Наконец-то! воскликнул он, завидев Дана. Доброй ночи, Холмс. Впрочем, не такая уж она и добрая. Итак, вы ошиблись: Космински не убийца.
Что здесь? Дан склонился над трупом.
Позвольте мне, вмешался Сенкевич.
Да, действительно. Доктор Уотсон опытный врач, когда-то был военным хирургом.
Сенкевич кивнул молодому врачу, который, казалось, находился на грани обморока. И было от чего. Лицо несчастной женщины было изрезано до неузнаваемости. На горле зияла рана от уха до уха. Непристойно задранные юбки открывали покрытые ранами бедра и лобок, распаханную брюшину. Но самое жуткое было не это. Рядом с трупом исходил паром окровавленный вонючий комоквнутренности проститутки.
После дождливого, неприветливого августа сентябрь тоже выдался промозглым. Но эта ночь была ясной, хоть и прохладной. Женщина в невзрачном сереньком платье и столь же непрезентабельной накидке поверх него прохаживалась туда-сюда под фонарем на Корт-стрит. Выношенные чулки и старые туфли на тонкой подошве не грели, приходилось двигаться, чтобы не замерзнуть.
Каждый раз, когда мимо проходили мужчины, она лихо подбоченивалась, поправляла изношенную желтую шляпку, жалко украшенную бумажным цветком, и заученно игривым тоном произносила:
Джентльмены желают развлечься? Всего четыре пенни с каждого.
Но сегодня не везло: подвыпившие в трактире грузчики прошли мимо. Компания возвращавшихся с вечерней смены рыночных возчиков тоже не обратила никакого внимания на кокетливые призывы. Женщина вздохнула, но заметила, что к ней приближается хорошо одетый молодой человек. Она снова уперла руку в бок, приосанилась:
Джентльмен желает развлечься?..
Никогда не видел ничего подобного, слабым голосом произнес дежурный доктор. Он просто выпотрошил человека, как как свинью
Сенкевич слегка оттеснил слабонервного врача, присел на корточки, коснулся сначала шеи, потом рук женщины. Они были еще теплымизначит, и в этот раз убийца разминулся со свидетелями на каких-нибудь полчаса.
Да, вне всяких сомнений, тот же почерк. Только на этот раз наш убийца проявил еще больше фантазии.
Пинцет? предложил Дан.
Спасибо, у меня свой.
Мужчина подошел, остановился под фонарем, и стало видно, что он совсем юнскорее всего, студент, подгулявший в одном из злачных мест. Критически осмотрев лицо проститутки, пренебрежительно бросил:
Слишком стара. И отошел, посвистывая.
Она всякого навидалась и наслушалась, но тут почему-то стало обидно.
Ступай к мамочке, сопляк! У тебя небось еще инструмент не вырос, выкрикнула женщина в удаляющуюся спину и разразилась хриплым издевательским смехом.
Вскоре натужный хохот перешел в кашель. Она согнулась пополам, торопливо достала грязный платок, прижала к губам. Когда приступ прошел, взглянула: на ткани остались кровавые пятна.
Прошло не меньше двух часов. Улицы опустели: даже самые отчаянные гуляки и завсегдатаи трактиров уже мирно спали. Женщина обессиленно прислонилась к фонарю. Сегодня ничего заработать не удалось, надо возвращаться в ночлежкублаго, пенни на это она предусмотрительно отложила. А вот ни ужина, ни завтрака у нее не будет.
На глаза выступили слезы. Ей сорок семь, а нищета и тяжелая болезнь не красят. Ни семьи, ни родных, ни друга. Никого, кто мог бы согреть, помочь, поддержать. Только и есть в ее жизни, что трактиры, ночлежки, холодные улицы да темные переулки, на которых ее впопыхах, торопливо имеет за несколько пенни любой пьяный ублюдок. К чему все это и за что ей такие мучения?
Господи, унылым шепотом взмолилась она, закончил бы ты со мной, что ли
Кто знает, может, случившееся дальше стало ответом на отчаянный вопль ее души?
Сенкевич, стараясь не дышать, поворошил груду внутренностей. Потрошитель потрудился на совестьполностью освободил брюшину жертвы. Длинные, перепутанные трубки кишок. Дряблая печеньпокойница злоупотребляла алкоголем и нерегулярно ела. Похожая на черную фасолину почка Он долго разбирал кровавый ком, потом наконец произнес:
Второй почки нет.
