Несколько родственниц и приятельниц Лулу Марципарины Бианки теперь ежедневно её навещали с единственной целью выполнить нехитрый ритуал: всплеснуть руками, погладить по чешуйкам, произнести одинаковые слова с разной мерой искренности.
Первая яральская модницагоспожа Ута из дальней ветви рода Драеладрастала появляться во дворце ещё с того момента, как посторонним входы в него перекрыли стражи. Прежде она Марципарину и знать не знала; верно, горячий интерес толпы побудил её искать запоздалого знакомства. После того же, как Драеладр вылупился, в круг неравнодушных посетительниц вошли Капитолина и Валерианасупруги градоначальника Ярала и первого советника, потом их число ещё возросло за счёт подруг Уты.
Хотя всякий человек в Ярале знал о его великом предназначенииДраеладр чувствовал это знание окружающих всеми чешуйкамидля женщин из этой группки дела семейные представлялись много важнее, чем подвиги, которые кому-то предстоит свершить.
Стремление к непостижимому женскому счастью, которым весь этот кружок сплотился вокруг материнства Марципарины, принимало разные оттенки от сладкого сорадования до едва прикрытой зависти. Кажется, многим здесь хотелось бы родить дракона вместо неёдаже Уте, которая своего дракона уже некогда родила, но та, правдабез особых почестей. Не к любому дракону в роду переходит главное имя.
Как и люди, маленький Драеладр появился на свет беспомощным комочком, способным вызвать симпатию у кого только можно. Что за прелесть этот малыш! Какие милые глазки! Что за носик! А щёчки круглые-круглыев мать! И как задорно он улыбается! И такие ладные ручки, ножки, крылышки! И чешуйка смешно топорщится на пузике!
Драконы ничего не забывают и способны задним числом осмыслить речь на непонятном ещё языке, но слушая день за днём примерно одно и то же, Драеладр заранее определил некоторые речи как пустыеи намеренно от них отвлекался. Ведь запомнишь эти словаи они однажды введут тебя в заблуждение, ибо правильного смысла не имели изначально.
* * *
В детский мирок Драеладра совершенно новые люди вторгались редко, да и толишь тогда, когда их посещение одобрялось матерью и её друзьями. Чешуйчатого младенца берегли. Площади не давали хлынуть во дворец даже в период её полной благожелательности, не говоря уже о дальнейшем. Но некоторые визиты так и остались дракону непонятны. И не ему одному.
Однажды госпожа Кэнэкта предложила Лулу показать сына отшельнице Бланш, кстати, родной бабушке Бларпа Эйуоя. «С какой целью?» спросил бы Драеладр, если бы тогда умел. Но ведь и так понимал: цель разведывательная. Что-то следовало узнать ради блага всего Ярала, всей Эузы и живого человечества. Лицо у Кэнэкты было сосредоточенное, слова падали напряжённо. Всякий поймёт, что сейчас в ней говорила не подруга.
Наивная же мать Драеладра с воодушевлением согласилась. Наверное, кажется, просто хотела похвастаться любимым сыном и перед этой Бланш.
Правда, быстро доставить старушку в Ярал оказалось не под силу даже её прославленному внуку. Бланш удалилась от суеты на остров Новый Флёр, затерянный где-то на краю нижнего из небес. И пусть от высокогорного Ярала до нижнего неба ближе, чем от любого другого наземного города, всё же полёт туда и обратно в воздушном замке отнял у Бларпа Эйуоя кучу времени.
Гостья вошла во дворец с чёрного хода и под покровом ночи, стараясь не попасться на глаза непосвящённым горожанам. Только четырнадцать звёзд на небе не просто видели Бланш, но и освещали ей путь. Эти звёзды, по уверениям Хафиза, появились в ночь, когда Драеладр вылупился, и не пропадали даже в облачную погоду.
Провидица держалась с уверенностью, говорила сухо и глядела так, что дракончику под её взглядом было не по себе. Без долгих расшаркиваний она велела Лулу Марципарине Бианке показать ей дитя.
Старая Бланш была известна как предсказательница будущего по глазам драконов. Что она там обычно видела в драконьем взоре, её дело, но встретившись взглядом с Драеладриком, старушка перепугалась не на шутку. Заслонилась ладонью, зашептала заговоры-обереги, прислонилась к стене. И, ничего никому не сказав, поспешно удалилась.
