Но стоять некогда. Чуть отдышавшись, принимаюсь топать вперед уже поспешным шагом. Направление я выбираю приблизительное. Сейчас главное скрыться от захватчиков, а уже при свете дня разберусь, куда мне двигаться дальше.
Каждый шаг, который увеличивает расстояние между мной и викингами приносит небывалое облегчение. Я словно сбрасываю с плечь стальные оковы и снова начинаю чувствовать себя человеком, а не вещью.
А еще я очень надеюсь, что не найдя меня, варвары смирятся и уберутся восвояси. Ну, кто я такая? Никто. Даже меньше чем никто. Заморыш. Щенок. Как они меня там называли? Волчонок. Зачем я им? Неужели из-за меня одной они рискнут задержаться на этом берегу? Вряд ли. Скорее всего к утру не найдя меня, они отчалят восвояси. Значит, мне нужно только лишь пережить эту ночь.
Бодро топаю вперед, не забывая прислушиваться, не идет ли за мной погоня. Но эти викинги не настолько глупы, чтоб шуметь и спугнуть преследуемую добычу, поэтому я полагаюсь только лишь на внутреннее чутье и помощь богов, которые на земле Эри сильнее богов диких варваров.
Лес тих и спокоен в это время суток. Иногда я слышу уханье совы, да тихий шорох в траве, может, зверек какой-то вышел на промысел. Сама же стараюсь ступать как можно тише, нечего облегчать задачу захватчиками.
Мне кажется, что я уже отошла от лагеря на довольно приличное расстояние, но какая-то внутренняя тревога не дает расслабиться до конца. А в последнюю минуту она колоколом звучит в голове.
Я не знаю, что меня толкает в эту канаву, более того, я до этого даже не подозревала, что она там есть, но, упав в мягкую листву, принимаюсь судорожно оглядываться вокруг. Тревога, воющая внутри бешеным зверем, перерастает в панику, и я как дикое животное ползу в поисках убежища. Огромный ствол поваленного дерева оказывается как нельзя кстати. Что свалило этот исполинский дуб мне неведомо, может ветер или болезнь. Но, заползая ужом в небольшое углубление между стволом и мягкой рыхлой землей, я не могу не благодарить силы природы, способствовавшие моему укрытию. А как только я затихаю в своей норе, начинаю отчетливо слышать осторожные тихие шаги.
В горле пересыхает от страха, что меня сейчас обнаружат. Тело сковывает ужасом, я замираю, как испуганный кролик. Мне кажется, что даже если б от этого зависела моя жизнь, то я все равно не смогла бы сдвинуться и с места.
В небольшую щель между деревом и землей отчетливо виден носок кожаного башмака. И я знаю, кому он принадлежит.
Глава 12
Этот викинг настолько близко, что стоит мне протянуть руку, и я дотронусь до мягкой кожи его ботинка. Задерживаю дыхание, мысленно молясь всему пантеону богов, чтоб уберегли меня от захватчика, и стараюсь не шевелиться. Башмаки проходятся вдоль бревна, а потом останавливаются прямо напротив моей головы. Что ему тут надо? Неужели догадался, где я прячусь? Неужели почувствовал меня?
Закусываю от отчаянья губу, но все же продолжаю лежать неподвижно. Викинг тоже не думает уходить. Испытывает меня на выдержку? Или, в самом деле, даже не догадывается о моем присутствии?
Напряжение сковывает тело, прикрываю глаза, пытаясь отрешится от действительности, но внезапно ощущаю легкую щекотку на тыльной стороне ладони. Испуганно распахиваю веки и, скосив взгляд, пытаюсь разглядеть возмутителя спокойствия, но ничего в темноте не вижу.
Воображение сразу рисует жутких пауков, которых я с детства боюсь. Щекотка перемещается все выше и выше, заползая под рукав балахона. Невыносимо хочется заскулить от ужаса и стряхнуть с себя мерзкую тварь, но я так боюсь себя выдать лишним движением, что сквозь выступившие на глазах слезы, терплю.
А потом до моего уха доносится самый желанный из всех звуков на светезвук удаляющихся шагов. Жду еще несколько минут, чтоб убедится, что преследователь окончательно удалился, а затем с наслаждением смахиваю тревожащее меня насекомое, которым, на счастье, оказывается не паук, а маленький жучок.
Несмотря на то, что рядом со мной больше никого нет, а лес снова обрел свою привычную тишину, разбавленную звуками ночного зверья, ищущего себе пропитание, я все равно остаюсь под деревом, решив выждать еще.
