За камнем последовали и другие «подарочки»стадный инстинкт снова дал о себе знать. Яблоки и яйца, земляные комья и даже коровьи лепешки полетели в воина со всех сторон, вынуждая его сжаться, закрывая руками лицо. Что, кстати, было не очень-то легко делать, не выпуская меча из рук.
Наконец, подоспел напарник взбунтовавшегося воина. И уже не утруждая себя переговорами и прочими увещеваниями, пронзил его мечом.
Только когда окровавленный бунтовщик рухнул на землю рядом с уже приподнявшимся Сеней, град из яблок, яиц и камней прекратился. На миг толпа замерла как один человекв нерешительности, не зная, что делать дальше.
Проснувшаяся храбрость, позволившая торгашам, крестьянам и прочему мирному люду напасть на воина из дружины правителя, вызывала у них теперь нездоровое наслаждение. А боевитость, она же агрессия, не израсходованная до конца, срочно требовала выхода.
И нашелся в толпе человек, этот самый выход подсказавший.
Бей Свидетелей! проорал он на весь рынок.
Остальные большинство, по крайней мере, ответили грубыми одобрительными возгласами.
Оставшийся в живых воин помог Сене подняться. Тот окинул взглядом толпу, под разноголосые вопли импровизированного боевого клича покидавшую рынок. Окинули улыбнулся с удовлетворением.
Как говорят космонавты, полет нормальный в основном нормальный. Не без накладок, конечно. Ну, так и шаттлы ведь тоже иногда взрываются.
11
За бунтом, массовыми беспорядками лучше всего наблюдать через экран телевизора. Или компьютера (а также смартфона иль планшета) с загруженными туда соответствующими фотками или видеозаписями, залитыми в Сеть какими-то смельчаками. Ну а если уж ни телевидение, ни гаджеты еще не изобрели, то сойдет и самая высокая точка в охваченном беспорядками городе. Например, крыша большого дома, стоящего на вершине холма. Укрепленного холма, что ценно.
Да, так лучше. Гораздо лучше, чем лезть в самую гущу этих драматичных, а порой и трагических событий. И сохранней будешь, и увидишь больше.
Хотя насколько вообще уместно слово «лучше» применительно к чужой, но беде?
В целом, Сенины «гастроли» по людным местам города прошли успешно. Да, не везде ему с готовностью поверили. Тем более, пару раз пришлось столкнуться и с самими Свидетелямилюдьми в белых плащах, при виде которых Сене вспомнилась пара крылатых фраз Валерии Новодворской: «Вы все дураки и не лечитесь! Одна я умная в белом пальто стою красивая». Так вот, в полном соответствии с этими фразами Свидетели, встреченные новоиспеченным Шайнмой, только себя считали правыми. Всех же остальных полагали кем-то вроде дитятей непутевых, которых все время необходимо вразумлять и поучать.
Естественно, столкнувшись с неким прохожим, утверждавшим, что он не кто иной, как легендарный Шайнма, люди в белых плащах немедленно обвиняли его во лжи. И само собой, в ответ на демонстрацию этим Шайнмой самозваным умения метать молнии, Свидетели объявляли его колдуном и прислужником Тьмы. Ну и, наконец, не стоило удивляться, что когда сам тип, выдававший себя за Шайнму, объявлял Свидетелей лжецами, а их легендарных предков преступниками и предателями, обладатели белых плащей только укреплялись во мнении, что имеют дело с приспешником Хорвуга и врагом веры. И не думали, разумеется, соглашаться с его обвинениями.
Вдобавок, как назло, зажигалка после выступления на рынке окончательно сдохлагорючее кончилось. Однако, пошевелив мозгами, Сеня придумал замену ей, как способу вызвать свой коронный спецэффект. Ведь, в конце концов, что такое зажигалка. Техническое устройство, довольно примитивное. И, если подумать, так ли уж оно необходимо, когда в твоем распоряжении детище куда более высоких технологий. Породивших Замок-Над-Миром.
Проще говоря, Сеня не сразу, но наловчился вызывать с помощью имплантата «Нафани» молнию, слишком слабую, чтобы сверкать, но достаточно сильную, чтобы поджигать. Поджигать какой-нибудь предмет вроде старой деревяшки, в Сениной руке. И тогда со стороны создавалось впечатление, будто именно рукой он этот предмет и поджог.
