Аннотация к книге "Заводь: Вековуха"
Санька девушка из простой крестьянской семьи. Тех, что зарабатывают свое право жить бессчётными мозолями на ладонях, бесконечным тяжелым трудом. Вернувшись в родную семью, после четырех лет услужения в господском доме, она верит и ждет, что ее счастье не за горами... Но глубинка царской России, может предложить ей лишь угол в избе и тяжкий труд, ведь пусть крепостное ярмо пало, отголоски его еще слышны. И даже свое право на любовь придется отстоять.
Глава первая
Васяткина взлохмаченная голова свешивалась с полатей, когда я переступила порог родного дома. Меня обдало запахом полыни, которую мать раскладывала всюду во избежание всяких напастей, будь то муравьи или моль, томленого молока из печи и свежего хлеба. Положив котомку с вещами на лавку, делаю несколько шагов, пока брат замечает меня. - Шурка!лихо спрыгивает он мне прямо в руки.Маманя, Шурка пришла! - Вот шельма, - покачнулась я от неожиданного прыжка младшенького. Он обхватил меня, словно медведь березу, а я тут же поставила его на пол, целуя в белобрысую макушку:Здорово. - Саня, дочка, - выглянула из-за печи мать с ухватом в руках.
Я бросилась к ней, уткнулась лицом в плечо, вдохнув родной запах. Васька подбежал к нам и обнял нас обеих за пояса, так и постояли втроем, в молчании.
Только теперь я поняла, как скучала по ним, как нахватало мне их. За четыре года, что я служила в доме купца Кораблева, виделись мы исправно только на пасху и иногда, украдкой, встречались за купеческой оградой, когда они приходили меня навестить.
- Ну, полно, - отпрянула мать первой, вытирая углом платка глаза.Вась, беги лука надергай. Картошка готова.
Брат как был, босым, бросился в огород, а я, развязав котомку, убрала в сундук свои вещи и прошлась по избе. Вскоре, помолившись, мы втроем сидели за накрытым матерью столом, уплетая картошку с луком, макая его в соль. Васька то и дело беспричинно мне улыбался, а мама вздыхала и хмурилась, поглядывая на пустующее место отца.
- Завтра вернется, - в очередной раз, вздохнув, решилась она.Пропьется, сенокос справим, а там глядишь и сваты. - Все пьет?тихо спросила я, зная ответ. - Отец хороший, дочка, ты не думай о нем недоброе. А то, что пьет, так трудно им там
- А зимой лежать неделями на печи, да рычать медведем не трудно!вставил осмелевший моим присутствием Васька, за что сразу получил подзатыльник от матери и смолк.
Отец наш, Осип Ильич Фролов, в прошлом умелый и сноровистый сплавщик, был известен на всю округу. Зимой с бригадой рубили лес, к весне строили плоты, а с сезоном сплава гоняли их, то с одним, то с другим купеческим товаром. Опыт перенял он от отца своего, тот барки для заводчиков рубил и сплавлял. Дело это опасноеубиться на воде можно, но прибыльное. Платили им справно за каждый плот, за сезон удавалось до четырех - пяти срубить и сплавить. Хорошо жили.
Пять лет назад в семье случилось несчастье. В возрасте двадцати лет от роду, погиб наш, старший брат Федор Осипович, во время одного из таких сплавов.
Разговоров на эту тему отец не выносил и подробности гибели брата мне до сих пор неизвестны. Отец почернел, осунулся, со сплавом было покончено навсегда.
Он либо ходил, как туча по дому, либо разгульно болтался по селу, пропивая имеющееся в доме добро. Возвращался к ночи пьян, зол и с безумным взором.
Несколько раз, мы с Васяткой, были вынуждены бежать в одном исподнем, с накинутыми сверху шалями или тулупами к бабушке, спасаясь от его гнева и порки.
Мне на ту пору было не полных пятнадцать, а брату шесть. Так продолжалось почти год. Не в силах находиться в постоянном страхе, видеть слезы матери, которые она пускала украдкой, я отправилась на службу нянькой в дом купца Кораблева, почти в шестнадцатилетнем возрасте. В том возрасте, когда девицы думают о приданом, мечтают быть сосватанными, и строят всевозможные иллюзии и планы, на сей счет.
Вскоре отец подался с новоиспеченными дружками в старатели, вверх по реке. С ранней весны до самых холодов они бросали семьи и жили отшельниками, мечтая о кладах и самородках. Грезили байками то о Пугачевом, то о Ермаковом золоте.
