Если бы у Антрагэ и оставались хотя бы малейшие сомнения насчёт планов сюзерена, они пропали бы окончательно.
Граф Кампо-Бассо ведёт на Эпиналь армию своих наёмников, добавил де Кревкёр, как будто чтобы окончательно развеять даже тени сомнений, что могли возникнуть у барона.
Но почему он?
Антрагэ не был склонен доверять кондотьеру, который вряд ли по праву носил графский титул. Он не мог взять в толк, отчего такая важная миссия, как нападение на Эпиналь, поручена именно ему.
Думаете, он бы лучше справился здесь? Кревкёр бросил многозначительный взгляд на Мондави, и Антрагэ всё понял без слов.
Кондотьер был ненадёжен, и потому его отправили в самое пеклопосле наступления на Эпиналь, у него не будет возможности сменить сторону. А в Водачче сюзерену нужен самый верный из его людей, в ком нет и быть не может сомнений. Кто уж точно не попытается сговориться с торговым князем, чтобы захватить для него Водачче и присоединить город к владениям Мондави в Салентине. В том, что граф Кампо-Бассо вполне способен на такое, Антрагэ был уверен.
К тому же действия кондотьера могут помочь дистанцироваться в случае его неудачи, произнёс своим бесцветным голосом Мондави, как будто бы не заметивший обмена взглядами между де Кревкёром и Антрагэ. Общеизвестно, что на наёмников нельзя положиться, они склонны к авантюризму и часто откровенно пренебрегают своим долгом и прямыми обязанностями.
Вы считаете, что Рильер может допустить подобное? выложил свой последний довод Антрагэ. Красный паук не хуже других видит, что трон шатается под королём, и если его величество падёт, кардинал последует за ним. Назначение де Лоррена на пост эпинальского коадъютора весьма красноречиво говорит об этом.
Для этого на Эпиналь и идёт Кампо-Бассо со своими полками, нанятыми и обученными за деньги нашего сюзерена. Он ударит копьём в самое сердце, прежде чем его величество или Красный паук успеют собрать силы для обороны.
И когда же он нанесёт удар?
Вопрос был излишнимАнтрагэ отлично знал, что за день наступит через неделю. Он слишком хорошо помнил канун святого Нафанаила и ночь перед ним.
Пускай все думают, что наш сюзерен склонен к излишним сантиментам, усмехнулся де Кревкёр, развеивая предположение Антрагэ ещё до того, как барон успел высказать его. В Водачче и в Эпинале всё начнётся в один деньзавтра.
Глава девятаяВо тьме ночной
Лишь двое валендийцев, пересекших Ниинские горы, вошли в Водачче. Остальные рассеялись до поры по его густонаселённым пригородам. Бывалых солдат узнавали сразу и охотно брали вышибалами на постоялые дворы и охранниками на многочисленные купеческие склады и фактории. Крепкие мужчины, привычные к физическому труду и явно знающие, как обращаться с оружием, были в цене. Таких много приходило к городским воротам, но мало кто входил в них, предпочитая оставаться снаружи. А потому валендийцы не вызвали ни малейших подозрений. Постоялые дворы вблизи ворот никогда не знали отбоя от посетителей, особенно после заката, когда в город переставали пускать всех, у кого не было при себе особой подорожной, да и техчерез раз, если у стражи будет достаточно хорошее настроение, чтобы разбираться, кто это ломится в неурочный час. Купцы же предпочитали держать склады и фактории за стенами, потому что по другую их сторону налог на недвижимость был совсем уж грабительский, да и кое-какие товары лучше в город не ввозить вовсе, обстряпывая дела с сомнительными личностями подальше от бдительных городских фискалов.
Так что лишь Эшли де Соуза и Хосе Рамон Пинто-Кастельянос вошли в городские ворота Водачче. Вошли они отдельно друг от друга, с разницей примерно в час, уплатив входную пошлину и добавив честным стражам немного на пиво, чтобы не сильно придирались. Стражники на воротах приняли честную мзду и закрыли глаза на боевые шпаги обоих и спрятанные под плащами пистолетыатрибуты явно не мирного ремесла. Подумаешь, одним-другим бретёром в Водачче больше или меньше, пускай с ними разбираются те, кто улицы патрулирует, дело же честной стражи ворот не допускать внутрь врагов и шпионов. А Эшли и Кастельянос были подозрительны в меру, ровно на ту сумму медью, что они отсыпали сверх входной пошлины.