Уверены, Уотсон? хладнокровно отозвался Дан. Значит, убийца забрал ее с собой в качестве сувенира.
Один из констеблей издал странный горловой звук и поспешно отбежал в сторону. Было слышно, как его рвет. Лестрейд помрачнел еще сильнее:
Только этого нам не хватало. Что скажете, Холмс?
Из всех присутствующих один Сенкевич понимал: Холмса здесь нет, Платонов может полагаться лишь на собственные сыскарские способности да на знания о Потрошителе, почерпнутые из книг. Капитан не подкачал, продемонстрировал проницательность, которую от него и ждали.
Скоро почка найдется, сказал он, разглядывая изуродованное лицо женщины. Как я уже говорил, убийца забрал ее в качестве сувенира. Или, если угодно, охотничьего трофея. А охотничьими трофеями принято хвастаться.
Лестрейд ничего не ответил на такое самоуверенное заявление, только с сомнением посмотрел на Платонова. Тот невозмутимо продолжил:
Мы имеем дело с классическим психопатом. Несомненно, он получает наслаждение от убийства. Эротическое наслаждение. Уколы ножом в интимное место жертвимитация акта любви. Он совершает преступления в состоянии крайнего возбуждения, и момент смерти женщины дает ему желанное удовлетворение. Но этого убийце недостаточно.
Господь всемогущий! воскликнул Лестрейд. Чего же ему еще может быть нужно?
Славы, джентльмены. Платонов поднялся с корточек. Все маньяки ищут славы. Желают, чтобы публика ужасалась и одновременно восхищалась ими. Чтобы их деяния остались в веках. Не сомневаюсь, так и будет. А еще этот человек в глубине души хочет, чтобы его поймали.
Так чего же проще? фыркнул Лестрейд. Пусть бы не убегал с места преступления.
Он издевается над полицией, джентльмены. Не считает ее достойной поймать его. Как всякий безумец, полагает себя много умнее сыщиков. Высокомериевот признак маньяка. Он оставляет зашифрованные послания, вступает в противоборство. Но не с полицией. Он ищет достойного противника. Не сомневайтесь, скоро преступник вступит с нами в диалог и покажет себя во всей красе.
Он считает, полиция для него недостаточно сильный противник? Лестрейд обиделся, казалось, даже редкие усики его встали дыбом, как у разозленного хорька.
Разумеется, он так считает.
И кто же тогда противник достойный? С кем играет убийца?
Я, просто ответил Платонов. Он играет с Шерлоком Холмсом.
Вы уже один раз пошли по ложному следу, пробурчал Лестрейд.
Дан, проигнорировав это замечание, снова склонился над жертвой:
Что скажете об орудии убийства, Уотсон?
Как и в прошлый раз, края плотные, не рваные, надрез ровный. Горло рассечено одним движением. Разрезы на лице глубокие, но тонкие. Внутренности также отсечены одним движением
Хирургический скальпель. Платонов не спрашивал, утверждал. Он сменил орудие убийства.
Сенкевич кивнул:
Вне всяких сомнений.
В прошлый раз искали парикмахера, теперь снова возвращаемся к хирургу, недовольно пробурчал Лестрейд.
Увы, признал Сенкевич. Простому парикмахеру не под силу так профессионально выпотрошить человека. Это сделал врач. Либо, возможно, мясник.
Или тот, кто знаком с анатомией, добавил Дан.
Кто же может быть знаком с анатомией, кроме врачей и мясников? пожал плечами Лестрейд.
Натуралист. Скульптор. Художник. Или просто человек, который любит убивать, хладнокровно ответил Платонов.
Лестрейд совсем приуныл:
Обширное поле для розыска.
Человек тихо выступил из темной подворотни, вкрадчиво, бочком, подобрался к проститутке. Вежливо улыбнулся:
Сколько?
Четыре пенни, дже Она не успела договорить, замерла с открытым ртом, наблюдая, как лицо клиента меняется, превращается в оскаленную морду зверя, в маску ярости и ненависти. И голос его тоже изменился, когда он, поигрывая чем-то тонким, блестящим, невыносимо страшным, выдохнул:
Беги!
Женщина сообразила мгновенно: через две улицы будка патрульного. Тоненькая, легкая, она стремительно сорвалась с места и побежала по Корт-стрит в сторону рынка Спайтелфилд. За ним и находился пост дежурного полицейского. Там сторожа, там патрульный, там помогут
Она неслась по улице, стараясь держаться под светом фонарей, отчаянно надеясь, что навстречу попадутся прохожие, спугнут человека с ножом. Но, как назло, улицы были пусты. Кричать не рисковала: берегла дыхание, зная свои слабые легкие.
