Едва различая тропинку под ногами, я пробиралась к шалашу Антипа, стараясь не наводить шума. Стоило только подойти, как решимости враз поубавилось. Я замерла у самого входа, где вместо двери служило холщовое сукно. Судорожно занесла руку ко лбу, чтобы перекрестить себя, мигом опомнившись. Пожалуй, бог в таких делах не помощник. Прикрыв глаза на мгновение, вздохнула глубоко, тут же спустив воздух, приоткрыла завесу и, нагнувшись, ступила внутрь шалаша. Пока не передумала. В самой верхней точке крыши, из веток, по центру, мне можно было стоять в полный рост. Я вошла и встала, а Антип тут же проснулся, открыв глаза, и присел, тряхнув головой.
- Санька, случилось чего? - с беспокойством спросил он.
- Нет, - шепотом ответила я и принялась развязывать рубаху, трясущимися от боязни и волнения руками. Отчаянно трусила, но была полна решимости.
- Ты чего удумала? - дивился он, тут же прикрикнув: - А ну брысь, отсюдова. - Я замерла на месте, уставившись жалобно, и сотрясаясь всем телом, а он повторил громче: - Брысь, кому говорю!
Я развернулась и выскочила, побежав, уже не таясь. Забежала в землянку, забралась на лежанку и укрылась с головой. Глупая, глупая, на что я надеялась. Тонька она вон какая, вся ладная, пышная. Да я для него пустое место, так было и будет.
На следующий день я старалась не попадаться ему на глаза, да и без надобности из землянки не выходила, лишний раз. Стыд, охвативший меня с рассветом, заставлял прятать взгляд даже от Мирона. Мне казалось, что вся округа знает, что я задумала этой ночью и чего не случилось по вине, или благодаря, Антипу. Ночью на смену стыду явились тоска и горечь, от того, что на заре простимся на целую неделю. Да и где же... простимся! Это я, мысленно буду его обнимать, крестить, а он даже не взглянет, слова не скажет - просто уедет.
Так и случилось. Я выскочила вместе с Мироном их провожать. Проводы вышли недолгими, да не было их совсем. Дядька помог запрячь Веснушку, мужики погрузили приготовленную в дорогу еду, да различные нужды, по своим делам. Я, все это время, стояла в стороне, не мешаясь. Мужики расселись в телегу, Антип вскочил на своего Буяна, и уехали. Без лишних слов.
Стоило им скрыться, за ближайшими деревьями, как меня охватила тревога. Странное дело, они уезжали уже много раз и никогда подобного не бывало. Испуг и опасение, предчувствие неприятностей, завладели мной полностью, что я первый раз полезла к Мирону с расспросами.
- Ни к чему тебе знать, - был мне ответ. - Знать этоть быть впутанной, Санька.
- Тревожно мне, - тихо сказала я, сжавшись и обхватив руками свою шею.
- Хорошо все будет, Антип знает, что делает, - похлопал он меня по плечу. - Идем, дело какое замыслим, все время быстрее побежит.
***
В ожидании возвращения Антипа, дни казались длиннее обычных и не торопились сменять друг друга. Я бродила по округе, собирая землянку, вечером уплетали ее с дядькой, запивая чаем из ромашки и душицы. Мне вспомнилось, как вкусно есть ягоду с молоком, так мы и делали дома.
- Когда Васятку первый раз землянкой накормила, маленького еще, ходил едва, - рассказывала я Мирону, улыбаясь, - все лицо перепачкал. Чуть в туес целиком не залез. До того он смешной маленький был... Круглый, ножонки толстые, колесом, а бегать рано начал, только и смотри за ним. То топор схватит, утащит куда-нибудь, затеряет, то еще чего. А мне получай из-за него, что недосмотрела. Как силы то хватало, тяжелый ведь он, топор то.
- Вот ты про дом свой рассказывать начала, а лицо то посветлело разом, глаза то залучились, - сказал Мирон. - Может домой тебе все же, Санька?