Поздним вечером того же дня к таверне, расположенной в той части города, которая незримо отделяет приличные районы от не слишком респектабельных, одновременно соединяя их друг с другом, подошли два человека. Первым из них был Эшли, вторымКастельянос. И рисколом, и бывший солдат шагали по тёмным улицам Водачче, будто по вражеской земле. Ладони левых рук обоих лежат на эфесах шпаг, правыескрыты под плащами, длинными не по погоде, ведь несмотря на позднее время, в Водачче уже достаточно тепло на улицах. Оба то и дело бросают взгляды из-под шляп по сторонам, но головами не вертят и особого внимания к себе не привлекают. Обоим пришлось пару раз откупаться от ночных патрулей, проявлявших к подобным личностям повышенное внимание, но оба взяли с собой достаточно денег для этого и не скупились на взятки стражам порядка.
Таверна, к которой Эшли и Кастельянос подошли почти одновременно, была из тех, в которые не гнушались заглядывать богатые купцы и дворяне, и даже кое-кто из аристократов, чтобы обсудить некоторые дела с теми людьми, кто не мог появиться в более респектабельных частях Водачче. Однако и личности вроде Эшли с Кастельяносом были нередкими гостями в этой таверне, ведь именно с подобными им и приходили сюда обсудить некоторые дела купцы, дворяне и даже аристократыпоследние, конечно, инкогнито.
Когда Эшли и Кастельянос приблизились к дверям таверны, из тени выступила чёрная тень, и рисколом с бывшим солдатом тут же насторожились. В их позах ничего не поменялось, однако опытный взгляд сразу заметил бы опасность, исходящую от обоих. Она не выражалась ни в чём конкретно и всё же была видна невооружённым глазом. Конечно, если глаз этот принадлежал такому человеку, как Эшли или Кастельянос. Или же тому, кто вышел им навстречу из темноты. Он щелчком пальца поднял поле шляпы, и остающееся в тени лицо его рассекла улыбка, демонстрирующая ряд ровных зубов. Он негромко высвистал короткую трельпервые три ноты известного валендийского пехотного марша. Это не было условным знаком, однако Эшли и Кастельянос расслабились, поняв, кто перед ними.
Тыидиот, Маро, припечатал его Эшли.
Знал бы ты, как часто мне это говорили, рассмеялся Галиаццо Маро, тем же утром сошедший с палубы купеческой каравеллы с подписанными документами о полном расчёте от её хозяина и капитана. Мне просто хотелось поглядеть на ваши лица.
А мог бы поглядеть на свои кишки, заметил Кастельянос.
Маро ничего не ответил на эту реплику, лишь сделал приглашающий жест в сторону двери в таверну.
Наши друзья уже внутри, и оба не в духе, заявил он, первым шагая к ней. Один это тщательно утаивает, а второйне считает нужным скрывать своё презрение к окружающим.
Они вошли один за другим в просторный и довольно хорошо освещённый общий зал таверны. Здесь имелись и отдельные кабинеты, однако к тем, кто занимал их, обычно проявляли слишком уж пристальное внимание некоторые завсегдатаи этой таверны. Именно поэтому Галиаццо Маро отвёл рисколома и бывшего солдата к столику в стороне от суеты общего зала. Место было неприметное, однако не настолько, чтобы привлечь ненужное внимание. За такими столами редко обсуждали нечто, интересующее завсегдатаев таверны.