Вкупе с верой горожан в «светлую» сущность огня этот новый способ использования имплантата помог Сене отбиться от обвинений в принадлежности к колдовской братии. Труднее оказалось с обвинениями в клевете и с отрицанием Свидетелями тех преступлений, что назвавшийся Шайнмой предъявлял их предкам.
Но и здесь Сеня нашел выход. Прибегнув к вопросам, наводящим и провокационным. Например: «Если я не колдун и не посланник Хаода, то кто тогда? Кому еще могла быть доступна такая сила?»
Когда не обремененные воображением горожане, не способные предложить никаких других вариантов, соглашались с тем, что перед ними наверняка, если и не Шайнма, то какой-то другой из посланцев Хаода, Сеня переходил к следующему доводу. «Если я Шайнма, и я жив-здоров, вопрошал он, то почему Свидетели утверждают, будто Шайнма погиб?»
Дальше следовал черед контрольного выстрела в этом словесном поединке: «А если Свидетели соврали в таком, принципиальном для веры, вопросе, то стоит ли им вообще верить?»
Или, если очередной Свидетель пытался выкрутиться, предполагая, что Шайнма погиб, а перед ними-де другой посланник Хаода, в ход шел другой вопрос-провокация: «Так кому вы больше верите? Посланнику Хаода или простому смертному?»
Такие, не блещущие изяществом упражнения в софистике приносили плоды. Ведь искусство сие жителям данного мира еще только предстояло изобрестивслед за обработкой железа и идеями приобщения к государственному управлению широких масс. Пока же, не в силах ничего возразить новоиспеченному Шайнме, люди в белых плащах отваливали, как откатываются морские волны от неприступного утеса. Да спешно бежали к Первому Свидетелю докладывать, что под всеми ними того гляди загорится земля. То есть доделывали работу, которую запорол проявивший вредную инициативу лазутчик-слуга в палатах Огненосного.
Конечно, далеко не все горожане, коих Сеня успел убедить в лживости Свидетелей, сорвались и побежали карать их за преступления предков дубьем и камнями. Оно и понятно: не очень-то агрессивная публика проживала в городе или приезжала сюда торговать. Мирные землепашцы, ремесленники, лавочники. А убиватьдело не такое уж простое, в том числе морально.
Еще, увы и ах, не удалось Сене за время своей разоблачительной прогулки, избежать покушения. К счастью, окончившегося неудачей. Из-за угла ближайшего дома прилетела стрела. И, разминувшись с Сениным лицом на пару сантиметров, воткнулась в одного из стоявших неподалеку горожан.
Воткнулась уже на излете, однако рана все равно оказалась серьезной. Хорошо, единственный из оставшихся при Сене телохранителей помогсумел и стрелу безопасно извлечь, и рану перевязать. Но прежде, на пару со своим подопечным кинулся за угол, откуда стреляли, в наивной надежде настичь злоумышленника. Ибо, что воин, что сам Сеня не сомневались: целью подлого лучника был вовсе не простой горожанин.
Только вот стрелка того уже и след простыл. И лишь одно имелось в том инциденте светлое пятно ну, помимо того факта, что Сеня остался жив. Присутствовавшие при покушении тоже были уверены, что именно возвратившегося Шайнму какая-то сволочь замыслила убить. И были готовы отомстить. Пусть даже тем, кто мог быть к тому непричастен.
Так или иначе, к утру следующего дня город стоял на ушах. Последствия собственных деяний Сене были неплохо видны с крыши палат. Видны и слышны.
То тут, то там над скопищами зданий поднимались столбы дыма. Откуда-то доносились гневные вопли или крики ужаса; стук едва ли молота в кузне или плотницкого топора. Что-то ломалось и разрушалось с грохотом и треском.
Нельзя сказать, что зрелище это доставляло Сене удовольствие. Последнее, если и присутствовало при его вылазках на крышу, то было извращенным, мазохистским. А гораздо больше Сеня испытывал тревогу и уколы совести. Не очень-то приятно было смотреть, как рушится то, что строилось годами и налаживалось веками. Даже сомнение возниклоа правильно ли он поступил.
Тем не менее, подобно анекдотическим мышам, что плакали, кололись, но все равно жевали кактус, Сеня зачастил на крышу палат наблюдать за охватившей город вакханалией. Делал он это, сам толком не зная, для чего. И объяснить до конца не мог. Единственная причина, приходившая ему в головускука, отсутствие других занятий. Их вообще-то не слишком много, когда сидишь в осаде. А ничем иным положение резиденции Огненосного посреди бунтующего города не было.
