С мертвяками?
Да говорят, что уж сколько лет ходит, но ни одного мертвяка не видывал. Вот чудища, те случаются, но и то редко. Повыбили их, стало быть. А так-то горы. За горамиземли. На землях, стало быть, люди. Селения. Есть малые, есть побольше.
Люди? верилось в подобное слабо.
Свей Янович, коий уж не первый год зерно туда возит, сказывал, что до того его батюшка торговал, а еще раньшеи его. Что во времена-то прежние там оно сложнее было, тварей больше, людей меньше. Беда их в том, что землица-то родит, да не нужное. Травы всякие запретные, стало быть, растут, а вот пшеница аль рожьнет. И приходится возить. Платят честным серебром и золотом. И травы их опять же весьма ценятся.
Люди.
Странно так.
А
Сперва-то беглые тудашечки шли, как он сказал. И те, которые удачи искали, сокровищей всяких, кладов. После и прочие потянулись, когда понятно стало, что жить там можно.
А
А за порядком, стало быть, Повелитель Тьмы и приглядывает. И да, случалось Свею Яновичу с ним встречаться. Лика, правда, не видывал, ибо тот всюду в зачарованном доспехе ходит. Но клянется, что тотчеловек. Может, силой наделенный, но и сама-то ты не бессильная. Хорош аль нет, того не ведаю. Как и то, каков он норовом. Но Свей Янович сказывал, будто местные его крепко уважают. Он и пиратов побил, которые на земли его захаживать повадились, и разбойничков, ежели заводятся вдруг, тоже скоренько находит, а потому царят там мир и порядок.
Разве так бывает?
Съездишь да поглядишь, Древояр глядел лукаво. Подумай, девонька. А что ты теряешь-то? Окромя своего курятника.
Мудрослава отвернулась к стене.
Сырое дерево, темное. И дом клали наспех, оттого и вышел он таким, никчемушным.
Там же ж писано, что смотрины он устраивает. Стало быть, будут еще девки. Он на них поглядит, ты на него. Тогда-то и решать станешь.
Что решать?
А вот тут уж сама гляди. И еще, Древояр поднялся. Слыхал, что письма-то не мы одни получили. Лакхемцы будут, островитяне, еще кто, может
И девиц не отправят без должного сопровождения.
Это свита.
В свителюди.
Знатные, ибо иных невместно отправлять. А стало быть стало быть шанс вырваться из этого, как верно Древояр выразился, курятника. И Мудрослава не простит себе, если вдруг шанс этот упустит.
Живой он там, мертвый, этот повелитель.
На месте разберемся.
Еду, Мудрослава тоже поднялась. И щелчком пальцев убрала стену. Эй ты, вели, чтоб вещи собирали да поскорее
Душа жаждала действий.
И немедля.
Глава 10О том, что лучшие сделки скрепляются свадьбой
«И по слову его восстали мертвые, дабы изничтожить все живое, что было в городе. Небо заволокла тьма. И тысячи злобных тварей, невиданных доселе, поднялись по-над крепостными стенами. Страх сковал людские сердца, и пали на колени все, кто был, вознеся молитву к богам, испрошая о спасении. И тогда-то свет солнечный пронзил тучи, коснувшись чела того, кто был избран, дабы свершить волю богов. И уверовали люди»
Тяжелый корабль медленно вползал в бухту. Здесь, средь узких скал, он казался особенно огромным и даже уродливым. Позолота поблекла, торчали мертвыми деревьями мачты, свисали снасти, словно куски горного мха. Тень его ложилась на воды неподъемною тяжестью.
Явились, проворчал старый Ворон, сплюнув под ноги. Ишь
Корабль замер.
Заскрипел натужно, и полетели якорные цепи, тяжко рухнули литые когти, норовя зацепиться за дно. Там, далеко, суетились матросы, казавшиеся с берега совсем крошечными. И подумалось, что вот сейчас бы ударить. Свистнуть.
Люди ждут.
Люди надеются.
Люди готовы. И Брунгильда спиной чувствовала их ярость, их бессилие. Чувствовала и
Отец дал слово.
И отец сдержит его, ибо, когда не остается ничего, кроме чести, негоже терять и её.
Вот скользнул на воду шлюп с людьми. Взметнулись весла, рассыпая искры брызг. Море, будто не желая терпеть чужаков подняло волну, но и оно, обессиленное, лишь толкнуло неуклюжую пухлую лодчонку. А ведь могло бы понести, потянуть, швырнуть на зубы скал.
Появилось ощущение, что и море предало.
Но нет.
Идут. Ровно. Спокойно. Уверенные, что ничего-то им не грозит.
Твари, проворчал Ворон, стискивая рукоять короткого клинка. И некогда прикормленный кровью, ибо был Ворон воином и застал еще те времена, когда окрестные воды принадлежали Островам, тот отозвался. Эхо силы Брунгильда тоже ощутила.
Помолчи, буркнул отец.
Первое слово, произнесенное им с утра. Брунгильда покосилась. Стоит. Прямой и могучий, высокий, как та вот корабельная мачта. Плечи его по-прежнему широки и плащ из шкуры морского змея лежит на них. Он невыносимо тяжел, этот плащ, как и костяной венец. И отец с радостью бы отдал его.
Было бы кому.
Не было.
Брат слишком юн. И может статься, что не доживет он до тех дней, когда сумеет удержать тяжелый клинок. Хотелось есть.
Безумно хотелось есть.
И не только ей. Взгляд Ворона тоже был голодным. И те, другие, устремленные на корабль, в недрах которого должно было скрываться столь необходимое им зерно.