Наутро её внук, хитроумный Бларп Эйуой, просил Марципарину не держать зла на впечатлительную бабушку, назвал причину страха смехотворной, но в чём она состоялаутаил. Когда же Хафиз пытался настоять на прояснении смехотворной причины, Эйуой отшутился.
Он сказал: «Смехотворные причины бывают слишком опасны», припомнил дракончик.
Да, что-то наподобие, согласился Хафиз. Таких подробностей ему самому не упомнить: как-никак, чистокровный живой человек со всеми положенными несовершенствами.
В тот же день Лулу Марципарина Бианка унесла новорожденного сына-дракона в маленькую комнатку без окон в магически защищённом от наблюдения свыше уголке дворца, где и выкармливала своим освежающим молоком. От кого она его прятала, осталось тайной. От людей, или от четырнадцати любопытных звёзд, пронзивших лучами льды семи небес, чтобы выведать подробности возрождения легендарной династии? Люди не могли пронзить взорами стены комнатки, от внимания звёзд малыша закрывала заговорённая люстра.
А что такое звёзды, дядя Хафиз?
Очаги божественной энергии, не задумываясь, отвечал тот, их довольно много в небесном ярусе. Четырнадцать главных звёздглаза Семи Божеств, сотворивших наш мир.
А зачем звёздам за мной наблюдать?
Ну, это у самих звёзд спросить надо бы с некоторых пор ответ Хафиза на вопрос о наблюдателях стал уклончивым. Наверное, чтобы подрастающий дракон не заносился. Но Драеладр прекрасно помнил все прошлые ответы, в которых Хафиз не осторожничал. Дракон твёрдо усвоил, что принадлежит к правящему драконьему роду Драеладров, каковой накануне его рождения едва не пресёкся с уходом Живого Императора. И догадывался, что за надежды с ним связывают Божества. Те самые, от которых отпали малодушные жители Ярала.
* * *
Ох уж эти люди! Отчего они тобой восторгаются и чего ради разочаровываются? Непостижимые существа, склонные сливаться в стихийные массы, неразличимые даже цепким умом дракона!
Даже выучившись речи и выспросив у Хафиза, что только можно, Драеладр не понимал в чём-то главном людейдаже самых близких и дружественных.
Во-первых, загадочного Чичеро, рассказывая о котором, Хафиз путал и себя и собеседника. Во-вторых, самого Хафиза: что он делает здесь, в Ярале, где нравы лишены утончённости и мало кто нуждается в наложниках? В-третьих, Бларпа Эйуоя: каково его родство с драконами, о чём он постоянно думает и куда исчезает? В-четвёртых, Эрнестину Кэнэкту: чем она встревожена, когда напускает на себя беззаботный вид? В-пятых, одноглазого чернолицего карлика Дулдокравна: как он, отдельный живой человек, мог быть составной частью мертвеца Чичеро? В-шестых, конечно, провидицу Бланшибо никто до конца не поймёт настоящую провидицу.
Ну, а в-седьмых (да нет, это во-первых!), он ещё не мог понять Лулу Марципарину Бианкусобственную мать. Что с ней стряслось, и где она теперь? Теперь, когда дворец пришлось сменить на отшельничью хижину, и рядом из многих человеческих воспитателей остался один Хафиз.
Надо признать, уземфец старался, но был далеко не всеведущ, к тому же владел искусством темнить и плутовать. Почти каждое событие, в котором участвовали люди, дракону приходилось, прибегая к помощи Хафиза, долго истолковывать самому. Потом иногда оказывалось, что наложник ответ знал, просто стеснялся озвучить сразу.
Взять бы хоть ту самую первую, благостную встречу с толпой, когда гордая Лулу вынесла вылупившегося сына на балкон. От слишком громких приветствий дракон спрятал голову под крыло. Люди же огорчённо ждали, когда же он на них посмотрит, чтобы осчастливленными разойтись.
Зачем они караулили моё рождение? как-то спросил Драеладр у Хафиза. Тот ответил, что яральцы, должно быть, надеялись своим участием помочь ему вылупиться. Помоглии ушли восвояси.
Да? усомнился дракон. Что-то я не почувствовал никакой помощи. Даже наоборот.
