Тюрьма в Скотленд-Ярде представляла собой длинный узкий коридор, по обе стороны которого находились крохотные, не больше двух метров на два, камеры. Из них в коридор выходили зарешеченные окошки с задвижками для подачи пищи и воды, сквозь которые к заключенным падал тусклый свет, а надзиратель имел возможность видеть, что происходит внутри. Камеры запирались тяжелыми, окованными железом дверьми.
Хмурый надзиратель подвел Лестрейда и Дана к одной из таких дверей, снял с пояса связку ключей. Щелкнул замок, дверь распахнулась, позволяя увидеть Сенкевича, который с невозмутимым видом сидел, закинув ногу на ногу, на выступающей из стены деревянной скамье. Рядом с ним валялась соломенная подушка и тонкое, изодранное одеяло.
Вы могли бы управиться и быстрее, Холмс, мягко упрекнул он, поправляя манжеты. Не очень приятное место для джентльмена.
Дан промолчал, с интересом оглядывая беленые кирпичные стены и обшитый досками пол. Окна на улицу здесь не было, воздух поступал только из коридора. Поэтому в камере было душно, воняло ватерклозетом, который находился в углу.
Да, поймав его взгляд, произнес Сенкевич. Здесь отвратительные миазмы, а в соседней камере, судя по выкрикам, сидят пьяницы, что не добавляет приятности местному амбре.
Он встал, отряхнул брюки платочком, двинулся к выходу.
Распрощавшись с Лестрейдом и еще раз пообещав поддержку в расследовании, Дан вынул из кармана свисток, подозвал кебмена. Ему хотелось только одного: лечь и уснуть часов этак на двадцать.
Настя
Ей не сиделось спокойно. Хотелось действовать. Джек Потрошитель, только подумать Насте всегда было любопытно, что движет серийными убийцами. С одной стороны, это был вполне профессиональный интерес, с другойее одновременно пугала и завораживала логика больного разума. А сейчас появилась уникальная возможность раскрыть личность одного из самых знаменитых убийц в истории человечества! Ведь Джек Потрошитель так и не был пойман.
Вспомнив все, что знала об этом деле из книг и учебников криминалистики, Настя вышла на улицу, купила несколько свежих газет. Вернувшись, уселась в кресло, принялась изучать прессу. Газеты не сообщали никаких деталей, которые не были бы ей известны. Отложив их, Настя отправилась в кухню. Надо было приготовить обед к возвращению мужчин.
Здесь выяснилось одно печальное обстоятельство: миссис Хадсон совершенно не умела готовить. И сколько Настя ни старалась воспользоваться собственными кулинарными талантами, ничего не выходило. К тому же здесь не было ни миксеров, ни блендеров, ни знакомых продуктов, к которым она привыкла. Набор запасов не радовал многообразием: купленная утром камбала и килограмма два картошки. Рыба получилась недожаренная, картофель пригорел. Пришлось отправить обед в мусор и начать все заново. Истратив все продукты и весь запас табуированной лексики, Настя наконец сумела сварганить что-то более-менее приличное на вид.
Ближе к пяти вечера раздался стук дверного молотка. Девушка кинулась к двери, распахнула еена пороге стояли Сенкевич с Данилкой. Беглый олигарх выглядел довольным и умиротворенным, а вот Дана, кажется, снова мучила ломка.
Впустив их, Настя отправилась на кухню. Вернувшись, обнаружила мужчин в кабинете Холмса. Остановилась у кресла, в котором с видом умирающего сидел друг, и задумалась. Чем можно облегчить страдания наркомана в ломке? Дома было бы понятно: отправить в реабилитационный центр. А здесь какие могут быть методы?
Ему надо поесть, заметил Сенкевич, который, похоже, размышлял о том же.
Данилка, встать сможешь? деловито осведомилась девушка. Ужин стынет ведь.
Дан честно попытался приподняться в кресле, но со стоном покачал головой. Стены комнаты больше уже не безобразничали, как утром, но слабость была невыносимая.
Хорошо. Настя подхватила друга под правую руку, обняла, подставила плечо, прикрикнула на Сенкевича: Давай, берись с другой стороны, потащили.
Вдвоем они выковыряли Дана из кресла, поволокли к двери. Он едва перебирал ногами. Очевидно, дело было не только в ломке, но и в продолжительной голодовке. Память Холмса опять выключилась, и это неудивительнов таком-то состоянии. Посмотрев на состояние Дана, Настя сделала вывод: сыщик быстро и целенаправленно убивал себя.
