Когда они только встретились, все это показалось Селине крайне любопытным. Однако она держала свои мысли при себе. Не хотела ввязываться в беседу, которая, скорее всего, последует после. Если она спросит, ее спросят в ответ, а на подобные вопросы Селина не хотела отвечать. Любого интереса к ее прошлому, помимо простейшего, нужно было избегать всеми возможными способами.
По многим причинам.
В день, когда Селина ступила на борт «Арамиса», она отметила про себя, что все девушки здесь обладали светлой кожей, почти ни в ком, судя по внешности, не было ни капли иностранной крови. У Антонии, девушки из Португалии, кожа была того типа, что легко загорает на солнце, но даже она провела большую часть времени в трюме, чтобы не было ни намека на цвет.
Если они узнают, откуда родом мать Селины Если узнают, что среди ее предков не чистокровные англосаксы
Этот секрет она и ее отец хранили с тех самых пор, как прибыли в Париж тринадцать лет назад, когда Селине едва исполнилось четыре. Хотя Франция и не была так плачевно известна своими расовыми предрассудками, как Америка в последние годы, в воздухе там все равно витала бурлящая напряженность по этому поводу. Подразумевалось, что кровосмешение неприемлемо. И эта идея распространялась по всему миру. За пределами Нового Орлеана даже принимали законы, запрещающие людям с разным цветом кожи находиться в одной комнате.
А мать Селины была родом с Востока. Завершив свою работу в Оксфорде, отец как любитель иностранных языков решил отправиться в восточные земли. Он встретил мать Селины в маленькой деревушке на южном берегу каменистого полуострова. Селина не знала, где именно, и каждый раз, когда спрашивала, не получала ответа.
Не имеет значения, кем ты была, заявлял отец. Имеет значение, кто ты сейчас.
Тогда это казалось правильным, как и теперь.
В результате Селина мало что знала о своей матери. Воспоминания о первых годах жизни на побережье Дальнего Востока быстро стирались из памяти. Мелькали в ее голове время от времени, но не приобретали четких форм. Мать Селины стала в ее мыслях женщиной, от которой пахло сафлоровым маслом, которая кормила ее фруктами каждый вечер перед сном и пела ей когда-то очень давно. Ничего больше.
Однако если кто-то станет присматриваться, разглядывать черты лица Селины натренированным взглядом, смогут заметить угловатость в ее скошенных наверх глазах. Ее высокие скулы и густые темные волосы. Кожу, которая остается светлой зимой, но приобретает бронзовый оттенок под летним солнцем.
Тебя зовут Марселина Беатрис Руссо, говорил отец каждый раз, когда она спрашивала о матери, и хмурился. Это все, что остальным нужно о тебе знать.
Селина превратила эти слова в свой девиз, которым жила. Неважно, что половина страниц в ее книге пусты. Совсем неважно.
Это продается, мадемуазель? громко поинтересовалась молодая дама таким тоном, словно спрашивала у слабоумной. Ее светло-карие глаза метнулись к платку, вышитому Селиной.
Вздрогнув, Селина ответила резко, слова слетели с ее губ, прежде чем она успела поймать их:
Надеюсь, что да, в противном случае я черт знает что делаю здесь последние три часа.
Она услышала, как Анабель слева ахнула, а Пиппа подавила смешок. Селина сморщила нос, а затем попыталась улыбнуться, поднимая глаза, но встретила лишь лучи ослепляющего солнца.
Не смутившись от грубого замечания Селины, девушка с противоположной стороны прилавка усмехнулась. Селине стало неуютно, когда она наконец рассмотрела стоящую перед ней.
Одним словом, девушка была утонченной. Шатенка с чертами лица как у куклы, она стояла с гордо поднятой головой. Ее глаза темного медового цвета оценивающе устремились на Селину. На шее у нее красовалась косынка из валансьенского кружева с пришпиленной к ней камеей из слоновой кости с рубинами. На плече покоился зонтик от солнца с вышитой жемчугом каемкой, а на его ручке из розового дерева была выгравирована fleur-de-lis, которую держал в пасти рычащий лев. Он отлично сочетался с платьем с баской, хотя в целом все выглядело немного старомодно.
Девушка провела пальцами в кружевной перчатке по обшитому краю платка.
Это чудесная работа.