Тогда Хафиз нехотя припомнил иной повод для стечения народа:
Есть ещё примета. На кого поглядит новорожденный Драеладр, тому подарит удачу и долгую жизнь.
Вот это уже похоже на правду, с усмешкой в голосе заключил дракон. Ну ещё бы не усмехаться: Хафиз перестал темнитьи всё тут же прояснилось. Отдельный вопросзачем темнил Хафиз, но зато люди
Люди с этих пор ему казались всё понятнеес каждым днём. Если и подбрасывали загадки, торешаемые без труда.
Следующая загадкао людском разочаровании. О резком переходе от обожания Драеладра к полному обесцениванию. Резком, как по команде.
Так разве это ещё секрет? удивился Хафиз. Ведь следователи госпожи Кэнэкты давно хорошо поработали со смутьянами, тут уземфец напомнил о вражеских некроталерах, ввергших в беду троих грузчиков. Ну, и о подачках поскромнее, за которые ловкие горожане и выходили роптать на площадь.
По правде говоря, о памятной беседе Кэнэкты с Бларпом Эйуоем Хафизу рассказал сам Драеладр. Уземфец-то при ней не присутствовалбыть может, ушёл на рынок за продуктами. Теперь же он возвращал чуть ранее полученные сведения на адрес отаправителяи сам удивлялся короткой памяти дракона:
Причина, как известно, была в соблазнении лёгким заработком. Команда исходила от тех, кому выгодно. В конечном счётеот мертвецов. Соблазнениеэто ведь их обычная тактика.
И всё-таки что-то не сходится, покачал хвостом Драеладр. Конечно, за некроталеры можно выходить на площадь и что-то изображать, пугая нас и провоцируя стражей. Норазочароваться? Как это сделать за деньги?
Хафиз не сразу понял, что дракон говорит о подлинном глубоком разочаровании, а не о купленном за некроталеры мертвецов пустом наигранном спектаклес его-то тремя зарвавшимися исполнителями и более осторожной массовкой и пришлось поработать дознавателям Эрнестины Кэнэкты.
Подлинное разочарование? Я не уверен, было ли оно
Ещё бы, ведь чтобы определять истинную глубину владеющих людьми переживаний, надо обладать чувствительностью дракона. Уземфец не думал, что многие яральцы могли разочароваться искренне, и даже намеренно этой возможностью пренебрегал. Ибо искренность предателейтовар дешёвый. Цена емуломаный некроталер на свободном рынке.
Предателями они стали после, заявил дракон, сперваразочаровались. Причём настолько, что легко приняли некроталеры. И переход от безоговорочной веры к отвержению занял у них примерно одни сутки.
Целая площадь согласованно отчаялась в течении суток. Сможет ли Хафиз оценить размах эмоционального скачка? А Драеладр его пережилне понимая ещё, что к чему, но трепеща перед размахом. Только что его боготворил целый город, стелился у ног и подталкивал на высоченный пьедестал, а дня не прошлои повсюду океан презрения, и барахтайся там как знаешь!
Но что же тогда повлекло такую переоценку?
В этом-то и загадка, напомнил дракончик.
И правда Хафиз поморщился, и Драеладр почувствовал, что разгадка-то ему ведома, просто не хочется её оглашать.
Дракон уже замечал за уземфским наложником, с каким мастерством тот обходит некоторые неприятные или опасные темы, потому спросил в лоб, распрямляя свои кожистые крылья, чтобы казаться больше:
Люди с площади на меня горячо надеялись и вдруг разочаровались. Дядя Хафиз, я не верю, что ты не прослышал о причине, так отвечай же, в чём было дело?!! дракончик прикинулся не на шутку рассерженным, чтобы изворотливый наложник остерёгся плутовать.
Я узнал лишь одно: в Эузе в ту пору поменялся правитель, немедленно сообщил Хафиз.
И что это могло значить?
Ума не приложу, с изяществом пожал плечами наложник.
Звучало искренне, но таило уловку.
* * *
Пока Драеладр сообразил, что истинное значение смены власти в Эузе мало кому может быть ведомо (отсюда и чистосердечное «ума не приложу»), а у Хафиза в наличии лишь смутные подозрения, которые его и пугаютуземфский плут уже благополучно заснул, оставив дракона с его новым вопросом наедине.