А вот советник Рэй, например, не скрывал своего довольства происходящим. Будучи уверен (и уверяя, в том числе Сеню), что все идет по плану.
Бунты и прежде случались, говорил он. По разным поводам, да столько за историю города их было, что летописцы со счета сбиваются. И ничего. Город пережил эти безобразия, не вымер и не обратился в руины. Рано или поздно, обещал советник, бунт выдохнется. До тех, кто громит, дойдет, что если они будут продолжать в том же духе, можно попросту умереть с голоду. Ибо ни урожай за них никто не соберет, ни скот не вырастит, не продаст товар, который может испортиться или сгореть, принеся убытки. И так далее. Вспомнят бунтовщики, что работать надода и разбредутся помаленьку.
А зато те, кого громят (в данном случаеСвидетели), натерпевшись страху, начнут мечтать о защите. И защита придет к ним в лице дружины Огненосного, что обязательно вылезет наводить порядок в городе, когда бунт начнет сам собой иссякать.
Тогда ее, дружину, говорил советник Рэй, люди в белых плащах встретят как спасителей. Если кто-то из них, конечно, останется к тому времени жив. И послушно пойдут под твердую руку Огненосного, не помышляя более о том, чтоб влиять на него да вертеть правителем в своих интересах.
Что до города, то город отстроится, заявлял Рэй с уверенностью. Как бывало уже не раз. Взамен сгоревших домов вырастут новые, а там, глядишь, люд городской вовсе забудет об этом бунте, как забыл обо всех предыдущих. Погрузившись по уши в мирную рутину.
В некотором смысле оптимизм советника был оправдан. И бунтов он видел всяко больше, чем тот же Сеня. И в надежности укреплений палат сомнений не былопока обычные городские постройки горели и рушились, те стояли в неприкосновенности. Лишь запах гари, проникавший в окна, не давал обитателям палат забыть, что не все гладко в королевстве потомков хелема.
Шпионы и предатели, некогда засланные в палаты Свидетелями, были быстро разоблачены и уничтожены. Точнее, эти несколько человек сами себя разоблачили один за другим, в отчаянии атаковав, кто Шайнму, кто Огненосного, кто его советника. Действовали они наспех, топорно, поэтому ни одно покушение успехом не увенчалось.
В общем, внешняя угроза палатам отсутствовала, внутренняябыла вовремя устранена. И, казалось бы, людям, укрывшимся в большом каменном доме на окруженном частоколом холме, оставалось одно: ждать, пока пламя бунта не погаснет. Благо, в палатах имелся солидный запас пищи. Да и недостатка в воде резиденция правителя не испытывала.
Казалось бы. Вот только прошел еще день, потом другой, третийкаждый лично для Сени наполненный праздностью да походами на крышу, за единственным доступным зрелищем. И даже у советника Рэя уверенности и оптимизма поубавилось. Ибо до него, как до самого осведомленного, начало доходить: события развиваются мягко говоря, не совсем по плану.
Как в старой детской песенке: «Это мы не проходили, это нам не задавали».
12
Что, опять нужна моя помощь? с ноткой ленивого недовольства поинтересовался Сеня, краем глаза приметив поднявшегося на крышу советника.
После чего вернулся к прерванному занятиюсчитать столбы дыма, торчащие над городом. Стало ли их больше оттого, что ушедшие в отрыв горожане предали огню еще одно святилище или дом, принадлежащий кому-нибудь из Свидетелей. Или просто какая-нибудь постройка попала под горячую руку. А может, напротив, дыма стало меньше, если какие-нибудь из пожаров таки затушили. Как вариант, сгорело то, что могло сгореть, и пожар выдохся сам, оставшись без пропитания.
Занятие, понятное дело, так себе. Но, во-первых, другого и не было. Особенно в свете того, что Смотритель Бовенгронда отчего-то ни возвращать Сеню в родной мир не спешил, ни вообще выходить на связь. А во-вторых, оно хотя бы тренировало наблюдательность и, что немаловажно, включало работу с цифрами. Математика же, говорил сам Михайло Ломоносов, ум в порядок приводит.
В общем-то, да, Шайнма, отвечал Рэй, подойдя ближе.