Спасибо, кивнула Селина.
Напоминает мне кое-что, что я видела, когда последний раз была в Париже.
Невозможно было не заметить воодушевления на лице Пиппы.
Селина училась там у одной из лучших couturières.
Селина поджала губы, проклиная свою хвастливость. Не следовало рассказывать такие подробности Пиппе.
У кого же? Девушка приподняла одну бровь, взглянув на Селину.
В Уорт, соврала Селина.
На rue de la Paix?
Селина сглотнула. Затем кивнула. Уже чувствовала, как хочется сбежать из собственной кожи, а она ведь еще даже не рассказала о себе ничего важного. Ничего, что связывает ее с событиями той судьбоносной ночи в ателье.
Неужели? спросила девушка. Судя выражению ее утонченного лица, поверила. Я возьму их все. Она махнула рукой на платки, точно накладывая на них заклинание.
Все? вырвалось у Анабель, края ее желтой ленты развевались на ветру. Что ж, не мне вас отговаривать В конце концов, время не резиновое и так далее.
Пока Анабель собирала платки, чтобы их посчитать, Селина таращилась на девушку перед ними, озадаченная внезапным поворотом событий. Что-то в чертах этой барышни не давало Селине покоя. Точно она не могла что-то вспомнить. Точно упустила слово в какой-то фразе. Пропустила какую-то мысль. Девушка позволяла Селине таращиться, и ее улыбка становилась только шире.
Если вы учились у couturière, то умеете шить и наряды? спросила девушка.
Селина снова кивнула.
Mais oui, bien sur.
Marveilleux! Она наклонилась ближе, ее глаза блестели, как теплый халцедон. Я мучаюсь со своей нынешней modiste, и мне жутко необходим костюм для бала-маскарада на Марди Гра в следующем месяце. В этом году в качестве особого гостя приглашен русский герцог, и мне необходимо нечто заметное. Нечто ярко-белое и напоминающее о королевском дворе дореволюционной Франции, полагаю. Она сморщила нос, точно собиралась раскрыть секрет. По правде сказать, несмотря на все глупости и ужасный запах, я считаю, это было лучшее время в женской моде за последнее время. Девушка постучала кончиками пальцев по столешнице и склонила голову, обдумывая что-то. Полагаю, вам нужно снять с меня мерки, чтобы начать работу?
Еще одно дерзкое замечание сорвалось с губ Селины:
Да, мадемуазель. Здравая мысль.
Зрачки девушки блеснули, точно та слышала мысли Селины.
Вы просто прелесть. Точно Бастьян в платье. Она посмеялась над своими же словами. Ох, этот подлый злодей.
Растерянные морщинки собрались на лбу у Селины. Это было оскорбление или комплимент?
En tout cas продолжала девушка, вертя рукой в воздухе, точно разгоняя дым. Вы сможете встретиться со мной сегодня вечером?
Селина попыталась быстро сообразить. На следующий день после их прибытия мать-настоятельница предупредила, что не стоит разгуливать по городу в темное время суток, особенно во время карнавального сезона. Она говорила, будто все они были глупыми оленятами, а Французский квартал не что иное, как земли для волчьей охоты. Не говоря уже о том, что жуткое убийство произошло вчера на причале.
Учитывая все это, мать-настоятельница вряд ли разрешит Селине выйти в город. С осознанием этого пришло и огромное разочарование. Хотя Селина и чувствовала себя некомфортно в компании этой болтающей, странно одетой леди, она тем не менее была заинтригована. И даже готова на маленькое безрассудство.
Когда девушка заметила, что Селина сомневается, ее губы изогнулись с недовольством.
Конечно, я хорошо вам заплачу.
Селина в этом не сомневалась. Одна лишь камея из слоновой кости стоила целое состояние. Но дело не в деньгах. Дело в правильном поступке. Селина должна была дать себе второй шанс. А ослушание матери-настоятельницы казалось неразумной идеей.
Мне жаль, мадемуазель, Селина покачала головой. Просто думаю, это невозможно. Мать-настоятельница не позволит.
Понимаю. Девушка тяжело вздохнула. Так всех нас совесть обращает в трусов.
Что, простите? глаза Селины стали шире. Вы цитируете Шекспира?
Да к тому же и «Гамлета».
