Нужно отправить письмо. Так, чтобы никто не узнал, не увидел и не перехватил.
Интриги, заговоры Фыркнул карлик. Глупости всё ваши. Толчется мошка, толчется, думает, что правит миром Ха! Мир мошкары! Руку дай. Он бесцеремонно схватил изящную ухоженную ручку Изабеллы, ткнул в палец длинной чёрной иглойИзабелла дрогнула, но стерпела, и подставил зеркальце под каплю крови. Ударившись о зеркальце, тяжёлая капля взорвалась облачком мельчайшей пыли, и из этого облачка возникло существочёрная, крупная летучая мышь с отвратительной мордочкой. Королева вновь чуть заметно вздрогнула, поморщившись.
Да уж! Насмешливо фыркнул карлик. У кого дербник, у кого голубь У кого-то даже грифон был. Моё зеркало не обманешь! Чего морщишься?.. Это твоя тёмная сторона. Бери и пользуйся!
После некоторых колебаний, пересилив себя, королева пристроила своё послание на шею неприятному созданию, словно кулон. Как бы оно ни выглядело, а кулон доставит только Гарольду и никому другому, и, выполнив свою миссию, бесследно исчезнет.
Значит, старая интриганка задумала заполучить себе племянницу? Сцепив вместе кончики пальцев, протянул Дрэд. Интересно, и не глупо, да, да Выдаст её за своего никчёмного консорта, и объявит их потомство своими наследниками. За этим породистым жеребцом, не смотря на всю его никчёмность, стоят пять сильнейших королевских семей Европы, да, да Тронуть его и его семью будет опасно. Умный ход, но такой женский! Придумать такой блестящий ход и довериться никчёмному вертопраху! Ах, женщины! Тварюшки глупые, но забавные! Он засмеялся, и Амалия тоже улыбнулась, несколько кисловато, развеселив Дрэда ещё больше.
Поезжайте в Хефлинуэлл, на эту их помолвку. Отсмеявшись, сказал Дрэд. Марьяж этот Риму не нужен, но чтобы девица Ульвен покинула Элодисский лескрайне желательно. Заодно попробуйте там провернуть одну из ваших блестящих схем.
С которым из братьев?
Предпочтительнее, конечно, герцог, но и второй сгодится, да, да
Как скажете! Преувеличенно-покорно согласилась Амалия, но Дрэд лишь погрозил ей пальцем:
Шалунья!
Кира была счастлива. Конечно, нормальной девушке её существование показалось бы сплошным ужасом, но после Девичника, после Доктора и гостей, девушке казалось, что она в раю. Лютую тоску по новорожденному сыну она привычно трансформировала в заботу о тех, кто был подле неётеперь, прежде всего, конечно, об Аресе. Он оказался, о чудо, именно таким, каким Кира придумала его себе и полюбила: спокойным, сильным, добродушным и даже заботливым. Доля его заботы доставалась и Кире: он вечером всегда спрашивал, не хочет ли она «жрать», и предлагал помыться в бассейне, менее тёплом и более глубоком, чем бассейн в Девичнике, но Кире нравилось. Здесь всё ей нравилось. Уже одно то, что нет Доктора, делало в её глазах любое место истинным парадизом. В первые часы она всё не могла поверить, что какое-то время (хоть бы больше никогда!) не увидит его мерзкую рожу и не услышит его голос, не почувствует ударов его палки! А потом попыталась осознать и принять то, что видит предмет своего обожания каждый день, слышит его голос, получила право прикоснуться к нему, и даже ощущает его заботу Это было так немного, но для Киры, три года пробывшей Паскудой, и это было, словно сон наяву. Полюбила Ареса она давно, но теперь и любовь её трансформировалась, превращаясь из идеальной в реальную, и девушка находила в этом источник новых сил жить и даже какого-никакого, но счастья.
Что мучило Киру каждую секундуэто «её девочки», оставшиеся без единственной поддержки, которую получали только от неё. Несколько дней Кира собиралась с духом, чтобы обратиться к Аресу, не смотря на риск такого поступка. Боялась она не побоеввидит Бог, ей это было не впервой, и ради «своих девочек» девушка готова была на любую муку. Чего именно боялась, Кира не смогла бы сама себе толком объяснить, а на самом делебоялась она того, что её божество, испускавшее свет, который все три года грел её и помогал выжить, отреагирует так, что перестанет быть таковым, и этого краха Кира, если что, наверное, не пережила бы. Девушка боялась и за свою любовь, и за своего кумира тоже И судьба, решившая, наверное, сжалиться над Кирой, избавила её от сомнений и риска, и помогла ей сама.