А вот сесть рядом, по-свойски, он счел ниже своего достоинства. Так и остался стоятьнад душой. Нависая над праздным Сеней, как Пизанская башня над тем славным городом с не вполне благозвучным названием.
Видишь ли, начал он, ко мне со всего города поступают сведения воры, не желающие, чтобы их накрыли; простые подданные, имеющие мелкие провинности или просто желающие для себя послаблений. Они передают мне, если видели или слышали что-то подозрительное, странное или какое-нибудь проявление неблагонадежности.
Стучат, короче, буркнул Сеня, но советник оставил эту его реплику без внимания.
Собственно, так мы и узнали о твоем появлении в городе, Шайнма, продолжал он невозмутимо, тот воришка, что украл твой нож, неплохо запомнил тебя и смог описать. Но речь не об этом.
Соль в том, что, несмотря на бунт, доклады ко мне поступать продолжают. У тех же воров, знаешь ли, свой здесь интерес. Обчистить чей-нибудь дом, например. Ну, пока его хозяин носится по городу, восстанавливая справедливость во имя Хаода и его посланника. Или влиться в толпу погромщиков и стянуть у кого-нибудь из них кошель.
Так вот. Докладываются эти крысы бесхвостые в том числе о бунте. Как же, это ж главное событие последних дней! И из их сообщений выясняется, что не очень-то гладко все складывается с этой затеейнатравить горожан на Свидетелей.
Поясните-ка, попросил Сеня, мигом подобравшись и даже переведя взгляд с панорамы горящего города на советника Рэя.
Большинство святилищ разгромлено, отвечал тот, а многих Свидетелей, кого повесили на воротах, кого до смерти забили. Но главный храм еще держится. И оставшиеся Свидетели, скорее всего, засели именно там.
Думаете, это надолго? Ну, долго продержится этот храм?
А вот тут, Шайнма, начинается самое интересное. Хотя едва ли приятное, советник вздохнул, мои осведомители сообщают, что горожане предприняли уже несколько попыток штурма. Но, во-первых, стены и двери главного храма прочны, а сам онсооружение далеко не маленькое. Второе по размерам, после палат. Не очень-то удобно такой штурмовать. Особенно не имея боевых навыков и используя единственную тактикунабежать и задавить массой.
Есть еще «во-вторых», напомнил Сеня, и Рэй кивнул.
Во-вторых, продолжил он, всякий раз, когда бунтовщики атаковали главный храм, что-то обязательно им мешало.
«Как танцору?»вертелась на Сенином языке затасканная до смерти острота, но он удержался. Тем более что услышанное далее к веселью не располагало.
Начинали ломиться в двери, рассказывал советник, и откуда ни возьмись, на горожан налетали целые полчища ос или шершней. Пытались поджечь храмтак прямо над ним посреди ясного неба возникала маленькая тучка и проливалась дождем, туша огонь. Пробовали лезть через окна, так стены раскалялись почище котла на огне. Дотронуться невозможно. Бросали в те же окна горящие факелы, головни но сразу же налетал ветер и задувал их еще в полете.
Ну, ни х-хХорвуга себе! воскликнул Сеня, так это ж колдовство, даже дураку ясно! Выходит, Свидетели колдовать умеют! А сами мне это в вину ставили.
Ну а кто в людном месте громче всех кричит «Держи вора!»усмехнулся Рэй в ответ на последнюю, прозвучавшую почти жалобно, фразу, беда в том, что такая штука, как бунт, вообще-то быстро протухает. А в данном случае, из-за неудач со штурмом главного храма, желающих лезть на рожон становится все меньше. И все большему числу горожан приходит в голову, что пора-де разойтись по домам. Понимаешь? Так что может получиться так, что бунтовщики разойдутся, а Свидетели, удержавшись в главном храме, выйдут из этой заварушки победителями. И я даже не исключаю тогда, что все вернется на круги своя. Как будто не было ни Шайнмы с его разоблачением, ни бунта.
План каков, о, мудрейший? не удержался от ерничества Сеня.
Даже если Свидетели владеют колдовством, изрек Рэй, кашлянув, с твоей силой, Шайнма, оно не сравнится
Да уж, мое кунг-фу круче ихнего.
поэтому, от имени Огненосного, прошу тебя выбить с ее помощью Свидетелей из их последнего оплота, продолжал советник, отправляться туда лучше в сумерках или даже ночью
«А хочу ли я вообще туда лезть, его, похоже, не интересует», с досадой подумал Сеня.