- Может и домой, - вздохнула я.
- Так вернутся, давай и свезу? - предложил он.
- Вернутся, а там и поглядим.
Оставшееся до возвращения мужчин время, я пребывала в раздумьях. В один день я решала вернуться домой, а в другой нет. Мама, Васятка, бабушка. При мысли о них сжималось сердце. Но стоило подумать, что там не будет Антипа, как начинала противиться возврату. Пусть и тут он не мой, но могу видеть его, наблюдать за ним, слоняясь тихой тенью, или сидя у себя в укрытии.
Возвращение вышло неожиданным. Мирон убежал за водой к реке, а я сидела возле землянки, связывая травы в пучки, готовя на просушку. Услыхав топот копыт, бросила занятие и подскочила бежать навстречу: Антип примчался на загнанном Буяне, с ободранными боками, в окровавленной рубахе.
- Где Мирон? - крикнул он мне, спрыгивая.
- По воду ушел, - растерянно сказала я, подбежав. - Что стряслось?
Антип направился в землянку мужиков, бросив мне:
- Как вернется, посылай ко мне.
Я кинулась поторопить Мирона. Только завидев его, замахала руками и закричала:
- Скорее, скорее, там Антип вернулся, кровь у него.
Дядька побежал, я хваталась за одно ведро, помогая, таща. Туда, показала я рукой, на землянку, когда подбежали. Я проникла внутрь, вслед за Мироном, перепугавшись и дрожа. Уж больно напомнила эта картина, кровавой рубахи, погибель Степана. Мирон сноровисто снял, с сидящего закрыв глаза Антипа, рубаху, отшвырнув на пол.
- Настой тащи, рубаху чистую, - скомандовал он мне.
Исполнивши приказ, я тут же вернулась. Антипа лежал на лавке, а Мирон промывал ему руку. Рана была неприятной. Рассечённая кожа плеча, раскрывала мясо, сочившаяся кровь, словно не собиралась останавливаться. Дядька принял из моих рук настой и велел мне разорвать рубаху. Рубаха была моей, та что расшитая, и никак не желала рваться. Тогда я хватила ее зубами, надорвав. Мирон полил рану настоем, а потом посыпал золой из печи и стал заматывать кусками рубахи. Когда рана была замотана, он впервые обратился к Антипу:
- Остальные где?
- Кто где.... - ответил он и попросил меня: - Санька, выйди.
- А если не выйду? - попробовала я, воспротивиться.
- А ну брысь, - сказал он и чуть заметно мигнул, а я залилась краской и выбежала.
О чем они говорили, неизвестно, но вернулись вместе. Антип завалился спать в нашей землянке, на место где спал раньше, пока не перебрался в шалаш. Дядька вышел посмотреть и прибрать Буяна, а мне велел собирать вещи, самое необходимое. «Завтра с рассветом уходим отсюда - опасно тут теперь», сказал он.
Утром Мирон, взяв мешок и лопату, запрыгнул на Буяна и наказав мне перевязать руку Антипа, ускакал. Я размотала рану и невольно зажмурилась на мгновение. Рана была неприятной, багровой, с черными от пепла разводами.
- Давай сам, подай мне настой, - сказал Антип.
- Несподручно самому, это я сначала только испугалась, больше не буду.
Он выставил плечо, а я, поддерживая одной рукой его руку, второй лила понемногу настой. Рана снова принялась кровоточить. Сложив кусок рубахи в несколько раз, обильно смочила его в настое, и приложила к ране, а потом постаралась перевязать потуже.
- Возьмем с собой остатки настоя, а по пути нужно найти камыш, - сказала я, закончив перевязку.
- Камыш? Зачем он нам? - спросил он.
- Бабушка говорила, что он кровь хорошо останавливает.
- Вот оно что., - улыбнувшись, сказал Антип и взял меня за руку. - Спасибо тебе, Санька.
