Борис СапожниковБагровый прилив
Пролог
Вся Адранда считала, что история дуэлей закончится в Турнельском парке. После того как королевские миньоны скрестили шпаги с фаворитами герцога Фиарийского и почти все остались лежать на смертном поле, его величество не один день пребывал в ярости. Трижды он велел написать приговор для единственного оставшегося на ногах дуэлянтабарона дАнтрагэ, вовремя сбежавшего от королевского гнева за границу. Но всякий раз разрывал бумагу, когда ту приносили ему на подпись. А всё потому, что прежде он навещал своего миньона, графа де Келюса, скрестившего клинки с Антрагэ, и чудом пережившего схватку. Граф был невероятно слаб от многочисленных ран и потери крови, и король сам кормил его бульоном. Именно Келюс отговаривал короля от подписания смертного приговора Антрагэ, говоря, что сам он простил своего противника и просит его величество сделать то же. Король же так любил своего миньона, что отказать ему в этом не мог. Когда граф де Келюс посчитал себя достаточно оправившимся после схватки и решил прокатиться верхом, то раны его снова открылись, и он скончался спустя несколько дней агонии.
Вот тут-то, как считали многие при дворе, дуэлям вместе с Антрагэ и конецгоречь такой потери застит разум королю, и тот подпишет-таки приговор. На это надеялся и почти всемогущий кардинал Рильерпервый министр Адранды, ярый противник дуэлей и всего с ними связанного. Кардинал, как человек весьма практического склада характера, считал, что дворяне должны класть свои жизни не в пустых поединках между собой, а на поле брани, решая не вопросы чести, но защищая интересы Родины, как и должно дворянству. Приговор Антрагэ стал бы хорошим уроком всем, и кроме того, подтолкнул бы его величество к подписанию указа о полном запрете дуэлей в Адранде. У его высокопреосвященства были при себе и приговор, и указ, когда он отправился к смертному одру графа де Келюса, чтобы лично провести последние таинства перед смертью королевского миньона. Он считал, что лучшего момента для того, чтобы король подписал эти документы, просто выбрать нельзя. Однако, как это с ним случалось крайне редко, кардинал ошибся.
Он застал его величество стоящим у постели графа, разметавшегося на мокрых от пота и крови простынях. Келюс, что удивительно, был в сознании и даже говорил с королём.
Ваше величество, произносил он как раз в тот момент, когда в комнату вошёл кардинал, всем видом своим демонстрирующий печаль и торжественность, ни о чём не прошу я вас в сей миг Келюс закашлялся, и по белым как мел губам потекла пронзительно-алая кровь, в миг моей смерти. Лишь об одном осмелюсь напомнить вам Я простил Антрагэ на смертном поле Турнельского парка Не держите и вы на него зла, ваше величество
Кардинал едва удержался от того, чтобы стиснуть зубы от гнева. О приговоре теперь можно забыть, раз уж Келюс просил его величество за Антрагэ, умирая. Рильер отлично понимал, что теперь король проявит обычно не свойственную ему твёрдость духа и подписывать приговор не станет.
Однако отступать кардинал не привык, раз уж не удалось возвести Антрагэ на эшафот, придётся действовать иначе. И конечно же, ни в коем случае нельзя отказываться от уже данного обещания лично провести последние таинства над умирающим Келюсом. Рильер отлично понимал, что он не только политик и министр, нолицо духовное, и в этом его власть простирается иногда куда дальше, нежели мирская.
После смерти Келюса кардинал стал чаще напоминать его величеству о том, что Адранда теряет своих дворян в дуэлях и стоило бы подписать указ о полном запрете дуэлей, дабы трагедия, случившаяся в Турнельском парке, не повторилась.
И какая же кара будет назначена ослушавшимся закона? спросил как-то у кардинала его величество.
Смерть, своим обычным тихим, но весьма вкрадчивым голосом ответил Рильер. Смерть для всех, кто участвовал в дуэли. Лишь столь строгое наказание может остудить чересчур горячие головы ваших подданных, ваше величество.
О нет! вскрикнул в непритворном страхе король. В таком случае я не смог бы исполнить последнюю волю бедного Келюса, что он высказал на смертном одре, ибо тем нарушил бы собственный указ, не покарав достойно тех, кто участвовал в дуэли.
О том, что и граф де Келюс в этом случае отправился бы на эшафот, его величество даже не подумал. Иначе, наверное, пришёл бы в ещё больший ужас.