Вы, мой друг, вроде тощий, как селедка, а весите немало, путая свою манеру говорить с докторской, заметил Сенкевич. Видно, го-го-го Он опять принялся заикаться, потом, сдавшись, поправился: Экскрементов в вас много.
На себя посмотри, оскалилась Настя. Надулся, как павлин в курятнике. И зубы-то не заговаривай, я с тобой еще не закончила.
Сенкевич, сочтя за благо не отвечать, мирно уточнил:
Кстати, что у нас на обед?
Fish and chips, что ж еще, пропыхтела Настя. Бэрримор готовит гораздо лучше, зря вы отпустили его проведать родственников в Дартмуре.
Бэрримор? очнулся Дан, болтавшийся на плечах друзей. Он же не наш дворецкий, ну, то есть не Холмса. Он служит в Баскервиль-холле.
Служил, пока не сгорел Баскервиль-холл, дорогой друг, церемонно проговорил Сенкевич. Теперь он служит у нас. Ну вот, столовая, дошли.
Дана усадили за стол, на котором стояли тарелки с кусками рыбы и жареным картофелем, на вид слегка подгоревшим. Еда выглядела не особенно аппетитно. Судя по всему, Сенкевич думал так же.
Миссис Хадсон не умеет готовить, пожала плечами Настя. Теперь здесь я, и все со временем наладится, но сегодня придется обойтись этой гадостью.
Значит, у нас служит Бэрримор, задумчиво сказал Дан. Чего я еще не помню?
Мы оба, поправила Настя и бросила угрожающий взгляд на Сенкевича. Рассказывай.
Тот поправил и без того безупречный галстук, развернул салфетку, вежливо улыбнулся:
Итак, что бы вы хотели знать в первую очередь, друзья?
Холмс, Уотсон и миссис Хадсон действительно существовали? спросила Настя. Потому что иначе я не понимаю
Пожалуй, на этот вопрос невозможно ответить без небольшого предисловия, милая леди. Дело в том, что в Японии эпохи Токугава я действительно получил некоторые новые сведения, которыми не успел поделиться с вами. Это ничуть не означает моей злонамеренности
Короче. Настя предупреждающе выставила вилку.
В общем, все не так, как я думал, вздохнул Сенкевич. Я встретил одного человека, который объяснил: путешествия во времени невозможны.
То есть? насторожился Дан. А где же?..
В другом мире, дорогой Холмс, то есть капитан. Мы путешествуем не по эпохам, а по параллельным мирам. Все они похожи на наш, но есть отличия. Почему бы не существовать реальности, в которой живут персонажи Конан Дойла? Есть ведь теория о том, что писатели способны силой воображения создавать настоящие миры. А есть еще такая: писатель вовсе не придумывает героев и их историю, он только получает сигнал из некоего информационного пространства, служит как бы передатчиком информации о другой реальности.
И если так, то существуют миры книг любого писателя? Пораженная этой мыслью, Настя застыла с поднятой вилкой.
Например, мир Толкиена, усмехнулся Дан. Орки, эльфы, хоббиты
Или Кинга, поежилась Настя. Вампиры, инопланетные монстры, томминокеры, буки под кроватями.
Это еще что вмешался Сенкевич. Представьте себе мир Лорел Гамильтон. Вот уж где веселуха!
Что же получается? Каждый раз, когда какой-нибудь убогий графоман пишет очередную сказку, рождается новый мир? ужаснулась Настя.
Не дай бог! Дан, хорошо знакомый с русским фэнтези, даже на время позабыл о ломке. Эльфодраконы, черные властелины с нежной душой, выращивающие розы на заднем дворе зловещего замка, и валящиеся на них с неба тупые, хамоватые рыжие попаданки.
Погодите. Настя перешла к сути вопроса. И сколько всего этих миров?
Сенкевич пожал плечами:
Откуда мне знать? Думаю, бесконечное количество. Один человек сказал мне, что во Вселенной все время образуются новые миры.
И выходит, шансов попасть домой у нас нет? подытожила Настя. То есть ты не знаешь, как это сделать?
Сенкевич сокрушенно покачал головой.
Ну отлично! возмутилась девушка. Получается, мы навсегда зависли в междумирье! Так и будем мотаться по разным реальностям.
Я еще не все сказал, вздохнул Сенкевич. В процессе перемещения наши личности постепенно стираются и слабеют. Становится все труднее контролировать «объект», он вытесняет чуждое сознание. Еще пара путешествийи мы просто растворимся. Видите, я уже не могу справиться с этим у у Уотсоном. Так что предлагаю остаться здесь и больше никуда не перемещаться. Вполне цивилизованная эпоха, у нас хорошее материальное положение
О, спасибо! подскочив с места, взвилась Настя. Этой бабе тридцать семь, между прочим!