Позади грохотали тяжелые шаги. Преследователь не желал молчать. Он громко свистел, хохотал, что-то выкрикивал в спину и, кажется, даже подпрыгивал, получая удовольствие от погони.
Женщина выскочила на Уайтчепел-роуд. Оставалось совсем немного: добежать до рынка, пересечь еготам ждало спасение. Но легкие подвели: она задохнулась от кашля.
Тяжелый кулак ударил по шее, сбил с ног. Она упала лицом вперед, ударилась лбом о камень мостовой, потеряла сознание. Урча от радости, человек перевернул ее, подхватил под мышки, волоком потащил в вонючий тупичок неподалеку от рынка.
Уложив проститутку прямо в грязь, присел на корточки. Резким движением задрал юбку, стащил нижнее белье. Рассмеялся:
Так не пойдет! Просыпайся! И принялся похлопывать ее по щекам.
Женщина очнулась и взвизгнула.
Да, так! Ори! Все равно не услышат! хохотал убийца, ловко рассекая кожу на ее лице.
Крик вскоре превратился в кашель, из горла несчастной хлынула кровь.
Напрасно торопишься, резвился маньяк.
Он несколько раз ударил скальпелем в лобок. Потом отработанным движением вскрыл брюшину. Запустил обе руки в живот, покопался, вытянул кишки, бросил рядом с агонизирующим телом. Снова залез обеими руками в рану, пошарил, подсек внутри скальпелем, с силой дернул. Немного полюбовался вытащенной почкой, сунул ее в карман. Извлек вторую, пренебрежительно швырнул в груду кишок.
Он долго еще тщательно опустошал брюшину женщины, которая уже не подавала признаков жизни. Потом небрежно полоснул по горлу, вытер окровавленные руки об подол платья, поднялся и, посвистывая, неспешно пошел прочь, на ходу добрея лицом, из чудовища снова превращаясь в обычного мужчину.
Едемте, Уотсон, произнес Дан. Здесь нам больше делать нечего, оставим уборку полиции, а сами вернемся домой, раскурим трубку и прибегнем к дедукции.
Однако, добравшись до дома, они разошлись по комнатам и рухнули спать. Проснулись уже под вечер, поужинали, устроились в кабинете сыщикаодин дымил папиросой, другой с вожделением поглядывал на трубку, но сдерживался. На столе лежали утренние газеты, которые они еще не успели прочесть.
Как себя чувствуешь, капитан? спросил Сенкевич.
Хреново, не видишь, что ли?
Платонов больше не принимал наркотиков, и казалось, в последние два дня ломка стала отступать. По крайней мере, он уже уверенно держался на ногах и даже сумел выехать на место преступления, хотя вид имел болезненный. Сенкевич хотел было поделиться своими соображениями по поводу наркомании Холмса, но тут раздался звонок в дверь.
Инспектор Джонс, джентльмены, сообщила Настя, появившись на пороге.
Бесцеремонный толстяк вошел, как всегда без приглашения уселся в кресло напротив Дана и, не скрываясь, осмотрел его. Взгляд маленьких свиных глазок был хитрым и неприязненным, пухлое щекастое лицо Джонса расплылось в неприятной ухмылке:
Неважно выглядите, Холмс.
Как и все полицейские, выдуманные Конан Дойлом, он не отличался тактичностью.
Что вам угодно, инспектор? вмешался Сенкевич.
Вместо ответа Джонс достал из кармана сложенный вчетверо газетный листок:
Читали утренний «Таймс»? Новое убийство в Ист-Энде. Джонс поскреб за ухом. Интонация инспектора была насмешливой. Вот решил обратиться к великому сыщику.
Мы были сегодня ночью на месте преступления, холодно произнес Дан.
Сенкевич поспешно взял со столика газету, развернул ее, отыскал страницу новостей, бегло просмотрел:
Ничего интересного.
Именно. Вы ошиблись, Холмс, ухмыльнулся инспектор. Космински не убийца. У него самое надежное алиби в мире: на момент совершения второго преступления он сидел в тюрьме. Его уже перевели в лечебницу для душевнобольных. Никакой он не маньяк, просто жалкий сумасшедший.
Что ж, иногда следствие идет по ложному пути и самые опытные сыщики ошибаются, заметил Дан. Однако не помню, чтобы я указывал на Аарона Космински как на убийцу. Я сказал, возможно, он преступник.