Его самого, ухмыльнулась девушка. Но, увы, мне пора. Есть ли шанс, что вы поменяете свое решение? Лишь назовите свою цену.
Селине вдруг стало смешно. Еще час назад она нагло намекала, что, возможно, им стоит идти зарабатывать деньги при свете луны. И вот предложение. Да еще и нет ограничений в сумме.
В этот самый момент, слушая, как эта странная девушка цитирует Шекспира и соблазняет такой возможностью, Селина поняла, что хочет согласиться. Очень. Впервые за последнее время она ощущала искру воодушевления, разгорающуюся внутри ее. Она хотела создавать что-нибудь и быть частью мира вместо того, чтобы наблюдать за ним. Уже начала представлять, как сошьет широкую юбку, складки Придумала накидку с летящими рукавами. Ее сомнения теперь держались лишь на чувстве вины.
Нужно следовать правилам. Следить за своим поведением. Заслужить прощение Бога.
Если деньги вас не интересуют, продолжала девушка, наклоняясь ближе, и Селина учуяла неролиевое масло и розовую воду, могу пообещать приключение Путешествие в логово львов.
Вот. Вот и все.
Казалось, будто девушка нашла окошко в самый темный уголок души Селины.
Мне будет в радость создать для вас платье, мадемуазель, сказала Селина. Как только она вымолвила эти слова, то почувствовала, как участился пульс.
Я рада. Улыбаясь, девушка вытащила сероватую карточку с золотыми буквами в центре. Там было написано:
Жак
Ниже адрес в самом сердце Французского квартала, не очень далеко от монастыря.
Приходите сюда вечером, часов в восемь, продолжала она. Не смотрите на очередь снаружи. Когда прекрасный мужчина с греховным голосом и кольцом в правом ухе потребует от вас причину визита, скажите провести вас к Одетте, tout de suite. Она потянулась к руке Селины. Несмотря на кружевную перчатку, ее прикосновение оказалось холодным. Успокаивающим. Девушка на миг распахнула глаза, неуверенно коснувшись руки Селины. А затем наклонила голову, изобразив полуулыбку на кукольном лице. Была рада с вами познакомиться, Селина, сказала она тепло.
И я рада была познакомиться Одетта.
С очередной хитрой улыбкой Одетта отправилась прочь, а подол ее платья потянулся позади. В следующую секунду Анабель повернулась к Селине:
Осознаю, что я последняя, кто должен рассуждать об ошибках, Селина, но не понимаю, что нашло на тебя, что ты согласилась встретиться вечером с этой Одеттой. Ты головой ударилась? Нельзя покидать монастырь после ужина. Мать-настоятельница строго-настрого запретила. Сказала, происходящее в городе после заката
поощряет безнравственное поведение, которое не потерпят под ее крышей, закончила за нее Селина раздраженно. Знаю. Я слышала.
Тогда зачем рисковать? Анабель откинула локон кудрявых рыжих волос с лица. Я лишь беспокоюсь, что может с тобой случиться, если тебя поймают.
Я думала, ты устала от скукоты, заметила Пиппа.
Селина улыбнулась, мысленно благодаря подругу, сгладившую напряженный момент.
И хочешь встретить крепкого юного джентльмена, добавила она.
И, по моим представлениям, ему даже необязательно быть юным, подвела итог Пиппа.
Или джентльменом, закончила Селина.
О, вы отвратительные! Анабель покраснела, крестясь. Этого уже достаточно, чтобы я все рассказала в церкви.
Селина притворилась растерянной, вскинув свои черные брови.
Понятия не имею, о чем ты.
Не веди себя как маленькая курочка, которая никогда не сбегала. Не рядом со мной, мадемуазель Руссо. Ее взгляд переместился на грудь Селины. И уж точно не с этим богатством.
Чего? Селина моргнула.
Не притворяйся невинной, перевела Пиппа, смеясь.
А при чем тут мое богатство?
Пиппа прикусила губу.
Это была шутка, дорогая. Ты ведь знаешь, что у тебя прекрасная фигура. Она похлопала Селину по руке, точно ребенка. Это раздражало Селину. Не обижайся. Тебя наградили этим.
Наградили?