Ты выглядишь моложе, поспешно заверил Сенкевич.
А мне двадцать девять! Ни о чем не говорит? Благодаря тебе я теряю восемь лет!
Но, судя по книгам Конан Дойла, миссис Хадсон прожила долгую жизнь
Долгую старость она прожила! ярилась Настя. Восемь лет молодости кто мне вернет? А Данилка? Посмотри на него! Наркоман в ломке! Мне на фига такой мужик, не скажешь? Да он, наверное, в постели ни на что не способен!
Я могу чем-то помочь? растерялся Сенкевич.
Настя побагровела, вытаращила глаза и некоторое время разевала рот, пытаясь найти достойные слова в ответ на такое хамство. Потом сделала глубокий вдох, выдохнула, справилась с собой и, поджав губы, спокойно ответила:
Безусловно можешь. Найди способ вернуть нас домой. Это все, чего я требую.
Она посмотрела в тарелку. Еда выглядела и пахла неаппетитно. Картошка была пересушена, рыба, кажется, наоборотнедожарена.
Как же паскудно я готовлю! еще больше разозлилась Настя. Сэр Генри, ко мне!
Сенкевич поежился, Дан удивленно воззрился на подругу: он был уверен, что в доме нет никакого сэра Генри. Но даже если бы был, с чего девушка звала его так фамильярно?
Сэр Генри Баскервиль! повысила голос Настя. Извольте подойти!
В глубине квартиры раздался тяжелый вздох, следомшаги, сопровождаемые странным поцокиванием. Вскоре в столовую вплыла огромная собака черно-тигрового окраса, величиной с теленка. Мощные лапы уверенно попирали паркет. У пса было широкое тело и большая тяжелая голова с брыластой мордой, которой складки шкуры придавали недовольно-брюзгливое выражение. Животное окружала слабая, едва заметная дымкаскорее всего, подумалось Дану, это из-за ломки в глазах все расплывается.
Ну и чудище, пробормотал он. На слонов с таким охотиться, что ли?
Это все, что вы замечаете? удивился Сенкевич. Где ваша гениальная наблюдательность?
Дан присмотрелся. То, что сначала показалось ему дефектом собственного, одурманенного наркотиками, зрения, было нежным свечением. Казалось, каждая шерстинка собаки испускала тоненький, едва заметный лучик. Пес моргнул и уставился прямо на Дана: в глазах его зажглись два зеленых огня, как будто кто-то установил в глазницах электрические лампочки.
Это еще что за хрень? потрясенно выговорил Дан.
Очень эффектно смотрится в темноте.
Сенкевич подошел к шторам, задернулкомната погрузилась в полумрак. Собака будто парила в нем мерцающим пятном, из которого били два зеленых луча.
Соседи были весьма смущены, когда вы поселили Сэра Генри в квартире. Особенно чувствовалось их напряжение, если вас встречали во время вечерних прогулок.
Сенкевич открыл шторы.
А зачем я его поселил?
Ему, как и Бэрримору, некуда было деваться. Пес непонятным образом появился на Бейкер-стрит после пожара в Баскервиль-холле. Сидел у двери. Вы сначала хотели пристрелить его, потом передумали и приютили, назвали в честь погибшего сэра Генри. Сказали, будете изучать феномен свечения. Но потом мы все привыкли, привязались, стали считать домашним любимцем.
Какой-то инфернальный любимец, усмехнулся Дан.
Он добрый, вступилась Настя. Даром что народ до инфаркта доводил. Но он же не виноват Иди сюда, Генричка.
Девушка подсунула собаке тарелку с ужином. Сэр Генри меланхолично понюхал еду, раскрыл невероятных размеров пасть, мельком показав длинные белоснежные клыки, и в один глоток уничтожил и рыбу, и картошку.
Сколько ж он жрет и чем мы его кормим? охнул Дан.
Счета от мясника заметно увеличились, кивнула Настя. Хотя для сэра Генри закупаются всего лишь обрезки.
А еще мы две недели отгоняли от дома газетчиков, пожаловался Сенкевич. Но несмотря на все наши старания, в «Таймс» несколько дней появлялись статьи о собаке-призраке. И соседи пожаловались в полицию. На пса приходил посмотреть инспектор Джонс. Его тоже очень смущало свечение. Но мы пояснили: в этом нет ничего сверхъестественного, собаку кормили мясом с высоким содержанием фосфора, поэтому она и сияет в темноте.