Арес, как и Гор когда-то, частенько отправлялся на собачьи бои, но феноменальными силой и скоростью Гора похвастать не мог, и нередко возвращался оттуда чуть живой. Так получилось и в этот раз: пёс прокусил ему запястье и изодрал когтями живот и бёдра так, что Арес с трудом дополз до Приюта, оставляя повсюду кровавые следы.
А где Доктор? Янус помог ему добраться до лежанки и встал рядом в бесплодном сочувствии.
Уехал Клизма Прохрипел Арес, зажимая кровоточащее запястье. Нету суки
Я могу помочь! Кира метнулась к нему, упав на колени у лежанки и вся дрожа от волнения. Янус замахнулся, чисто машинально даже:
Ты чё, Чуха
Оставь! Рявкнул Арес. Она это Клизме всегда помогала, она знает!
Надо запястье перетянуть, вот тут, Кира ловко перехватила запястье, и Арес уступил ей, морщась. Полосой ткани, оторванной от рубашки, она перетянула запястье, наложив тугую повязку.
Надо в Девичник. По-прежнему дрожа, сказала Кира. Я знаю, где у Вонюч
Вонючка он, Вонючка! Добродушно, не смотря на боль и слабость, усмехнулся Арес. Янус, своди её, пусть это, возьмёт, что надо.
И можно, Кира рискнула взглянуть в лицо своему кумиру, быстро, успев увидеть, какого красивого, серого, но тёплого, как речной песок, цвета его большие глаза, можно, я очень быстро посмотрю девочек?.. Она задрожала сильнее, но иначе она просто не могла. Я быстро, только взгляну Может, им помощь нужна?..
Можно. Ответил Арес, и волна такой благодарности, такого восхищения и такого обожания затопила Киру! В этот миг она готова была, стоя на коленях, ноги ему целовать! Только быстро, это!
В Девичник Кира готова была лететьи летела бы, если б не боялась заблудиться в лабиринте темных путаных коридоров. Внутри она торопливо указала Янусу, что нужно взять, и, схватив снотворное, обезболивающее и мазь от ушибов, бросилась к «своим девочкам». Приласкала маленькую Клэр, баюкая её, как ребенка, и быстро обещая, что не бросит и всё равно будет приходить и помогать; смазала раны Марии и дала ей снотворное, приободрила и приласкала остальных девочек, называя каждую по имени и целуя, и побежала с Янусом обратноАрес нуждался сейчас в ней больше.
Пока она обрабатывала его раны, Янус возмущённо поведал ему, что Паскуда, оказывается, нарушает все запреты и табу уже давно И услышал в ответ:
А тебе что, жалко? Морщась, сказал Арес. Молодец она, чё? Они хоть и Чухи, а живые тоже, и это мы-то тоже нарушаем, потихоньку можно. Может, из-за неё они дольше проживут, тебе чё, жалко?
Нет, но Янус смешался. А в самом деле, чего он?.. Янус был довольно бесцветным и не особенно волевым парнишкой, но не злым и не упёртымэто и помогло ему сблизиться с незлобивым Аресом. Непорядок просто Узнает кто
Ты не скажешьне узнают. Арес длинно вздохнул, прикрывая глаза: начало действовать болеутоляющее. Мазь приятно холодила раны, успокаивая боль и жжение. Паскуда зашила самые опасные порезы, действуя так, что Арес почти не чувствовал не только боли, но и особого дискомфортау девушки была изумительно лёгкая рука. Наложила пропитанную лекарством ткань, прошептала:
Постарайся не двигаться и живот не напрягать, не говори громко, не шевелись К утру станет легче, у нас всё быстро заживает.
Ну чё молодец ты, чё. Вздохнул Арес. Сиди тут, со мной.
Да, я посижу. Кира вновь рискнула быстро взглянуть ему в лицо, поражаясь его чеканной красоте. Нос, лоб, губы, подбородоквсё было вылеплено и очерчено словно бы рукой гениального мастера, безупречное, мужественное, сильное. Напряжение отпускало девушку, она расслаблялась, начиная осознавать, что произошло, и полная такой благодарности, такой любви! Как могла она бояться, как могла сомневаться в своём божестве?! Она переживала своё счастье остро, на грани боли, и сердце её едва вмещало его полноту. Бережно промокая Аресу пот чистой тканью, она иногда приподнимала компресс и заглядывалане кровоточат ли царапины?.. но всё было чисто. Арес лежал, закрыв глаза и глубоко дыша, привыкший к боли и почти не замечающий её. Кира понятия пока об этом не имела, а он сквозь опущенные ресницы рассматривал её, и отмечал, что девушка очень красива. Он привык, что она вечно с пузом, где-то в сторонке, стоит, опустив голову, не воспринимал еёа она была как раз такая, как он любил: с белыми волосами, заплетёнными в косу и свёрнутыми в тяжёлый моток на затылке, с точёным носиком и пухлыми губами. Глаза, на миг взглянувшие в его глаза, были удивительные: почти чёрные, блестящие, и что-то в них было такое, что пронзило Ареса насквозь, словно молния. Приют заснул, сгустились сумерки, упала ночь, а Арес всё не мог уснуть, частью от боли, а частью от непонятного волнения, скорее приятного, чем нет. Он не видел девушку, но слышал её лёгкое дыхание и понимал, что она не спиткараулит его, готовая помочь, убрать пот, унять кровь. Это было приятно.