Рильер понял, что стоит выждать какое-то время и поискать иной повод. Благо терпения кардиналу, давно уже прозванному Красным пауком, было не занимать. И своего повода он дождался.
Повод этот снова дал барон дАнтрагэ. После возвращения в Эпиналь Антрагэ на какое-то время стал весьма популярен при дворе, почти как другой знаменитый фаворит герцога Фиарийскогограф де Бюсси. Мрачность же и серьёзно изменившийся характер бывшего лёгкого повесы лишь добавляли ему определённого шарма в глаза придворных. Это не могло не вызвать ответных эмоций кое у кого при двореи в первую очередь у самого короля.
Рильер отлично видел это и теперь ждал лишь удобного времени, чтобы снова подступиться к его величеству с указом о запрете дуэлей. Граф де Келюс был уже позабыт королём, его место прочно занял другой человекмолодой дЭпернон, славящийся своей красотой и ратными подвигами во время войны с виистанскими хаосопоклонниками. По слухам дЭпернон также должен был участвовать в дуэли в Турнельском парке, но ему не хватило соперника и он вынужден был покинуть смертное поле, прежде чем зазвенела сталь. Никто не обвинял в трусости храбреца, заслужившего славу своей шпагой в Виисте, и всё же он чувствовал себя ущемлённым. Его товарищи дрались за честь короля в поединке, вышедшем за рамки простой дуэли, а ему места не нашлось. Это грызло дЭпернона изнутри, заставляя ввязываться в дуэли, на которые король хоть и смотрел косо, но всё прощал своему миньону. Все нотации, которыми отделывался обычно дЭпернон, начинались со слов короля о том, что он не желает возводить ещё один мраморный памятник теперь уже на могиле дЭпернона, или же напоминания о ненавистной самому королю шутке про «изрубить в мрамор». Вот только нотациями всё и заканчивалось, а дЭпернон часто уже на следующее утро скрещивал с кем-нибудь шпаги.
Теперь же он искал ссоры с вернувшимся в Эпиналь Антрагэ. Как ни странно, прежний вертопрах и повеса Антрагэ возвратился на Родину совсем иным человеком. Он не интересовался придворной жизнью, появляясь на приёмах лишь в свите сюзерена, мало танцевал и почти ни с кем не общался. Не отдавал он должное и вину, как думали многие, ведь чем, как не беспробудным пьянством можно было оправдать подобное поведение. Начали шептаться о пристрастии Антрагэ к порошку Марианиведь где, как не в Водачче, куда бежал Антрагэ от королевского гнева, тот можно было легко раздобыть. Находились даже «знатоки», определявшие у Антрагэ признаки употребления этого зелья.
Открыто выступить зачинщиком дуэли с фаворитом герцога Фиарийского дЭпернон, конечно, не мог. Здесь бы он уже не отделался нотацией от королядуэль, как и поединок в Турнельском парке, из дела чести переросла бы в дело политическое. Вмешались бы и сюзерен Антрагэ, и кардинал Рильер, и всё могло бы закончиться для дЭпернона как минимум высылкой в полк, стоявший на виистанской границе, где в последнее время было неспокойно. Месить тамошнюю грязь у миьона никакого желания не было, а потому он поступил сложнее и подлее.
Из-за того, что былой повеса Антрагэ, никогда не отказывавший придворным красавицам, чьими бы жёнами или любовницами те ни были, перестал волочитьсяда ещё и не принимал самых откровенных предложений со стороны прекрасных дам, о нём уже стали ходить не самые лицеприятные слухи. И дЭпернон принялся раздувать их, самые же мерзкие он нашептал королю, который, не забыв ненависть к единственному пережившему дуэль в Турнельском парке, поддерживал их. Его величество изволил смеяться над шутками про Антрагэ, и одну из них, весьма мерзкого свойства, сам отпустил на очередном приёме.
На целую минуту, если не больше, в зале повисла тишина. Назвать её иначе как гробовой было нельзя. Сопровождавший короля кардинал Рильер и думать забыл о дуэлях и указах, теперь он думал, как разрешить ситуацию, возникшую по вине его величества. И лишь дЭпернон едва мог скрыть своё ликование, но на него никто не смотрел. Все взгляды были прикованы к Антрагэ, выступившему из свиты герцога Фиарийского. Кто-то попытался удержать его, кажется, Шарль дЭодин из немногих людей, кто мог назвать нынешнего Антрагэ своим другом, однако тот легко уклонился от его руки. С прямой спинойпоследствием раны, полученной им в Турнельском паркеон прошёл несколько шагов, отделявших его от короля. Все расступались перед ним, не смея заступить дорогу, самым отважным хватало одного взгляда, чтобы поспешно отойти с пути Антрагэ. В глазах былого повесы и вертопраха была смерть.