Маро сумел выдать на удивление точную характеристику обоих сидящих за столиком людей. Они носили добротную, но неприметную одежду, какой здесь никого не удивить, оба были при оружии. Вот только первый скрывал лицо, откинувшись подальше от света, так что виден был лишь его силуэт. Однако Эшли сразу узнал в нём опального торгового князя Джованни Виллановуу этого человека точно были причины скрывать внешность, учитывая, сколько давали за его голову нынешние власти Водачче. Второй же ничуть не прятался, хотя вряд ли здесь кто-нибудь мог узнать неистового приора рыцарей Веры. Рамиро да Коста сидел на стуле с ровной, будто на параде, спиной и не думал притрагиваться к стоящему рядом с его локтем стакану вина. Вид у него был такой, словно он вынужден сидеть в луже с нечистотами и явно считал ею всё, окружающее его. Хотя такое отношение не было редкостью в этой таверне, которую посещали аристократы инкогнито.
Как только вошедшие расселись за столом, и Галиаццо Маро, ничуть не смущаясь, налил себе вина из стоящего тут же кувшина, первым заговорил именно Рамиро. Ему явно не хотелось задерживаться в таверне дольше необходимого.
Маро, докладывайте.
Та часть людей, что была доверена мне, находится в особняке на острове Диона. Завтра утром их подберут несколько шлюпок с каравеллы, на которой мы прибыли в Водачче, и доставят в порт.
Напомните, какие цели стоят перед ними?
Это больше всего напоминало военный совет, и несколько раз находившийся в штабах армий Эшли не мог не отметить сходства. Рамиро спрашивал не потому, что не знал плана, а потому, что хотел пониматьнасколько хорошо его знают остальные.
Смута в порту и захват морского арсенала. Стражи там будет меньшемногих отправят к собору, чтобы обеспечить безопасность высоких персон из Феррары. Мои люди должны устроить беспорядки, которые скуют тех стражей, что останутся в порту, и захватить морской арсенал, не дав тем самым врагу получить доступ к оружию, хранящемуся там.
В морском арсенале хранилось оружие портового гарнизона. Как правило, его солдаты ходили только с увесистыми дубинками, помогая страже в поддержании порядка, однако в случае беспорядков и угрозы высадки врага они обязаны вооружиться. Именно этого и не должны были допустить люди Галиаццо Маро, до поры ожидавшие на острове Диона. Высадившихся в порту солдат с галеонов, что ведёт сейчас герцог Медина-Сидония, встретит не хорошо вооружённый гарнизон, а разрозненные группы бойцов, имеющих при себе лишь деревянные, обшитые кожей дубинки, которыми удобно приводить в чувство подвыпивших матросов. А вот воевать с такими против профессиональных солдат, да ещё и валендийской пехотычистое самоубийство.
Кастельянос.
Собор, бывший солдат был столь же немногословен, как и приор. Поддержка ваших рыцарей в соборе и на площади рядом с ним, и далее, где будет необходимо.
Де Соуза.
Обеспечение смерти дожа.
Главной задачей самого Эшли было решить проблему, которая может возникнуть, если Чезаре ди Ваороне вдруг переживёт покушение. Или его успеют прикрыть телохранители. Дож должен умереть завтра во время торжественного молебна прямо у алтаря кафедрального собораникак иначе. Его смерть должна стать знаком, символом того, что власть в городе переходит в руки валендийцев. И поэтому Эшли будет страховать Вилланову, стоя на хорах собора со взведённым арбалетом в руках. Стрелять из пистолета он бы не рискнулдаже колесцовые всё-таки уступали в надёжности простой конструкции арбалета. Хотя и заряженный мушкет у рисколома тоже будет под рукойна всякий случай.
При упоминании дожа Вилланова единственный раз проявил интерес к разговору. Эшли вообще не очень понимал, что здесь делает опальный торговый князь. Ему было слишком опасно появляться на улицах Водачче, даже после захода солнца. Однако стоило Эшли озвучить свою миссию в завтрашнем деле, как князь внимательно уставился на него из-под широкого поля своей шляпы. Эшли понимал, что смерть дожа для Виллановы была личным делом, давно вышедшим за рамки простого спора, кто раньше успел захватить власть и прикончить конкурента. Опальный торговый князь хотел самсвоими рукамиприкончить Чезаре ди Ваороне, а на рисколома, который будет страховать его на случай неудачи, поглядел сейчас почти с ненавистью.