Слышь это прошептал он, и Кира дрогнула, ближе склонилась к немуАрес ощутил её запах, какой-то травно-цветочный, словно увядающее сено. Тебя как звать? Паскудой это стрёмно звать-то тебя.
Кира. После паузы чуть слышно выдохнула девушка.
А я Ларс Надо ж, забыл уже почти! Ты это не говори никому, поняла? И при всех не давай вида там, что мы с тобой того общаемся. Поняла?
Да.
А ты красивая. Я привык, что ты с пузом вечно, а у тебя попка складненькая такая, и сисечки смачные Распусти волосы, а?..
Девушка послушно распустила косу, и она рассыпалась по плечам волнистыми прядями. Арес здоровой ладонью погладил эти пряди, любовно пропустил их между пальцами:
Люблю, когда у Чухи волосы светлые и такие, знаешь волнистые. Как у тебя. И это обнимашки люблю. Ты любишь?
Не знаю.
Ну, ясен пень! Горько усмехнулся Арес. Мы тут как эти тык-тыксколько хочешь, но не дай боже погладить, а я люблю всё такое. Он привлёк девушку к себе, и она с наслаждением прижалась к его боку, боясь дышать от счастья. Ты при всех не подавай виду, повторил он, а наедине мы это, по-своему будем делать, да?..
Алиса с утра страшно переживала и готовила всё свое мужество, чтобы обратиться к герцогу со своей просьбой, которая, она знала, ему очень не понравится. Ей показалось неправильным воспользоваться Гэбриэлом и его чувством к ней, особое чувство такта требовало от неё избегать интриг. Поэтому она дождалась прихода братьев и спела для них новую балладу про девушку, превращённую в птицу и сопровождающую повсюду своего возлюбленного, который не догадывался, что она рядом. Лишь в краткий миг, в свете полной луны, девушка могла превратиться в человека и сидела у его постели, пока он спал, целуя его и слыша, как во сне он произносит её имя. Баллада была такая красивая, печальная, пронзительная, что даже Габи едва не прослезилась и тут же рассердилась на себя за это. Кончилось всё тем, что молодой человек выпустил своего ястреба, который схватил птицуи к ногам его хозяина упала его возлюбленная. Растрогался даже Лучиано, что уж говорить о придворных дамах! Каждая вторая, не скрываясь, прикладывала платочек к глазам.
Вы сами себя превзошли, дама Алиса! Улыбнулся ей Гарет. Это самая прекрасная баллада на нордском, которую я когда-либо слышал. Что скажете, господин Терновник?
Мало найдётся эльфийских баллад, которые могли бы сравниться с этой по красоте и чувству. Произнёс эльф, и Алиса порозовела от удовольствия и гордости. И когда Гарет спросил, нет ли у неё каких просьб или желаний, она ответила:
Есть, милорд! И Гэбриэл дрогнул, но Гарет движением руки осадил его:
Так говорите же, дама Алиса. От такой прекрасной госпожи я готов выслушать что угодно, и что угодно исполнить.
Ловлю вас на слове, милорд! У Гэбриэла сжалось сердце: Алиса выглядела очень-очень храброй, а это значило, что она ужасно волнуется и даже боится. Даже досадно стало: почему она к нему-то сначала не обратилась?! Неужто он ей бы не помог?!
Я прошу вас за Альберта Ван Хармена. Теперь Алиса чуть побледнела, потому, что лицо Гарета мгновенно стало суровым, глаза превратились в синий лёд. Он хороший и честный человек, и я
Этот честный человек предал нас.
Я в это не верю! Алиса прижала к груди кулачки с переплетёнными пальчикамижест, сокрушающий дух Гэбриэла и лишающий его воли. Это какое-то недоразумение, я уверена в этом!
Никто в замке и в этом зале, Гарет обвёл рукой придворных Девичьей башни, и многие согласно закивали, не разделяет вашей уверенности и не готов поручиться за этого человека. Я сам в нём не раз сомневался
Я готов за него поручиться! Перебил его Гэбриэл, и Гарет чуть поморщился, не очень хорошо подумав при этом про Алису. Она поняла: покраснела, глаза вспыхнули, она гордо вскинула голову, маленькая, но полная такого достоинства, что не уступила бы любой высокой и статной королеве:
Я бы не хотела, милорд, жених мой, злоупотреблять вашей добротой и любовью, которую безгранично ценю и за которую очень благодарна. Я сама готова поручиться за господина Ван Хармена и разделить с ним все последствия, если ошиблась.