Ваше величество, отчеканил Антрагэ, остановившись на минимальном расстоянии от короля, ещё шаги оно стало бы неприличным, никакая клевета не может оставаться безнаказанной. Будь ваши слова направлены лишь в мой адрес, я мог бы стерпеть сие оскорбление. Однако вы задели ещё и честь дамы, моей близкой родственницы, а значит, вынуждаете меня бросить вам вызов.
К ногам короля упала перчатка из тонко выделанной кожибыть может, Антрагэ и изменился после Водачче, однако привычке одеваться по последней моде не изменил. Многие в зале припомнили в тот момент, как граф де Кревкёрпрадед нынешнего носителя титулаточно так же швырнул к ногам короля Адранды перчатку, только та перчатка звонко ударилась об пол, ибо была латной. Он кидал королю вызов от имени своего сюзеренагерцога Фиарийского, чьи владения в то время простирались куда шире, и кто мог легко противостоять ослабевшей от войн и внутренних распрей Адранде. Пускай сейчас речь шла лишь о чести дворянина и его родственницы, о которой скабрёзно пошутил король, однако многие в зале понимали, что дело не только в этом. Снова за сталью маячит политикапротивостояние белых ирисов и чёрных алерионов.
Ваше величество! тут же выпалил дЭпернон, подступая к королю. Позвольте мне поднять перчатку за вас!
Он понимал, что этоего шанс! Лучшего ему уже не выпадет никогда. Он выступит защитником чести короля и пронзит проклятого Господом Антрагэ. Наконец, он поквитается за позор Турнельского парка, где друзья отказали ему, велев оставаться в стороне, покуда они сводят счёты с фаворитами герцога Фиарийского.
О нет! вскинул руку к лицу король. Ты чудом избежал резни в Турнельском парке, мой дорогой дЭпернон, я не могу позволить тебе рисковать своей жизнью в этой бессмыслице.
Не успел дЭпернон осознать слова, сказанные королём, как его потеснил Ла Шатеньре. Этот могучий атлет, которого сам дЭпернон считал не более чем наглым выскочкой, никогда не упустил бы своего шанса. Ла Шатеньре был из тех, кто занял место погибших в Турнельском парке королевских миньонов, за что дЭпернон ненавидел его едва ли не сильнее, нежели Антрагэ.
Ваше величество, с тем же пылом, какой только что продемонстрировал дЭпернон, произнёс Ла Шатеньре, моя жизнь ничто перед вашей честью. Я склоняюсь перед вами и молю дать мне шанс защитить её.
Он упал на колено перед королём, и теперь достаточно было кивка монаршей головы, чтобы перчатка Антрагэ оказалась в его руке.
И прежде чем кардинал Рильер остановил его величество, хотя его высокопреосвященство уже вскинул руку в запрещающем жесте, король кивнул Ла Шатеньре. Многие клялись, что видели, как его величество заметил жест Рильера, и говорили, что король дал позволение и даже напутствовал Ла Шатеньре именно потому, что кардинал попытался что-то запретить ему.
Милый сердцу моему Ла Шатеньре, сказал король, я даю тебе своё согласие. Защити мою честь пред Господом и людьми.
Именно этому поединку довелось стать последней законной дуэлью в Адранде.
Сама дуэль состоялась спустя несколько недель после злополучной ночи. Слишком много вопросов она породила, и отвечать на них пришлось вовсе не непосредственным участникам поединка. Король демонстративно отстранился от их решения, ведь как ни крути, он являлся одной из сторон спора, предоставив решать первому министру и герцогу Рене Фиарийскому. Длительные переговоры этих двух, пожалуй, самых влиятельных в Адранде людей сами по себе походили на фехтовальный поединок. Вот только вели его словами, пыльными документами и кодексами времён Катберта-Молота и Маркомира с Генобавдом. На кардинала и герцога трудились целые армии стряпчих и монахов святого Йокуса, рыскавших в сундуках книгохранилищ в поисках нужных свидетельств и документов. Спустя почти месяц после вызова обе стороны согласовали все условия поединка.