Иногда им и вправду удавалось что-то намыть или отыскать и тогда они возвращались в село, сбывали добытое Мокроусихе и пускались в очередную попойку. Зимой он больше времени проводил лежа на печи, был угрюм и необщителен. Изредка совершал вылазки в лес за добычей. Васятку никогда с собой не брал и попросту не замечал его. Тогда как Федора, в свое время, всюду брал с собой с семи лет, была это охота, заготовка дров или другая какая надобность. Вся мужская работа по хозяйству и дому теперь лежала на Васе. - Вот что, - вывела меня мать из раздумий, встав из-за стола.Сегодня по дому работу сделай, да бабку Усю навести, воды ей наноси. - Может я с вами? А к бабушке вечером, - подскочила я, спешно убирая со стола котелок с оставшейся картошкой. - Дома будь, в себя приди. Сегодня мы сами управимся, а завтра на заре вместе пойдем, - строго отрезала мать, но глаза выдавали ее, излучая любовь и заботу.
Мать поправила платок и вышла в сени. Васька выскочил следом, я проводила их, и еще долго стояла у ограды, глядя вслед удаляющимся фигурам. Братец нес на плече отцову косу, которая была ему велика, но держал ее крепко и уверенно.
Бабушка Устинья встретила меня слезой и молитвой. Долго крестила меня, гладила шершавой ладонью лицо, поправляя выбившиеся из косынки пряди. - Совсем большая ты стала дочка. Красавица, лицом с матери писана, - мягким шепотом, продолжая меня разглядывать, сказала бабуля.Идем в горницу.
Я прошла вслед за бабушкой в избу и огляделасьничего не изменилось. Да и нечему меняться: печь, приступок, кровать, стол да образа. Дедова лавка у окна, выходящего на улицу; бабушка подолгу вечерами сидела на ней, вглядываясь, пока пейзаж за окном не накрывала темень. На этой лавке мы и разместились подле друг друга.
- Замуж тебе надо, девка. Вместо службы пора было, да где уж с вашим-то тятькой, - вздохнув, сказала она, лишь только мы уселись. - Баб, - смутилась я. Было неловко говорить с ней на эту тему, хоть осуждений от нее я никогда не слышала. - Надо Санечка, надо. А то не ровен час в вековухи запишут, а там и сваты, и женихи рыла свои воротить начнут. Так гляди и в девках засидишься, почитай товар второго сорта, даром что красавица, - гладила меня рукой по плечу бабуля.
Я смущалась и прятала взор. В какую-то минуту, хотелось рассказать ей, что есть у
меня возлюбленный - Степан, что желает он на Успение сватов заслать, и только его я вижу мужем своим. Да заробела, не сказала. Познакомились мы на прошлую пасху, когда я возвращалась на службу, навестив родных. Он проводил меня до дома купца Кораблева, в следующий раз мы увиделись на Ивана Купала. Гуляли почти до рассвета, держась за руки, а когда на заре я вернулась на службу, поняла, что открылось мне доселе неведомое чувство. При воспоминании о нем сердце билось и норовило выпрыгнуть из груди , а по телу разливалась приятное тепло. За почти год, встреч наших тайных было нещадно мало - можно счесть по пальцам, но после каждой я еще долго пребывала в задумчивости и трепете, все у меня валилось из рук, чем изрядно гневила хозяйку. Вот и сейчас стоило подумать о нем, как кровь хлынула к голове, волнение, охватившее меня, не давало сидеть на месте.
- Баб, я воды наношу, - соскочила я с лавки и бросилась на улицу, пока она не успела меня остановить.
Для наполнения хозяйственной кадки, мне понадобилось сходить на колодец с коромыслом четыре раза, на пятый я уже занесла полные ведра в дом и поставила их на лавку у печи.
- Беги к столу, - окликнула меня бабка.
Мы сели за стол, на который она накрыла уже яйца из печи, два добрых ломтя хлеба, мед, да заварила чай из лабазника и душицы. Я почистила яйцо себе и бабушке, мы съели их в молчании, а когда стали пить чай, она вернулась к начатой беседе. Выказала недовольство своим единственным, оставшимся в живых, сыном
- моим отцом, роптала на нашу судьбу, вздыхала и ахала.
- Совсем разум его золотом затуманился, из доброго мужика превратился в горького пьяницу, - перекрестилась она, глядя на образа. - Уж сколько раз бранила и стыдила его, да куда там! Слышать ничего не желает, дескать - не лезь мать, не твое дело. Раньше думала, забудется - год, два потоскует по Феденьке, да на убыль кручина пойдет. Теперь вижу, мучает его что-то, сидит черным бесом в груди, не вытравишь. К батюшке идти наотрез отказывается, дружков лихих завел, в глаза людям смотреть совестно.
- Может на лад еще пойдет. Вернется он, делом займется, да образумится, - сказала я, желая подбодрить ее.