Просыпаюсь утром и не сразу понимаю, где я, а, попытавшись подняться, больно ударяюсь обо что-то сверху. На мгновенье мне кажется, что меня похоронили заживо, и я сейчас в фамильной крипте, запечатанная в саркофаг. Но от удара, как ни странно, в голове проясняется, и я вспоминаю вчерашние события.
За ночь моя сутана еще больше пропиталась влагой и теперь у меня от холода зуб на зуб не попадает. Вылезать из убежища страшно, но заболеть и умереть по дороге от лихорадки я тоже не хочу. День обещает быть солнечным, а мне необходимо погреться и позавтракать.
Осторожно выползаю из-под бревна и оглядываюсь вокруг. Я одна, это точно. Интуиция тоже молчит, а, беря во внимание то, как она мне помогла давеча, я решаю к ней прислушаться.
Нахожу наиболее освещенный жарким солнцем пятачок, и, удобно устроившись на нем и подставив теплым лучам влажную спину, вытягиваю из-за пазухи лепешку. Она хоть и основательно помялась, но вполне съедобна. Отламываю маленький кусочек и отправляю в рот, стараясь жевать осторожно, чтоб не поцарапать нёбо сухим хлебом. Пить хочется невыносимо, и я очень надеюсь вскоре набрести на ручей. К своему удивлению, я быстро насыщаюсь, и меня даже начинает слегка подташнивать.
Прячу остатки еды и поднимаюсь на ноги. Пора в путь. Будем надеяться, что викинги уже убрались восвояси и мне ничто не угрожает.
Где-то через милю и я, правда, нахожу ручей с прохладной и вкусной водой. Напившись всласть, чуть ли не до слез жалею, что у меня нет с собой какой-нибудь фляги. Покидать призывно журчащий источник до ужаса не хочется. Но деваться некуда, мне нужно добраться домой.
С каждым шагом идти становится все труднее и труднее, к ногам будто подвесили пудовые гири. Я уже не настолько рада солнцу, теперь его жаркие лучи только мешают. Лес редеет, и я надеюсь, что уже близко тракт. Сделав еще один привал, перекусив и немного отдохнув возле еще одного ручья, снова собираюсь в путь.
К моему глубокому сожалению дорога не показывается, деревья снова становятся гуще, почти не пропуская света и тепла. А потом и вовсе наступают сумерки, и я понимаю, что пора обустраиваться на ночлег. От лепешки остается еще половина. Запить ужин мне нечем. Я и так тянула до последнего, продираясь в темноте сквозь чащу, надеясь снова найти хоть какой-нибудь водоем. Только в этот раз удача отвернулась от меня, и пришлось давиться всухомятку.
Лес становится гуще, страшнее и непроходимее, в таких краях вполне можно встретить дикое и опасное животное. Может мне стоит попробовать провести ночь на дереве? Задумчиво смотрю на густую крону молодой липы с низко нависшими ветками, но спустя минуту откидываю сию идею, опасаясь упасть с высоты. Эх, если б я не выкинула обрывки веревки, то можно бы было привязать себя к ветке, а так Ну что я за глупая гусыня Приходится ложиться спать на земле. Сворачиваюсь в клубочек, стараясь сохранить остатки тепла, и проваливаюсь в беспокойный сон, в котором вижу пылающую гневом Йорун.
Глава 13
Утро приносит с собой прохладу и сырость. Просыпаюсь еще до восхода солнца и некоторое время напряженно вглядываюсь в серый предрассветный туман. Тело трусится от холода, словно в лихорадке, голова болит, а во рту пересохло. Сглотнув, ощущаю боль в горле, словно его режут острыми ножами. Только не это! Динкхет, помоги! Неужели таки заболела?
Кое-как встаю на ноги и принимаюсь размахивать руками, разгоняя кровь по телу. Несмотря на болезненные ощущения и тошноту, пересиливаю себя и проглатываю кусочек хлеба, постаравшись как можно больше размочить его во рту. Но горло все равно отзывается резкой саднящей болью. Воды нет, губы потрескались от жара и пекут. Облизываю их, чтоб уменьшить чувство жжения, и решаю тронуться в дорогу. Чем раньше я найду воду, тем лучше. Во время лихорадки нужно обильно пить, так всегда советовала мама, а она лучшая целительница из всех, кого я знаю.
До рассвета я успеваю преодолеть полторы мили и валюсь с ног от усталости. Больше всего хочется лечь на землю и умереть. А еще воды. Порой ее журчание мерещится мне, но я знаю, что это лишь обман.