Они думают, ее фигура это награда? Нелепость этой идеи чуть не заставила Селину залиться смехом. Когда-то она любила свое тело за красоту и упругость. Но те времена прошли. Она бы многое отдала, чтобы быть тонкой и гибкой, как Анабель. Награда, о которой судачили теперь девушки, не принесла Селине ничего, кроме проблем.
И из-за этих проблем она теперь уж точно не невинная.
Щеки Селины налились румянцем. Внутри у нее все разгоралось, стремительно, горячо, будто даже в шутку эти две девушки могли увидеть правду, которую она старательно скрывала каждый день. Худшая часть ее прошлого всплыла на поверхность сознания. Кровь затмила глаза, запах теплой меди ударил в нос, пожирая свет.
Но это абсурдно. Как Пиппа и Анабель могли узнать, что она натворила? Из-за чего сбежала из дома пять недель назад? Селина усилием воли заставила себя успокоиться.
Они не могли. Никто не знает. И не узнает, если она не расскажет.
«Тебя зовут Марселина Беатрис Руссо. Это все, что остальным нужно о тебе знать».
Я ни за что не стану притворяться невинной, подмигнула Селина и очаровательно улыбнулась. Мне не идет.
Мальволио
Анабель предала Селину во время ужина, спустя едва ли час после того, как они вернулись в монастырь. Матери-настоятельнице потребовалась всего секунда, чтобы выведать правду у говорливой девчонки. Как только Анабель сообщила собравшимся юным девушкам, что вышитые Селиной платки выкупили все разом, монахиня с пронзительными, как у сокола, глазами потребовала объяснений.
Увы, Анабель оказалась ужасной лгуньей. После всех тех историй о шотландцах, которые слышала Селина, она была очень разочарована, что единственный представитель этого народа, которого она повстречала, оказался таким ужасным сказителем.
Теперь Селина любовалась стенами кабинета матери-настоятельницы, пока ее порция ужина, состоящая из пресного рагу, остывала на кухонном столе. Она огляделась по сторонам, ища, чем отвлечься. Все это время пыталась придумать правдоподобную ложь, из-за которой ей бы разрешили бродить по улицам города ночью.
Сколько же никому не нужного драматизма.
Почему все, с кем сталкивалась Селина, пытались научить ее жизни?
Пиппа виновато сидела рядом, заламывая руки, как героиня поучительной сказки. Селина сделала глубокий вдох, понимая, что на Филиппу Монтроуз не стоит рассчитывать, если дело касается обмана. Пиппа просто-напросто была слишком добродетельной. Эту истину признавали все, кто жил в монастыре, даже сами монахини: Пиппа Монтроуз надежная и послушная. Ничего общего с импульсивной Селиной Руссо.
Зачем вообще Пиппу вызвали сюда? Она не была ни в чем виновата. Ее присутствие должно было подчеркнуть неприемлемость поведения Селины? Или они хотят убедить и Пиппу тоже предать ее?
Помрачнев, Селина опять оглядела комнату. На одной стене висел огромный деревянный крест, дарованный одной из старейших испанских семей Нового Орлеана, живущих здесь с тех времен, когда французы еще не захватили портовый город в свою власть. За приоткрытыми ставнями бледный свет вечернего солнца озарял окрестности монастыря.
Если бы только можно было распахнуть окно настежь и позволить свету озарять кривой пол. Может, это оживило бы угрюмую атмосферу. На второй день своего пребывания здесь Селина пыталась открыть окно, однако через десять минут ее отругали; монастырские окна всегда оставались закрытыми, это помогало поддерживать чувство уединенности.
Как будто здесь может быть иначе.
Дверь со скрипом отворилась. Пиппа выпрямила спину в ту же секунду, как Селина опустила плечи. Еще до того, как мать-настоятельница перешагнула через порог, ее шерстяное черное одеяние сообщило о ее присутствии, запах ланолина и лекарственных масел, которыми она смазывала обветренные руки перед сном, разнесся по комнате.
Смесь двух запахов напоминала мокрого пса в стоге сена.
Как только дверь закрылась, морщинки вокруг рта матери-настоятельницы стали еще заметнее. Она замерла, чтобы набрать побольше воздуха в легкие, а затем сердито уставилась сверху вниз на девушек. Очевидно, пытаясь напугать одним лишь своим видом, как делали тираны в древности.