- Дай бог, дай бог... - печально вздохнула бабушка. - Погоня за богатством и золотом до добра не доводит, дочка. Не один век минет, мы с тобой прахом обернемся, да детки твои, дай бог пойдут, не доживут до этого часа - земля обернется сплошной пустыней. Люди подобно путникам будут бродить неприкаянно, а заметив вдали блеск, понесутся к нему сломя голову. Подбежавши, крепко опечалятся; то не вода блестит - золото.
- Глава вторая
- На следующий день, на заре, собрав наскоро обед с собою, в компании мамы и Васятки, я шла на покос. Нужное расстояние мы проделали минут за сорок и спорно принялись за работу. Брат ловко управлялся с литовкой, скашивая траву, мы с мамой, в ожидании ухода росы, собирали ягоды и травы. Обсохшее уже и обдутое сено, мы сгребли в копну, а за час до полудня присели обедать. - Слыхала ты, Шурка, об Антипе лютом?хитро прищурив глаз, болтал Васька, припевая молоко из крынки. - Может и слыхала, да брехня все, - желая его подзадорить, протянула я. - А вот и не брехня! Третьего дня в Афонасьево купца тамошнего грабанули.
- Сказывают шайка Антипа лютого. - Тебе то, что за напасть? Ты ж не купец, товару не имеешь, а молотьба языком товар бросовый, цены никто не даст, - стараясь смотреться серьезной, продолжаю я. Хоть и рвался смех из груди, насилу сдержала. - Вот пойдешь по грибы или ягоду, попадешься в лапы разбойников, уж я погляжу, что ты делать станешь!соскочил Васятка на ноги и для пущей убедительности взмахнул кулаком, так его мое неверие и несогласие распирало. - Так скажу, что Ваську Фролова знаю, дескать, брат он мой, вот они меня и не тронут, - наконец, не выдержала я и залилась смехом.
- Мама, глядя на нашу перебранку, улыбалась, лицо ее светилось, а глаза сияли. Тут и до Васи дошло, что я над ним потешаюсь, он принялся хохотать со мной, повалившись на траву.
- Вскоре мы, доев трапезу, да отдохнув заодно, закончили возможную на сегодня работу, припрятали грабли, чтобы не таскать каждый день, и направились в сторону села. Брат бежал впереди по тропинке в белой долгой, подпоясанной рубахе, доставшейся ему от Феди, сверкая лаптями. За спиной его был короб с травами.
- Мать шла за ним следом, не поспевая и отстав, неся бурак с ягодой. Я и вовсе не спешила уставшая от непривычной работы. Мы уже миновали крутой лог, как я услышала, что где-то рядом хрустнула ветка. Вздрогнув, я обернулась. В голове разом пронеслись байки Васятки про разбойников, но тут же, стыдясь своих мыслей, смело шарю глазами про пролеску. Никого не обнаружив, вероятно, птица взлетела, я снова пошла своей дорогой, пытаясь нагнать мать. Не успела сделать и десяти шагов, как раздалось уханье, похожее на птичье, но была уверенность -человек это. Взгляд мой снова устремился к перелеску, а не ввысь. Из-за большой березы выглядывал мужчина и махал мне рукой. «Степан!», - чуть не вырвалось у меня, но вместо этого я крикнула вслед матери: - Бегите, я вас догоню, или после приду, посмотрю землянку там, - выставила я вдаль руку, указывая направление, обернувшейся на крик маме.
- Мать молча махнула рукой, в согласии, развернулась и пошла в направлении дома.
- Я припустила к лесу, не замечая усталости и стараясь не трясти бураком, чтобы не умять ягоды.
- - Степа, как ты тут? - подбежав, привалилась я к березе. Развязала платок, сняла с головы и обтерла им взмокшее от жары и бега лицо. - Увидеть тебя очень захотелось, взглянуть хоть одним глазком, - тихо сказал он и прислонился спиной к стволу рядом, взяв меня за руку.Истосковался я.
- Я уткнулась головой в его плечо, а он прижал меня одной рукой, а второй нежно, ласково гладил по голове. Отчетливо слышала я, как жарко бьется его сердце, и прижималась крепче, пытаясь унять свое. Мы стояли так, пока он не почувствовал, что рубаха его намокла от моих слез. Степан отстранился от меня, взяв меня за плечи, и встряхнул слегка. - Санька, чего печалишься?звонко спросил он и стал утирать мне накатившиеся слезы.
- - Так то, от радости, - улыбнувшись, заверила я. - Ну, если только от радости, - снова притянул меня к себе и добавил уже весело: -Я тоже радуюсь, но можно реветь не буду? - Можно, - рассмеялась я.