Для начала определено было, что это вовсе не дуэль, но суд Господень, в котором должна быть выявлена истина. Лишь так, и никак иначе, Антрагэ не смог бы заставить его величество не просто отказаться от своих слов, но и принести барону свои извинения, а этого Антрагэ и его сюзерену очень хотелось. Кроме того, суд Господень должен проходить под открытым небом. Но и тут обе стороны пришли к согласию, решив трактовать слова «под оком Господа» так, как им удобно, ограничившись тем, что все окна в зале, где будет проходить поединок, откроют настежь. Так ничего не скроется от господнего ока, а искать место для схватки на улице не придётся. Весна в Эпинале выдалась довольно холодной и ветреной, и ни у кого не было желания проводить поединок за пределами королевского дворца.
С местом схватки определились в первую очередь. Им стал просторный танцевальный зал, где могли разместиться все желающие, а кроме того, пол был идеально ровным, что подходило не только для танцев, но и для фехтования. Сначала пол хотели посыпать мелким песком, чтобы не скользил, вот только тогда поединок стал бы неприятно напоминать схватку гладиаторов на потеху энеанской публики. Ведь на посыпанных песком аренах и цирках умирали мученики Веры, когда владыки Энеанской империи впали в ересь и отреклись от Господа. Допустить подобных аналогий кардинал Рильер никак не мог. Ограничились тем, что хорошенько натёрли место, выделенное бойцам для схватки, канифолью.
Его величество уже начал проявлять нетерпение, когда время поединка наконец согласовали, и удивительно холодным для начала мая утром в танцевальном зале королевского дворца барон дАнтрагэ сошёлся в бою с шевалье де Ла Шатеньре. Его величество повелел накрыть столы, чтобы насладиться зрелищем победы своего фаворита над давно ненавистным Антрагэ. За столами собрался весь цвет королевского двора, многим титулованным особам приходилось тесниться, как вульгарной черни в кабаке, чтобы устроиться за одним из них. Герцог Фиарийский со свитой подчёркнуто расположился отдельно, встав за спиной своего фаворита. В центре зала разметили квадратное поле для схватки, по углам которого замерли четыре фигуры в чёрном. Это были маршалы, призыванные следить за ходом поединка вместо секундантов. Одним из них был Люжер де Тюренн по прозвищу Лугубр, телохранитель герцога Фиарийского, на чьём присутствии тот категорически настоял.
Антрагэ и Ла Шатеньре стояли в десяти шагах от размеченного квадрата, ожидая, когда им дадут сигнал сходиться. Руководил поединком сам кардинал Рильерздесь и сейчас решался вопрос королевской чести, и никто иной не мог занять место первого министра и верховного клирика Адранды на суде Господнем. Оба бойца были почти одинаково одетыв удобные штаны, льняные чулки, туфли на мягкой подошве, идеально подходящие для схватки на ровном полу, и свободные, не стесняющие движений рубахи. По поводу оружия бойцов кардинал с герцогом сломали немало копий в словесных баталиях, но остановились на длинных рапирах. Шпаги были, конечно, ближе к мечам, традиционно служившим оружием суда Господнего, вот только герцог Фиарийский отлично понимал, что более тяжёлое оружие даст преимущество атлетичному Ла Шатеньре, и стоял стеной, не идя ни на какие уступки в этом вопросе.
Ла Шатеньре стоял один, ближе к столу, за которым сидел король. Его величество то и дело бросал на миньона ободряющие взгляды и несколько раз, когда думал, что его не видят, салютовал тому бокалом вина. Антрагэ же остановился лишь на пару шагов впереди фаворитов герцога Фиарийского.
Его величество изволил заключить пари с моим отцом, усмехнулся Шарль дЭ, старший сын герцога и давний друг Антрагэ, с которым они вместе росли и вместе постигали науку фехтования. Если ты победишь, его величество оплачивает стол, если же проиграешь, то все расходы ложатся на моего отца.
Значит, дело не только в чести, криво и не слишком убедительно ухмыльнулся Антрагэ, но и в паре сотен ажедоров?
Постарайся, чтобы они ушли из королевской казны, Антрагэ, уже без тени иронии ответил ему дЭ.
Не бойся, отмахнулся Антрагэ. Если верх возьмёт Ла Шатеньре, первая кровь станет и последней.
Суд Господень традиционно вёлся до первой крови, но никто не мешал прикончить противника одним быстрым ударом. А этим как раз славился Ла Шатеньрефехтовальщик не столько искусный, сколько берущий физической силой, выносливостью и могучими ударами.