Присаживаюсь на поваленное дерево, чтоб хоть немного отдохнуть. Заставить себя съесть еще кусочек не получается. Но прямо возле своей руки я вижу молодые, скрученные в клубочки стебли орляка. Протягиваю руку, срываю зеленый бублик и принимаюсь жевать. Орляк может быть как полезен, так и ядовит, но самое главное, его можно использовать в качестве еды, но только молодые побеги, вот такие клубочки. Это гораздо лучше мне сейчас подходит, чем сухая лепешка.
После еды я уже чувствую себя намного лучше, более того, начинаю понимать, что журчанье воды мне не чудится, а я слышу его на самом деле. Нарвав еще немного орляка и спрятав за пазуху, иду на вожделенный звук.
Деревьев становится меньше, и вскоре я вхожу на берег мелкого, но довольно таки чистого ручья. Не сдержавшись, с тихим стоном припадаю к воде и некоторое время с наслаждением пью. Отрываюсь лишь тогда, когда мне кажется, что мой живот вот-вот лопнет. Вытираю рот рукавом и, немного подумав, разматываю грудь, достав относительно чистый кусок материи. Смочив ткань, прикладываю ее к горящему лбу, на несколько мгновений испытав долгожданное облегчение.
Мысли немного проясняются, и мне приходится признать, что в таком состоянии я далеко не уйду. По моим подсчетам до тракта остался еще день пути, и я могу себе позволить сегодня задержаться на берегу ручья, иначе есть большая вероятность, что свалюсь где-то посреди леса от лихорадки на радость диким хищникам. А даже если и не свалюсь, то с явными признаками болезни меня в попутчики никто не станет брать, опасаясь заразиться самому.
Викинги, скорее всего уже вышли к морю, преследовать меня по лесу третий день кряду они вряд ли станут. Овчинка выделки не стоит.
Немного успокоившись, отхожу обратно к деревьям и принимаюсь ломать себе гибкие пышные ветки, чтоб устроить теплую лежанку. Две ночи подряд на сырой земле уже показали мне свои последствия. Еще я нахожу заросли ежевики. Для самих ягод еще довольно-таки рановато, но их листья прекрасно помогают от лихорадки. Правда мама из них делала отвар, мне же приходится жевать сырыми в надежде, что тоже поможет. А когда моя кровать готова, устраиваюсь на ней поудобнее и проваливаюсь в беспокойный сон.
Отдых оказывается целебным и полезным, просыпаюсь я практически без жара, но с волчьим аппетитом. Даже и моргнуть не успеваю, как проглатываю остатки лепешки и орляка. Горло все еще доставляет хлопот, но не так, как утром. Спускаюсь к ручью и снова жадно пью. А, когда к вечеру снова начинается лихорадка, и я беспокойно мечусь по своей постели не в силах уснуть, мне приходит в голову обтереть пылающую кожу прохладной водой. Так всегда делала мама.
Вода приносит облегчение и немного унимает огонь терзающий меня изнутри. Возвращаюсь к своему ложу, и на сей раз спокойно засыпаю.
А утром просыпаюсь бодрой и отдохнувшей, словно и не было никакой болезни. Знаю, это состояние может быть весьма обманчивым, и к вечеру меня снова накроет. Но зато это первый признак выздоровления, коему я не могу не радоваться.
Радостно спускаюсь к ручью, чтобы напиться и умыться, но, не успев зачерпнуть пригоршню воды, испуганно замираю. За спиной отчетливо слышится низкий утробный рык.
Глава 14
Медленно, очень медленно и осторожно поднимаюсь с колен и аккуратно оборачиваюсь. Прямо напротив меня на небольшом пригорке, с которого я только что сбегала, спеша к воде, стоит большой, нет просто огромный, волк. Его верхняя губа опасно задралась, обнажая острые, как ножи, клыки. Животное издает еще один грозный рык и переступает передними лапами, словно готовясь к прыжку.
Сердце в груди замирает, особенно, когда я понимаю, что спастись у меня шансов нет. Возле ручья не растут деревья, на которые можно взобраться, а убежать от дикого зверя я точно не сумею. Но ведь сейчас не зима, не голодное время, в такую пору хищники обычно сыты и предпочитают не нападать на человека. Что же этот волк во мне нашел?
Я стою, словно скованная льдом, боясь даже вздохнуть, но и волк не спешит нападать. Только сейчас я замечаю в уголках его рта пенящуюся слюну, а его глаза словно покрыты мутной пеленой, животное явно больное. Только мне от этого не легче. Спастись из плена, избежать насилия и умереть оттого, что тебя растерзал больной зверьтакое даже в кошмаре не приснится.