Вывернулся-таки. Но ведь снабдил дракончика пищей для ума! И, между прочим, за всё долгое сидение в хижине на Оползневом склоне Хафиз о смене власти в Эузе упоминул впервые. Прежде не удосуживался.
Ну да, в Эузе и Ярале дядя Хафизчужестранец. Ему самому не многое растолковали, а с мерками маленького пустынного Уземфа вряд ли многое охватишь в огромной стране да ещё в переломную пору. Нижне-восточная поэзия, которую уземфец тонко чувствует, воспевает иные предметы.
Итак, отчего смена верховной власти в стране людей так быстро и резко повлияла на отношение к наследнику правящей династии драконов?
Драеладр пытался думать самостоятельно, но выходила ерунда.
Конечно, Яралодин из городов Эузы, но расположен он в верхней части почти неприступной Белой горы, сменившийся же правитель так далеко: в столице, куда ехатьне доехать
Похоже, в рассуждения вкрался серьёзный изъян.
Что мешает? Незнание дворцовой политики? Это уровень затруднений человека Хафиза. А Драеладр может встретиться с дополнительными сложностями. Возможно, ему мешает понять людей его инородная драконья суть.
* * *
Ограничения драконьей сути восполняются человеческим воспитанием.
Но всяким ли человеческим?
Конечно, для молодого дракона с особым предназначением Хафиза подходящим воспитателем не назовешь. Тот и сам получил весьма узкую подготовкудля карьеры наложника в серале царевны Уземфа многие премудрости излишни. У драконов же совсем иные запросы, чем у любой из царевен тамошнего пустынного края.
Небось, другие люди из ближнего круга Лулу Марципарины помогали бы Драеладру разобраться в его загадках много лучше и точнее. Увы, к моменту, когда Драеладр выучился сносно говорить, с ним остался только верный Хафиз. Когда выбирать круг общения не приходится, будешь благодарен и единственному своему воспитателю, каков бы тот ни был.
«Ума не приложу»? Нет. Это других человеческих умов сейчас не приложишь. Исходим из этого.
И от раздражения Драеладр переходил к благодарности, словно впуская в себя давешнюю неразумную толпу с её легковесными крайностями.
Впрочем, на поверку легковесной крайностью оказалось лишь раздражение. Благодарность дракончика имела надёжные основания. Как на него ни дуйся, Хафиз честно старался быть полезным. Учил вере в себя. Именно от него (а не от Бларпа, признанного знатока легенд) новый Драеладр узнал свою великую родословную. И в годины лишений уземфский наложник не раз напоминал воспитаннику, что по матери тот приходится прямым потомком легендарной царицы Эллы. Той, что впервые родила, выкормила и воспитала Великого дракона.
А как же моя мать? не раз удивлялся дракончик. Отчего она перестала меня кормить и воспитывать?
Она обязательно вернётся, терпеливо убеждал Хафиз, ей только надо для этого немножко расколдоваться и к слову запевал длинную песню в нижне-восточном стиле, посвящённую совсем другой заколдованной царевне и семерым кочевникам картау с ней.
Кто заколдовал мать маленького Драеладра, Хафиз точно не знал, как и того места, куда её увезли прибывшие с небесным замком драконы. Некая «Канкобра»: поди догадайся, где это расположено.
* * *
Всё, что сохранилось у Драеладра от последних недель общения с матерью, осмыслению пока не подлежало.
Может, высокая поэзия Нижнего Востока и справилась бы с задачейкак знать? Может, именно ей и под силу соединить щедро воспринятые драконом переживания Лулу Марципарины Бианки в логически выстроенное целое. Может, Хафиз искупил бы слабое разумение дворцовой политики Эузы совершенным толкованием заколдованного мира женской души. Однако, чтобы все эти теснящиеся образы передать ему для работы над поэмой, их надо было сперва хоть как-то выразить. Мог ли справиться Драеладр? Нет, он терялся при каждом мало-мальски свободном скачке мысли.
Вихрящиеся шорохи, внезапные испуги, трудные поиски путей совершения самых обычных действий, страх темноты, дружба с темнотой, желание притаиться во тьме, чтобы снаружи тебя не видели, желание показать другим и доказать самой себе, что ты есть, а нет не тебякого-то другого
И вдругвнезапное решение: надо, пока не поздно, спасти Драеладра! Спасти, немедленно спасти! Какой он хорошенький, мой сынок