Но вот шлюпка коснулась дна. Море брызнуло пеной и отползло, а нога в высоком кожаном сапоге продавила песок. Человек, выбравшийся из лодки, был невысок, полноват и нехорош собой. Он явно не привык ни к шлюпу, ни к морю и теперь не мог скрыть своего раздражения. Он крутил головой, кривился и губы его шевелились, словно он разговаривал, а с кемне понять.
Брунгильда разглядывала его пристально.
Пожалуй.
Он?
Или тот, другой, который выбрался следом. Он похож на первого лицом и этими вот чужими белыми волосами, которые они носят, сверху посыпая мукой. И еще нарядом, довольно-таки нелепым.
И лицом.
Правда, тот, другой, выглядит молодым, но он слаб. И Ворон вновь не сдерживает плевка.
Доброго дня! Торвальд первым сделал шаг навстречу гостям.
А из лодки выбирались другие люди, одетые менее нелепо. И при оружии. Они оглядывались с опаскою, явно не испытывая особого доверия. И Брунгильда подумала, что не так уж далеки были времена, когда головами подобных гостей украшали стены общинного дома.
Доброго, тяжко выдохнул старший, обмахиваясь пятерней. Жарко у вас. Я и не думал, что так жарко.
Это днем, пояснил Торвальд, стиснув зубы.
Короткое приветствие.
И взгляд такой, хозяйский, словно он уже уверен, что все-то вокруг принадлежит ему.
Понятно понятно а это, стало быть, ваша дочь?
Прозрачные глаза вперились в Брунгильду.
Крепкая. Деток хороших родит, да а это мой племянник. Никас, подойди, поздоровайся. Умный мальчик. Вот увидите, он скоренько освоится.
Брунгильда в том весьма сомневалась.
Никас в ближайшем рассмотрении оказался худым и краснолицым. Пудра с парика осыпалась, приклеивалась ко лбу и оттого казалось, будто само его лицо покрыто то ли плесенью, то ли коростой. В прозрачных глазах мелькнуло удивление.
Растерянность.
Что ж, она ему нравится ничуть не больше, чем он ей. Вот уже и нашли что-то общее.
Побеседуем предметно? предложил Авияр Денальди, известный купец и владелец небольшой флотилии из двенадцати судов. И отнюдь не все из них были торговыми, хотя таковыми числились.
В общинном доме стояла тишина.
Пахло бедой. Не хлебом, ибо зерно закончилось еще когда. И не сушеной рыбой, которую доедали последней. Пахло тоской.
Сыростью.
И старыми шкурами.
Удивительно, Авияр огляделся и потер руки. Просто удивительно взгляни, мальчик мой
Мальчик взглянул. Он, кажется, с трудом сдерживался, чтобы не броситься прочь. И теперь, его глазами, Брунгильда вдруг увидела царящую вокруг нищету.
Солома на полу, пусть и смешанная с ароматными травами, но аромат их давно иссяк.
Очаг.
Пустой.
Горючих камней осталось мало и потому очаг растапливали лишь ночью, когда холод сковывал стены.
Лавки.
Столы. Темные и старые.
Думаю, настало время поговорить серьезно, Авияр присел первым. Как хозяин. Но пока еще не на место вождя.
Пока.
Серьезным людям. Пусть уйдут, там уже должны начать разгрузку. Ты говорил, что зерно нужно срочно.
Ворон. Займись.
А ты? Ворону явно не хотелось уходить, но и ослушаться своего конунга он не смел. И эти
О, не стоит волноваться. Моя охрана. Человеку серьезному негоже выходить без охраны. Даже к друзьями.
Авияр оскалился.
Они подождут нас за дверями. И вы можете оставить кого.
Он чувствовал себя не просто уверенно. Он точно знал, что никто-то на острове не причинит вреда ни ему, ни его снулому племяннику, который растерянно озирался, явно не решаясь присесть.
Что ж, теперь о деле, Авияр потер руки. За Вороном закрылась дверь и в доме стало сумрачно. Окна здесь появились уже при отце, и де узкие, под самым потолком. На ночь их закрывали ставнями, и света пробивались капли. Этого света хватало, чтобы вовсе не сидеть во тьме.
А от чужаков пахло цветами.
Странно так.
Резко.
Я готов и в дальнейшем поставлять Островам зерно и иные товары, ибо всегда думал, что дружить лучше, нежели воевать, руки у него тоже не мужские, длинные, узкие и с тонкими пальцами. А еще белые да гладкие, такие если и бывают, то у детей. И потому имею выгодное предложение. Одно дело, конечно, договор и торговля, но и она может идти на разных условиях.
Ближе, Торвальд Рваное ухо никогда не любил болтунов. А уж этому, чуяла Брунгильда, вовсе с превеликим удовольствием свернул бы шею. К делу.
Но не мог.
Год выдался на диво неудачным. И ладно бы только этот. Когда все началось? С северными ветрами, которые пришли раньше, нежели обычно? Старик Хорм еще тогда жив был и, понюхав воздух, сказал, что не к добру оно.
Готовиться надо.
Тогда его ворчание никто не воспринял всерьез. Ветра? Бывает. Вслед за ветрами приходят косяки жирной селедки, и тогда на берегах денно и нощно пытают костры. Море кипит от чаек и лодок. Стонут сети и валятся от усталости люди, но спешат, берут от морских щедрот столько, сколько могут.
Notes
1
На самом деле до определенного момента сходство человека с портретом было весьма условным. И куда большее внимание живописцы уделяли именно наряду и драгоценностям, как признакам статуса человека.