Опять ваши фокусы, Холмс, проворчал инспектор. Но тут вот какое дело Джонс замялся, потом вытащил из другого кармана листок бумаги, протянул Дану. Прочтите.
Позвольте мне, в лучшей Уотсоновской манере проговорил Сенкевич. Взял бумагу, принялся читать вслух: «Со всех сторон до меня доходят слухи, что полиция меня поймала. А они до сих пор даже не вычислили меня. Я охочусь на женщин определенного типа и не перестану их резать до тех пор, пока меня не повяжут. Последнее дело было великолепной работой. Леди не успела даже вскрикнуть. Я люблю такую работу и готов ее повторить. Скоро вы вновь узнаете обо мне по забавной проделке. Закончив последнее дело, я прихватил с собой чернила в бутылочке из-под имбирного лимонада, чтобы написать письмо, но они вскоре загустели как клей, и я не смог ими воспользоваться. Вот я и решил, что взамен подойдут красные чернила. Ха! Ха! В следующий раз я отрежу уши и отошлю их в полицию, просто так, ради шутки. Джек Потрошитель».
В газетах этого нет, сказал Сенкевич, возвращая инспектору письмо.
Пока нет, уныло признался Джонс. Но сегодня вечером уже будет. Письмо-то, написанное кровью, он прислал прямо в агентство новостей. Они передали бумагу в Скотленд-Ярд, но содержание уже пошло в печать. Надо же, имечко себе какое придумал: Джек Потрошитель
Дан сочувственно кивал.
В общем, Лестрейд рассказал о ваших прогнозах. Вынужден признать, Холмс: вы были правы. Убийца решил поиграть с нами.
И эта игра только началась, согласился Платонов. Следует ждать новых писем и даже посылок.
Посылок?..
Увы. С частями тел жертв. Думаю, сначала он пришлет почку.
Платонов отчаянно блефовал, выдавая знания о Потрошителе за результат дедукции. Сенкевич тут же подумал, что зря капитан столь самоуверен: реальность другая, и Потрошитель может действовать по-другому.
Так, может, встанете уже с кресла и поможете его поймать? насупился Джонс.
Я не бегаю по улицам в поисках преступника, заметил Дан. Мое оружиеанализ и размышления. Дедуктивный метод.
Ну размышляйте тогда. Джонс тяжело поднялся. А я пойду бегать. Нам, простым смертным, приходится работать. Если что понадобится, только сообщите в Скотленд-Ярд. Мы обязаны предоставлять вам все материалы следствия. Распоряжение комиссара.
Платонов кивнул:
Я знаю. Пока могу сказать вам, что вскоре следует ждать следующего убийства. Преступник вошел во вкус.
Джонс что-то неразборчиво прорычалСенкевич готов был спорить, что это было проклятие, и вышел.
Хреновый из меня Холмс, уныло проговорил Платонов. Сижу тут полуживой и только понтуюсь. Настоящий Холмс уже давно бы Потрошителя поймал.
Есть один способ. Сенкевич взглянул на часы. Зовем Настю, и все ко мне в лабораторию. Хочу кое-что проверить.
Втроем они спустились в подвал, Сенкевич включил свет.
Надо же, как интересно протянула Настя. Ни разу здесь не была. В смысле, миссис Хадсон не была. Уотсон никого не допускал в святая святых.
Девушка прошлась вдоль полок, разглядывая заспиртованных уродцев:
Чем же он здесь занимался, черт возьми? Сдается мне, здешний Уотсон вовсе не такой душка, каким описывал его Конан Дойл.
Вы даже не представляете себе, леди, насколько правы, мрачно подтвердил Сенкевич.
Не мог бы ты по-русски говорить? Настя сморщила нос. От твоего безупречного английского и изящных манер тошнит уже.
Да забываю. Сенкевич неуклюже перешел на родной язык. Путает он меня, бл бл блестящий денди.
Так зачем ты нас сюда привел? спросил Дан, вертя в руках пустую пробирку.
Сейчас. Сенкевич подвел их к столику для спиритических сеансов. Круглая столешница была разделена на ровные секторы, в каждомбуква английского алфавита. На противоположных сторонахслова Yes и No. Посередине лежала большая фарфоровая стрелка.
Ты духов решил вызывать? расхохотался Дан.
А ты в них не веришь, да, капитан? Мало в Японии насмотрелся? огрызнулся Сенкевич. Может, что и получится.