- - Вести у меня хорошие. Поговорил я с отцом и матушкой, - подхватил он меня за пояс и стал кружить.Жди сватов, через неделю, моя красавица.
- Степа повалился в траву и притянул меня за собой. Долго лежали мы так, держась за руки, смотрели в голубое ясное небо, предаваясь мечтам о нашем светлом будущем полным детей и счастья. Степан уверял меня, что семья его не против нашего брака и полюбят меня как родную. Что в планах у него срубить и поставить избу нам справную, а отец и брат его подсобить обещали. Потом ладонь его выпустила мою, а пальцы поплыли вверх по моей руке медленно, едва касаясь, словно травинка щекочет, плавно поднимаясь к шее. Даже через ткань рукава я чувствовала его тепло, ласку мне хотелось, чтобы он продолжал и перестал одновременно. Не знаю, чего больше. Я томилась и робела. Боялась и ждала, понимая, что не время еще. Рано. Потом он поцеловал меня в губы, мне хотелось этих поцелуев тоже, но я была благодарна ему, что они вышли недолгими.
- Расставались мы у края села, разделившись, чтобы войти в село разными дорогами. Опасаясь пересудов, осуждения, - ни к чему до сватов. Я обернулась посмотреть ему вслед, Степан тут же оглянулся. Высокий, статный, с открытым взором, он махал мне рукой, а его светлые волосы подхватил ветерок и колыхал по своему усмотрению. Я помахала ему тоже, повернулась и пошла дальше, а через несколько шагов сорвала ромашкувышло, что любит. Остаток пути я преодолела быстро, здороваясь с жителями села, всюду попадавшимися. И не удивительно, такой часкто с покоса, кто с завода, кто скотину гнал. Внутри меня все ликовало и пело, а голову переполняли думки о Степане, да о сватовстве. Ждать осталось недолго, главное, чтоб тятька не подвел. Уж лучше бы и не приезжал, оставался бы на приисках до самой свадьбы, да не положено так...
- Войдя в избу, первым кого я увидела, был - отец. Он сидел во главе стола, на своем привычном месте, глаз его был мутным, борода неопрятной, а рубаха и вовсе срам, будто ей полы мыли, да не раз. Мать суетилась, бегая от печи к столу, спешно накрывая его.
- Пойди Осип, умойся, рубаху вон чистую одень, - тихо она обратилась к отцу и добавила уже громко Васе: - Васька, беги отцу, подсоби, воды полей.
Братец ловко соскочил с полатей и стал у двери его дожидаться.
- Явилась, знать, - заметил меня отец и глянул из-под густых бровей, так, что меня оторопь взяла.
- Здравия, Вам, - робко молвила я и замерла, опустив глаза в пол. Васька топтался рядом и почесывал пяткой свою ногу, знать мошка надолбила.
- Чего встала то? Проходи, чай не чужие тебе, родня, - пьяно завел отец, в мою сторону, совершенно не обращая внимания, что мама просила его умыться.
Я прошла вглубь, взяла плошку, присела за стол хозяйственный и стала ягоду перебирать. С моего места, хоть и был этот стол наполовину скрыт печью, хорошо было видно отца. Он встал, открыл свой большой берестяной туес, настолько грязный, что и понять из чего он, можно разве что по плетению, и шарил в нем.
- Лизавета, - крикнул он матери. - Подашь ты уже чарку?
Мать поднесла чарку без ручки, поставила перед ним и, вздохнув, покачала головой за его спиной. Вот и остается, что только вздыхать. Связываться с ним, себе дороже - никакого покоя и проку. Отец плеснул в нее из бутыли, вытащенной из короба, наполнив и опрокинул не закусив.
- Ну чего смолкли то все? Али горе у вас - не рады? - вроде бы шутил он, но глаза не смеялись. - Я вот гостинцев принес, нате, - бросал он на стол пряники, отрез светлого льна, платок, последними из короба были явлены черные кожаные ботики.
Мы молчали, на отца поглядывая, но подходить не спешили. Мать ожила первой, присела рядом с ним, и тихо, словно уговаривая, сказала:
- Осип, помойся, пойди, Вася тебе польет, да трапезничать станем.
- Вот заладила, дурья баба. Успею еще, - отмахнулся он от нее. - Наперво пусть Шурка штиблеты померяет, про нее принес, - важно поманил меня рукой, подзывая.
Я обулась в принесенные им ботинки, которые оказались мне не по размеру, большими.
- Ну..., - громко спросил он, снова наполнив стакан. - Нравится?
- Нравится, очень нравится. Велики только слегка, - честно сказала я, осмелев и взглянув открыто.