Я подняла взор, чтобы ответить, наши глаза встретились. Я тонула, я пропадала в этих двух безднах, этой пристани, с цветущей по жаркому лету водой, словно в заводи. Хоть и был его взгляд, не таким, как обычно, без озорства и без неприязни, я все же первая отвела свой. «Да. гляделки не для тебя, Санька», только и успела подумать я.
- Едут, уходите, - вбежал взволнованный Мирон. Он не кричал, не поднимал шума, но говорил четко, словно приказывал. - Душ пять, а то и больше. Антип, увози Сашку, я их отвлеку.
- Уходи заячьей тропой, немедля. А мы на Буяне, - поднялся Антип, схватив меня за руку. - Идем, Санька.
Мы выскочили из землянки. Я только и успела подумать, что не взяла ни тряпья, ни настой для Антипа, как он уже подсадил меня на коня. Забрался сам и, стукнув Буяна пятками по бокам, крикнул Мирону:
- В Кормаково не суйся, к Харитону иди.
Буян уже набирал ход, как я услышала наших преследователей. Они немного притормозили у землянок, а потом разобравшись, услышав нас или заметя, пустились в погоню.
Глава девять
Я постоянно поворачивалась, пытаясь рассмотреть, далеко ли преследовавшие.
Лохматые лапы елей и, щедро усыпанные листвой, березы, не позволяли разглядеть в полной мере. Буяну было тяжело, он был измотан, это было понятно, даже мне, ничего не смыслившей в лошадях. Мне казалось расстояние, разделявшее нас, сокращалось неумолимо, все ближе были слышны их возгласы, окрики и звук копыт. Антип сильнее погнал коня, принуждая его развивать прыть и скорость, пытаясь оторваться. Ветки ельника хлестали по лицу мне, да по морде Буяну. Склонившись к нему на шею, я обняла коня, обронив взгляд назад. Теперь я их не видела и голоса раздавались чуть дальше. Мелькнула надежда: «Уйдем, должны уйти!»
Впереди, чуть левее, начиналась чащоба. Резко остановив Буяна, Антип спешился, а я не успев удивиться, была им же сдернута с коня. Антип поймал меня в руки, поставил на землю, не давая опомниться. Постучал Буяну по холке, бросив: «Прости, родимый, прощай», и потянул меня в самую чащу. - Только так есть шанс, Санька, только так, - говорил он прерывисто, быстро несясь и тянув меня за собой.Буяна надолго не хватит, ослаб он.
Мы бежали, не останавливаясь, хрустя сухими ветками под ногами. Антип, всем телом, раздвигал ветви деревьев, не позволяя им прерывать наш побег. Люди, гнавшие нас, словно добычу, поступили ровно, как мы, оставив лошадей, преследовали самоходом. Я чувствовала себя обузой. Силы мои были на исходе, только благодаря Антипу, я еще не свалилась, под ближайшей корягой. Он на мгновение сбавил бег, оглядевшись, прислушавшись, и снова потянул меня, только уже чуть правее. Вскоре мы подбежали к просеке, пред которой Антип крикнул мне: - Сейчас, Санька, поднажмем!
Мы выскочили на открытую поляну, аршинов в триста, и лихо пресекали ее. Когда нас почти скрыли новые дебри, заботливо укрывая, грохнул выстрел. Я вздрогнула и упала, потянув за собой Антипа. Он устоял, крепче перехватив мою руку, в мгновение поднял меня, и вновь - наутек. Я задыхалась, ноги совсем ослабли, но сказать об этом ему не хватало сил. Он бежал, не пытаясь путать след, таща меня глупую, изо всей мочи, пытаясь оторваться. - Слушай меня и не перечь, - на бегу заговорил он.Скоро мы уткнемся в реку.