И в это кто-то поверил?! ужаснулся Дан. Да пес бы издох через пару дней. А мясо такое где взять?
Сенкевич развел руками:
Полицейские Неужели вы так ничего и не вспомнили?
О Баскервиль-холле почти ничего, кроме того, что отправил туда Уотсона. Но сознание Холмса проснулось, когда
Ты принял морфий, обдолбыш?! С Сенкевича слетел весь джентльменский лоск.
Наконец-то вышел из образа, буркнула Настя. Но он прав, Данилка, это не дело.
А что мне оставалось? Ломка, встать не могу, Холмс не отвечает. Как бы я тебя вытащил без этого?
Ну ладно, смилостивился Сенкевич. Но в последний раз, дорогой друг. Как доктор
Ты не доктор. Настя презрительно скривилась.
Я обладаю памятью и знаниями врача, не согласился Сенкевич. А значит, имею полное право так себя называть. Как доктор я диагностировал у вас классический случай частичной амнезии. Наше расследование в Баскервиль-холле закончилось грандиозным пожаром. Я обнаружил вас, дорогой друг, с разбитой головой, неподалеку от пепелища. Вы были без сознания, а когда пришли в себявыяснилось, что ничего не помните о последних событиях.
Только о последних?
Именно. Вы помнили, кто вы, и сохранили свои замечательные дедуктивные способности. Но увы, все, что было связано с Баскервиль-холлом, стерлось из вашей памяти. Это ужасно угнетало вас, потому вы и ударились во все тяжкие. Пытались вернуть утраченную память с помощью наркотиков, но приобрели только проблемы со здоровьем.
А что там было, кстати? Как я понимаю, события в этой реальности отличаются от версии Конан Дойла.
Сенкевич запнулся, лицо его приняло озадаченное выражение, отчего сделалось глуповатым. Он немного помолчал, потом произнес:
Нихе нихре никакого овоща семейства крестоцветных не понимаю. В памяти Уотсона тоже не находится нужных сведений. Я вижу пожар, вашу травму, а вот что к ней привело Нет. Он обернулся к Насте. А вы, милая леди?
Девушка издевательски фыркнула:
Плохо забывать, когда ничего не знаешь. Откуда у меня информация? Я всего-навсего домохозяйка, мое делопростыни и квартплата. Вы не посвящали меня в свои дела.
М-да Творится какая-то ху ху хулиганская выходка памяти доктора Уотсона! выкрутился Сенкевич. Такое чувство, что у него тоже частичная амнезия. Ничего, надеюсь, справлюсь со временем. И кстати, мне нужно немного поработать в лаборатории. А в девять меня ждут у пациента.
Он вышел. Сэр Генри гавкнул ему вслед. Звук был гулкий, словно из бочки.
Сенкевич
Лаборатория доктора Уотсона располагалась в подвале дома. Вход в нее перегораживала надежная дубовая дверь с множеством сложных замков. Сенкевич отпер ее, вошел, нажал на выключатель. Комнату залил тусклый мертвенный свет.
Обстановка скорее подходила обиталищу средневекового алхимика или берлоге ведьмы. Чего здесь только не было! В центре лаборатории стоял большой хирургический стол, на котором лежало что-то, покрытое тканью. Под белым полотном угадывались очертания человеческого тела. В изножье стола находилась динамо-машина. По стенам висели многочисленные полки с пробирками, колбами, книгами и большими банками, в которых застыли заспиртованные уродцы: двухголовые новорожденные щенки, котята с шестью лапами, кисти четырехпалых рук, венцом коллекции были несколько скрюченных эмбрионов. Последние выглядели особенно отталкивающе: один в чешуе, другой покрыт шерстью, остальные носили печать такого уродства, что в них с трудом угадывались человеческие детеныши.
В углу притулился большой деревянный ларь. Сенкевич откинул крышкуповеяло холодом. Ящик был доверху наполнен льдом, из которого торчали отрубленные, посиневшие части человеческих тел. Немного полюбовавшись на собрание останков, Сенкевич закрыл ларь. Здесь его ничто не шокировало, благодаря памяти Уотсона он знал все и понимал: это предназначается для медицинских экспериментов. Нельзя сказать, что ему это очень уж нравилосьСенкевич не любил медицину, биологию, предпочитал чистую мистику и эзотерические практики. Но и доктор был им не чужд, что подтверждал стоявший неподалеку столик для спиритических сеансов.