюки. Он быстро прошел внутрь обеденной залы и, оглядев всех, остановил удивленный взгляд на Наде.
Приветствую вас, сударыня! сказал он кратко.
Аркаша! Вот и ты! Здравствуй, дорогой, воскликнула приветливо Велина Александровна и представила его: Это Аркадий Иванович Бакунин, братец Лидочки. Надежда Дмитриевна, наша гостья, племянница Ивана Карловича Тургалева, партнера Сережи по делам, из Екатеринбурга.
Очень приятно, мадемуазель, кивнул Аркадий, подходя к девушке и протягивая ей руку.
Приятно познакомиться, улыбнулась Надя, чуть замешкавшись, но быстро подала ему ладонь.
Аркадий дежурно чмокнул ее пальцы и, отодвинув стул, по-свойски уселся рядом с девушкой напротив Велины Александровны.
Мы уж тебя потеряли. Три дня носа домой не кажешь, заметила старушка.
Я не маленький все же, Велина Александрова, огрызнулся молодой человек, которому на вид было не более двадцати пяти лет. И не обязан отчитываться в том, где провожу время.
Не обязан, Аркадий, заявил Сергей спокойно, но как-то предостерегающе. Но раз проживаешь в этом доме, должен уважать здешних обитателей. Трудно было, что ли, записку оставить? И не пропадать вовсе? Бабушка волновалась за тебя.
Ах-ах, какие все волнительные, буркнул Бакунин и на вопрос слуги ответил: Жаркого только и картофеля положи, любезный. Лакей быстро положил указанное в его тарелку и, поклонившись, вновь отошел от стола. Вы бы так о моей покойной сестрице при жизни волновались, Сергей Михайлович. Может, она жива бы была.
Ты опять начал, Аркадий? нахмурился Сергей. И Надя впервые увидела, как лицо графа сделалось озабоченным и печальным.
Да опять! выпалил Аркадий и бросил на Чернышева злой взор. Некоторым господам, как я посмотрю, можно все, даже руки распускать на жен, и ничего им за это не бывает.
Аркаша, ну зачем ты опять поднял эту старую историю. Мы же уже всё выяснили. И все твои обвинения против Серёженьки не подтвердились, заметила Велина Александровна.
Конечно, не подтвердились! не унимался Бакунин. Он купил судей, оттого мои показания не помогли свершиться правосудию!
Вот те на, опешил Сергей и на гневный окрик Аркадия спокойно ответил: Это что, твои новые выдумки, Аркадий Иванович? Какие подкупы? Зачем это мне?
Знаешь зачем!
Ну, полно прекратите, возмутилась старушка. Что ж вы перед нашей гостей свои недовольства выказываете друг другу, что она подумает о нас?
Извините, Надежда Дмитриевна, обратился Бакунин к девушке. Но в этом доме творятся такие вещи, что жить тут опасно.
Так не живи, отрезал Чернышев. Твоя же сестра просила позаботиться о тебе. И я ни разу не попрекнул тебя ничем.
Моя сестрица была ангелом во плоти! И мухи не обидела. А умерла как черт знает что! Даже не похоронена нигде!
Я не держу тебя в своем доме, Аркадий, тут же парировал Сергей. Не по нравууходи.
Мне некуда идти, и ты о том прекрасно знаешь, Сергей Михайлович! вскричал Бакунин, переходя на фальцет. Вы же, милостивый государь, прикарманили все мои деньги после смерти Лидочки!
Таково было ее завещание, пожал плечами граф. Хотя я думаю, что, если ты озвучишь мне сумму, я выдам ее, и ты сможешь уехать из моего дома. Раз мы так противны тебе.
Это и дом Никиты Михайловича. И он мой друг! И я живу здесь и по его милости тоже!
Увидев удивленный взор девушки, Велина Александровна вымученно улыбнулась и объяснила:
Это родной братец Сереженьки. Никита тоже мой внук. Он нынче в отъезде, в столице, но скоро обещался быть.
Так ты готов назвать сумму, Аркадий? поинтересовался строго граф, и Надя впервые увидела жесткость в его взоре. Мне, право, надоели твои постоянные претензии.
Ладно, так уж и быть! ответил Бакунин. Я подумаю и озвучу. Но не думай, Сергей Михайлович, что это будет маленькая сумма! Посмотрим, какой ты щедрый, такой, как все говорят, или нет?
Считай, я подожду. А теперь будь добр перестань перед нашей гостьей высказывать свои недовольства. На ней и так уже лица нет.
Конечно, Надежда Дмитриевна, правда порой бывает неприятной, бросил колко Бакунин.
Довольно, Аркадий! уже вспылил Сергей, бросив вилку на стол. Если тебе угодно, мы немедля пройдем в мой кабинет и там все обсудим.
Нет уж, уволь. Я голоден и не хочу ничего обсуждать.
Тогда довольно гадких слов и будь любезен ешь! насупился Сергей, думая о том, что девушка наверняка после слов этого повесы думает о нем бог весть что. И это действовало ему на нервы.
Далее ужин проходил уже более спокойно. И в основном говорили о недавних беспорядках в губернии. Вот уже какой год антиалкогольные бунты сотрясали не только соседние, но и дальние губернии империи. Крестьяне поголовно отказывались пить вино и водку, а в некоторых городах даже громили трактиры, питейные заведения и требовали запретить продажу водки, на которой наживаются откупщики. Поначалу власти надеялись быстро утихомирить народ, но у них ничего не вышло, и в некоторых городах бунты достигли такого размаха, что, например, в Вольске бунтовщики даже побили полицейский отряд, посланный на их усмирение, и разгроми тюрьму, выпустив на волю заключенных.