Берег высокий и каменистый. Повернешь влево, на самом камне увидишь сосну, небольшую. За ней лаз, ты легко пролезешь в него. Внутрипещера, в ней и схоронишься. Да не высовывайся, смотри! Я спущусь вниз, к реке. Нужен им я, за мной они и пойдут. Обходить больше версты, я выиграю время. Все поняла? - Ему пришлось повторить вопрос громче, я не сразу дала ответ, думая о том, что сейчас наши руки разнимутся: - Сосна, за ней лаз, мне туда, - ответила я, тяжело дыша.
Мы взаправду выбежали к реке, только берег был не каменистый Вместо берега, был камень-боец, коих на этой реке множество, да резкий обрыв. - Тут они будут спускаться, - махнул он рукой направо.А тебе сюда. Вон сосна, беги, давай, прячься.
Я уставилась на него во все глаза, понимая, что сейчас мы разойдемся, а найдемся то как? Он прижал меня к себе, крепко, обнял на мгновение. Тут же отстранился и, взяв за плечи, стал говорить прямо в глаза: - Выйдешь, когда они все уйдут. Да не сразу, убедись наперво. Возвращаться к землянкам не смей, там засада. Село твое вверх по реке, по ней и иди. Ты поняла меня? - Я хотела сказать, чтоб не оставлял меня, с собой взял, не хочу без него, но он тут же потряс меня за плечи, прикрикнув: - Поняла, поняла? - Поняла, - тихо ответила я, тут же услышав приближающуюся погоню. - Быстрее, беги! И чтоб ни звука, мне там! - крикнул он мне, поцеловав меня, взявши за лицо, и сразу толкнул, чтобы я начала шевелиться.
Я была у сосны, когда обернулась. Он стоял, смотрел на меня и сразу махнул мне рукойлезь! Почему он не бежит. «Почему не бежишь?», хотелось крикнуть мне. Я нырнула в узкий лаз, который был таким, только у входа. Далее он расширился в небольшую пещеру. Тут же улеглась у самого входа, подглядывая наружу. Половину вида загораживала сосна, но Антипа, который все еще был здесь, я видела хорошо.
Он стоял у самого края камня, лицом к лесу. Чего он там замер?! Выстрел! Я вздрогнула так, что ударилась о каменный верх лаза головой. Антип не шелохнулся.
Мимо, выдохнула я. Пока я терла ушибленное место, кривив лицо, Антип, едва видно, приложил палец к губам, развернулся И прыгнул! Я зажмурилась на мгновение, зажав во рту кулак, больно кусая себя, чтобы не закричать. Из леса тут же показались люди, трое. Подошли к краю отвесного камня и, вытянув шеи, уставились вниз. Я тихо скулила, задом отползая вглубь пещеры.
***
Я сидела, на острых камнях, валявшихся всюду, склонив руки и голову на колени.
Молилась, сквозь слезы, едва слышно шевеля губами. Мне было страшно. Не за себяза него. Потом мне захотелось бежать, вниз, за ним. Нужно было знать, увериться, что с ним все в порядке, что онЖив? Слово, несказанное вслух, больно кольнуло меня. Нельзя, нельзя, даже думать про это нельзя, так и беду недолго накликать. Жив, точно жив! Утерев, рукавом рубахи, сырость, что развела на щеках, я выбралась наружу.
Пробралась туда, где еще недавно стояли, преследовавшие нас люди, и залегла на самом краю камня. От высоты кружилась голова. Река не выглядела устрашающе, я верила, что там, внизу, куда прыгнул Антип, глубоко. Иначе. Да вправду, глубоко.
Я видела этих людей, они уже были внизу. Шли по берегу, до места где камень входил в реку, дальше берега не было. Им пришлось идти в воду. Одетыми они ступили в воду, заходя глубже и глубже, а потом поплыли, течение им помогало.
Поравнявшись с тем местом, откуда смотрела я, один из них задрал голову вверх, а я быстро схоронилась, отпрянув. Снова выглянув, увидела, как они пытаются нырять, но вскоре поплыли ниже по ходу реки. Вертя головами, всматриваясь в берега, с обеих сторон, медленно и упрямо плыли они, пока не скрылись за
поворотом.