Вы отдаёте себе отчёт, дама Алиса, устало спросил Гарет, страшно недовольный тем, как разворачиваются события, что делаете и чем рискуете?
Да. Просто ответила Алиса. Но никакого риска нет, милорд. Я верю этому человеку, он не преступник.
Вы храбрая девушка, дама Алиса. После небольшой паузы, сказал Гарет, и толпа придворных, среди которых поднялся лёгкий гул, притихла. Я восхищаюсь вашей храбростью и готовностью защищать своих друзей, что бы ни произошло. Обещаю: я дам Ван Хармену шанс объясниться, и если он сможет развеять мои подозренияа это, учитывая все обстоятельства, весьма непросто, я не только помилую его, но и верну ему должность и состояние.
А твоя Алисамолодец. Заметил Гарет, когда они покинули Девичью башню и шли по галерее. Гэбриэл, который мрачно думал прямо противоположное, встрепенулся:
Разве?! Ей следовала сказать всё мне, и я бы
Вот именно: хмыкнул Гарет, и «ты бы». Ты бы бросился ко мне, я сказал бы, что говорить не о чём, мы бы поцапались, я бы стоял на своём, ты тоже, и тайком учудил бы чудь какую-нибудь: побег бы ему устроил, или ещё что. Я не прав?.. Уступить ведь, коли Рыжик попросила, ты не в состоянии даже мне!
И даже отцу. Согласился Гэбриэл, задним числом понимая, насколько брат прав.
Эта девушка даже не золото: она алмаз чистой воды, и поступила идеально. Девятьсот девяносто девять человек из тысячи поступили бы так, как ты сейчас сказал, и только она выбрала вариант единственно верный, не подставив никого.
И я бы прислушался к её словам. Заметил молчаливый Терновник. Она лавви, а лавви не ошибаются в людях. Добро и зло они чувствуют сердцем.
А ведь верно: она лавви. Кусая губы, сказал Гарет.
Так что: мы к нему?! Подорвался Гэбриэл, и Гарет сморщился:
Не сейчас.
Нет, сейчас! Он в тюрьме и не знает, что с ним будет, для него каждая минутапытка! Если не хочешь, схожу я
Не хочу. Согласился Гарет. Я никогда не знал, как с ним говорить; не понимаю я его, честно! Вроде, правильный, вроде, идеальный, но не то что-то с ним, всё равно: не то!!! Ну, иди, сходи к нему, но прежде, чем обещать ему что, или решение принимать, ко мне и всё рассказать!!!
А может, господин Терновник
Нет. Отрезал эльф. Без крайней нужды засорять свою память я не стану.
Но это крайняя нужда!
Крайняя нужда дайкина? Приподнял бровь эльф, став вдруг так похож на Гарета, что Гэбриэл даже моргнул, сгоняя наваждение. Что мне в ней?.. Я бы доверился лавви, но и поговорить не мешает. Эту проблему вы способны решить и без моей помощи.
Войдя в тюремную камеру, Гэбриэл поразился двум вещам: что камера вовсе не походила на таковую, была чистой, опрятной, только что с крохотным решётчатым окошком, но в ней были кровать, два стула, стол и даже ковёр, а ведро для естественных нужд пряталось за кроватью; и тому, что Альберт ничуть не утратил идеальности, только глаза чуть покраснели и глядели устало и обречённо, да воротник белейшей рубашки, больше не накрахмаленный, повис. Гэбриэлу он поклонился по-прежнему:
Ваше высочество.
А нормальненько тут у тебя. Гэбриэл ногой подцепил стул, уселся и кивнул Альберту:
Садись, садись, приказываю.
Да, со стен вода не течёт и крысы в соломе не шелестят. Как-то вымученно усмехнулся Ван Хармен, садясь.
Крысы в соломе? Чуть прищурился Гэбриэл. И такое бывает, да. Я поговорить пришёл. Кое-кто не верит в твою вину, а мы с братом верим этому кое-кому. Ну, и брат даёт тебе шанс оправдаться.
Я не могу. С тоской произнёс Ван Хармен, опуская глаза.
Ты подумай-ка сначала. Нахмурился Гэбриэл. Кое-кто поручился за тебя, а ты его подставляешь. Да я тебе за этого поручителя нос сломаю!
Ваше высочество! Волнуясь, Альберт вновь встал. Клянусь всем, что для меня свято, я не замышлял ничего дурного ни против Хлорингов, ни против герцогства Элодисского! Я был и остаюсь верным вашим слугой! Но я преступен кое в чём ином. Голос его сел, он опустил глаза. Так меня казнят, и так казнят, нопо-разному. И я предпочитаю казнь за измену.