Даже Марья Степановна, которая до этого молчала, кисло высказалась:
И не пойму, чего этим крестьянам надо? Не верю, что они трезвыми решили ходить!
Они и ходили трезвыми. Только по праздникам и выпивали немного, ответил Сергей.
Согласен, кивнул Аркадий. Вы, Марья Степановна, очень мало общаетесь с простыми людьми. А я, знаете ли, постоянно по деревням таскаюсь, нужно же лошадей продавать. Так беспробудных пьяниц единицы.
Верно, поддержал граф. Просто откупщики совсем совесть потеряли, цены взвинтили. А мужики все верно сделали, начали бойкот.
Уже второй год, как наши три села и все в уезде деревни отказались от водки и вина. И трезвыми ходят. А власти от этого и бесятся, заметила Велина Александровна.
Конечно, в казну деньги от продажи спиртного не поступают, добавил Чернышев. Посчитай кругленькая сумма выходит. Вот и начали власти всякие запреты на трезвость вводить. Наплевать им на людей, главное, побольше налогов получить.
После ужина Велена Александровна проводила девушку до ее спальни и уже у дверей сказала:
Вы, Надежда, не подумайте ничего такого про нашего Аркадия. Он ведь не плохой. Только не везет ему в жизни.
Почему?
Покойный отец его и Лидочки оставил все свое состояние именно ей. А ему вообще ничего, ни копейки. Поговаривают, что незадолго до смерти батюшки Аркадий сильно повздорил с ним, и тот угрожал лишить его всего наследства, да так и сделал. И все Лидочке отписал, мы об этом только из завещания покойного узнали два года назад. Уж так гневался Аркадий на отца, не приведи Господи.
Печально, жаль его, согласилась Надя.
Потому Лидия и попросила Сережу взять на жительство к нам Аркадия. Все-таки их дом достался покойной вдове, второй жене его батюшки, а с ней у Аркадия еще хуже отношения.
Но здесь ему вроде рады, мне так показалось.
Вы правы. Но Аркадий хочет все же свою долю. Очень он надеялся, что Лидия перепишет на него часть наследства, и просил ее и даже пару раз бранился с сестрой из-за этого. Но она говорила, что не может нарушить волю отца. Однако добавляла, что написала завещание и после ее смерти Аркадий получит то, что хочет, ведь на том свете ей уже будет все равно. Вот только умерла она быстро. И я видела, как Аркадий надеялся, что после ее смерти наконец разбогатеет, но, как адвокат прочел завещание Лидочки, все ахнули, ибо она все свое состояние завещала мужу Сереженьке. Уж как тогда кричал бедный Аркаша. И говорил, что это заговор против него! Но это, кончено, глупости, все его любят в этом доме, и никто не замышлял ничего против него. Такова Лидочкина воля была, мы ее и сами не ведали до ее смерти.
Глава XIV. Правое крыло
Отчего-то Наде совсем не хотелось спать. Теперь она стояла в одной ночной сорочке, доходившей ей до пят, на своем небольшом балкончике и вдыхала легкий аромат душистых летних трав и цветов, окидывая трепетным взором окружающий ее пейзаж. Уже было около полуночи и ночной мрак спустился на сад и окрестности усадьбы. Но девушка мечтательно вспоминала события сегодняшнего дня и чувствовала, что этот новый мир, точнее, давно минувший век встретил ее хорошо и приветливо.
Весь ее день прошел как в каком-то необычном историческом кино: с изысканными старинными нарядами, с увлекательной поездкой в двуколке, с изучением жизни, протекавшей два века назад, трапезами в огромной зале дворца и с людьми, которые изъяснялись очень вежливо, даже тогда, когда им хотелось послать друг друга на три буквы. Именно это и ощутила она, когда Сергей и Аркадий спорили за столом.
Все эти впечатления вызывали в ее сердце некую эйфорию, и, она словно ребенок, которого вывезли в сказочную страну, смотрела на все с диким восторгом. Но более всего во всем этом ее впечатлял граф Сергей, который уже так прочно вошел со своим мужским шармом в ее сердце, что Надя опасалась неистово и дико влюбиться в молодого человека, который казался ей идеальным. Его мужественная красота, чудесный характер, добрые глаза и трепетное отношение к ней были до того привлекательны, что она в эти два дня боялась поверить в реальность существования подобного мужчины. Нет в их XXI веке таких мужчин точно не было, по крайней мере, она таких ни разу не встречала.
Лишь одно омрачало эту сказочную историческую реальностьсмерть жены графа Лидии. Причем смерть эта была странной и уж очень подозрительной. Надя любила читать и смотреть детективы в своем времени, особенно Агаты Кристи. И ей отчего-то казалось, что умерла графиня неспроста, на это указывало и то, что до сих пор тело ее не было найдено. За два неполных дня Надя отметила не менее двух человек, которым явно было на руку исчезновение графини.
Первой подозреваемой числилась у Нади неприятная экономка, а вторымАркадий Бакунин. Марья Степановна была по уши влюблена в молодого графа, ибо ее страстные взоры за ужином девушка отчетливо заметила, а второй наверняка был одержим получением наследства. Но самым печальным был тот факт, что несколько людей открыто обвиняли ее притягательного сексуального Сережу в убийстве жены. Но Надя не думала, что к убийству жены он причастен. Его взор был слишком открыт и добр, чтобы он смог причинить кому бы то ни было вред.