Как? Как я найду теперь его? О том, что с ним что-то случилось, я старалась не думать вовсе. Я словно осиротела враз. Потерянная и одинокая, скрываясь под ближайшим ельником, я просидела здесь почти до вечера. Антипа все не было. Да и не обещал ведь воротиться.
- Ну, что, Сашка, домой дуй, - сказала я, сама себе, вставая. - Вот и Антип так велел.
И пошла. Вверх по реке. Сначала медленно, опустив плечи, оглядываясь, пытаясь разглядеть камень и фигуру, стоящую на нем. Вот-вот, сейчас, появится. Не было. Когда камень скрылся из виду, быстрее пошла, с каждым шагом добавляя хода. Пить захотелось неимоверно, и я спустилась к реке. Напилась, зачерпывая в ладони. Солнце садилось, прятавшись за лесом, на той стороне реки. Сделав небольшую передышку, сидя на берегу, снова отправилась в путь, до темноты еще несколько верст пройти успею. Я шла по самому краю леса, опасаясь идти берегом, но и углубиться в лес нельзя. Заблудишься, а там и зверье на подходе. Чем ближе наступали сумерки, тем шустрее я приглядывала место для ночлега. Вскоре оно обнаружилось. Старая, худая лодка, брошенная кем то, за ненадобностью. Воды в ней не было, погоды стояли сухие, а лодка была полностью на берегу. Я устроилась в ней, свернувшись калачом, прогретые за день бока ее, были еще теплыми. Вот и я, как эта лодка - ненужная и одинокая. Небо прикрыло россыпью звезд, разглядывая их, я и уснула.
Проснулась стуча зубами от холода. Ранний летний рассвет, только загорался, принося туман с реки и прохладу. Зябкое утро не позволило больше уснуть. Умывшись и напившись, я двинула в путь, пытаясь согреться ходом. Через пол версты показалась деревня, немного с вечера не дошла. Маленькая и незнакомая, вероятно, Кутиха, где-то тут быть должна. Подумала обойти, в таких местах все на виду, но все же пошла берегом. Кого мне здесь бояться?
На узком плотике, мальчишка, Васяткиных годов, удил рыбу.
-Эй, рыбак с печки бряк, - окликнула его я, с задором. С этим братом только так и надо, иначе никак. Мальчишки. - Хлеба не найдется, горбушки?
Паренек посмотрел на меня, с интересом, прикидывая что бы мне половчее ответить.
- На червя ужу, ступай себе, рыбу только пугаешь, - проворчал он.
- Нет, так нет. Бывай.
Не сделав и десяти шагов, услышала оклик:
- Погодь уж.
Я обернулась. Мальчишка сложил удочку на плот, и бросив мне: «За добром смотри», юркнул в ближайший огород. Вернулся с ломтем горячего хлеба, только из печи. Вкуснятина. Я поблагодарила, от всей души, а он, ответив:
- Иди уж, - вернулся к своему занятию.
Деревня эта, и встреченный мной мальчишка, напомнили о доме, подгоняя вперед. А еще мысль, упование, на то, что меня может там ждать Антип. А следом пришла другая: как он найдет меня? Да и станет ли искать? Кто я для него... Санька, подобранная в лесу, за жалостью?
Еще до полудня, я нашла хороший пригорок, усеянный землянкой. Наевшись ягод, запив их водой, не давая себе много отдыхать, шла и шла. Ближе к вечеру, округа знакомой показалась, а вскоре я к нижнему месту вышла. От него аккурат верст восемь до моего села. Тут, пожалуй, и в лес свернуть надо бы, короче. По реке то с дюжину выйдет. Повернула, не боясь заблудить, бывала здесь несколько раз. Меня охватило волнение и трепет, от близости дома родного. Но вместе с тем, горести и обиды все вспомнились. Вот ведь, печаль и радость бок обок идут. Что ждет меня дома, неужто одни горести, да обиды. Что за груз такой. Доля вековухи?!