Осторожно опускаю взгляд в поисках хоть какого-то оружия, вот только кроме камней больше ничего не нахожу. Но это лучше, чем ничего. Если мне удастся выиграть хоть несколько минут, нанеся вред животному, то я смогу добежать до дерева и взобраться на него.
Осторожно приседаю за валяющимся возле ноги булыжником, не отводя глаз от волка. Он снова поднимает верхнюю губу и глухо рычит, пены становится больше, она уже желтыми каплями падает на траву. Зверю явно не нравятся мои движения, и не успеваю я нащупать оружие, как хищник прыгает на меня. В это мгновение мне кажется, что время будто замедляется. Вот я вижу распростертую надо мной тушу животного, грязную свалявшуюся шерсть на его брюхе, а в следующий момент тело волка откидывает в сторону. Из пушистого серого бока торчит рукоятка топора.
Голова наполняется шумом, а земля неожиданно становится близко-близко, буквально под моей щекой, я даже чувствую острые камешки, впивающиеся в чувствительную кожу. А потом становится темно, темнее, чем в самую безлунную ночь.
***
Аппетитный аромат жареного мяса щекочет ноздри. Я уже и забыла, насколько вкусно может пахнуть еда. Осторожно приоткрываю глаза и с изумлением вижу над головой крону знакомого мне дерева, под которым коротала прошлую ночь. Как я тут оказалась? Воспоминания возвращаются медленно, тянутся, словно древесная смола, приоткрывая по чуть-чуть события сегодняшнего утра.
Помню, что мне стало лучше, и спал жар, помню, как спускалась к ручью попить воды, бешеного волка помню, а потом ничего. Словно свечу задули в темной комнате. Я что сама сюда ухитрилась пробраться и завалится спать. А может, я это сделала в бреду? Точно, на самом деле волка не было, а это только выверты лихорадочных грез. Тогда откуда запах? Он тоже мне чудится?
Медленно приподнимаюсь на локтях и оглядываюсь вокруг. В трех шагах от меня горит небольшой костер. А на нем, нанизанные на тонкие прутики, жарятся истекающие соком, аппетитные куски нежного розового мяса. В животе утробно урчит, и я прикладываю к нему ладонь в попытках унять громогласные рулады. Мясо это хорошо, только где сам кашевар?
Взгляд лихорадочно мечется по сторонам, пока не натыкается на знакомую рукоятку. Я точно ее видела. И даже теперь припоминаю где. Значит, это не был бред? Волк действительно напал и меня спас обладатель сей секиры. То, что спасэто хорошо. Плохо, что я секиру узнала. Точная ее копия болталась на поясе ярла Ингвара Торвальдсона.
Нервно сглатываю, позабыв о больном горле, и вскакиваю на ноги. От резкого подъема темнеет в глазах, я едва не падаю, но ухитряюсь сохранить равновесие, придерживаясь за ствол дерева.
Попалась! Нашли!
Страх охватывает меня своими холодными щупальцами. Тело сотрясается, как в ознобе. Бежать и скрыться, пока его нет, пока он не вернулся. Ведь даже бешеное животное менее опасно, чем Ингвар Торвальдсон. Лишь одному богу известно, что он сделает с беглой рабыней, которая посмела обвести вокруг пальца викингов и ускользнуть у них буквально из-под носа.
Куда-то собрался, заморыш?внезапно прозвучавший за спиной вопрос заставляет вздрогнуть.
Глава 15
Оборачиваюсь назад с точно такой же осторожностью, с которой я оборачивалась, когда за спиной был волк. Так и есть. Невозмутимо прислонившись плечом к стволу соседнего дерева, стоит ярл Ингвар собственной величественной персоной, и поигрывает длинным ножом, который вроде бы, называют саксом. Красивое оружие, такое только знать носит.
Глаза светловолосого варвара пылают холодной яростью, а еще скрытым любопытством. Он с интересом проходится взглядом по моей фигуре, остановившись на груди. Вспыхиваю словно тот же костер, и сама опускаю глаза, только сейчас вспомнив, что я сняла обмотку. Но широкое и балахонистое одеяние монахов настолько бесформенное, что скрывает полностью изгибы моего тела. Так что его там так заинтересовало? Или он уже успел меня ощупать. От подобных мыслей становится жарко, а краска уже не то, что щеки заливает, а всю меня с головы до пят. Стыдно-то как.