Скомакар оттянул ворот свободной рубахи, наброшенной поверх одежды. Найти подходящую для него по размеру, такую, чтобы не стесняла движений, будучи надета поверх тёплого дублета и колета из бычьей кожи, оказалось очень и очень непросто. Ему вовсе не нравилась идея устроить валендийцам настоящую энкамисаду, какие те регулярно проводили на фронтах в Виисте и Адранде. Скомакар сам не воевал в Виисте, которую недолго поддерживал разругавшийся с Отцом Церкви Роджер IV, и ему не удалось встретиться в утреннем тумане с валендийцами в белых рубахах, надетых поверх кожаных кирас и форменных колетов, когда те нападали на лагеря, убивали часовых, угоняли или резали фуражный скот, поджигали склады с припасами и гвоздили пушки. Он не понимал, насколько разрушительный эффект может иметь такая атака, и потому скептически отнёсся к этой идее, когда её высказал один из близнецов Григов. А уж когда пришлось подбирать на себя рубаху, которая налезет поверх одежды и кожаного колета, настроение у бывшего китобоя испортилось окончательно. Однако он был вынужден подчиниться приказу и сидел теперь почти на том же месте, где обычно, наблюдая за темнеющей в ночи громадой заброшенного особняка Виллановы. Ворот проклятой Господом рубахи оказался слишком тугой, а резать его Скомакар не решилсяа ну как хватит лишку, и разрез получится до пупа или вовсе располовинит весь перед, новой рубахи такого размера ему уже не найти.
Точно так же одетые в рубахи поверх дублетов и кожаных кирасу кого они были, конечно, остальные морские псы медленно подбирались к особняку. Мало кто взял с собой шпаги или рапирыв грядущей кровавой работе куда лучше подходят кинжалы и короткие кривые дюссаки, какими удобно орудовать не только в абордажной свалке, но и в коридорах и комнатах особняка, не рискуя зацепить клинком стену или дверной косяк. Лишь Скомакар вооружился ещё и привычным ему гарпуномон носил с собой это оружие постоянно, не особенно доверяя клинкам, когда доходило до рукопашной. И сегодня для его гарпуна найдётся применение.
Скомакар не спешил ползти к особняку вместе с остальными, он ждал сигнала от одного из Григов. Как только тот подаст его, бывший эребрийский китобой должен снять дозорного, стоящего у окна. Валендиец прохаживался по тёмному коридору, постоянно таращась наружу, сменялись наблюдатели примерно раз в час. Тот, кто глядел в окно сейчас, заступил на часы достаточно давно, чтобы взгляд его успел немного замылиться, а бдительность притупиться, но и до смены его ещё было достаточно времени.
Скомакар снова оттянул надоевший уже ворот рубахи и покосился на лежащего под самой стеной Грига. Отряд, готовящийся к штурму особняка, уже залёг поблизости от командира, все ждали лишь условного сигнала. Наконец Григ решил, что время пришло. Он развернулся лицом к Скомакару и коротко махнул рукой. Бывший китобой прикинул в очередной раз расстояние между собой и окном, в которое выглядывал валендиец. В прежние времена, когда он швырял гарпуны из раскачивающихся на волнах шлюпок, это расстояние было бы просто детским. Вот только он давно уже не кидал гарпуны и отчаянно боялся промахнуться, ведь прежде цель его была куда больше нынешней. Привычно набрав в грудь побольше воздуха и медленно выдохнув, успокаивая колотящееся сердце, Скомакар отвёл назад правую руку, глянул на стоящего у окна валендийца. Тот продолжал тупо пялиться во тьму, окружающую особняк, не видя притаившихся под самыми стенами морских псов. В тот миг, когда Скомакар метнул в валендийца гарпун, тот обернулся в его сторону и разглядел в темноте проклятую белую рубаху. Скомакар потом клялся, что видел не только бледное лицо валендийца, но и расширившиеся глаза, и даже рот, открывающийся для крика. Длинное острие гарпуна, легко пробивавшее толстую шкуру китов, вошло в горло валендийца прежде, чем тот успел издать хоть один звук. Он покачнулся, схватившись обеими руками за древко, по горлу на воротник дублета обильно лилась кровь. Валендиец издал сдавленное сипение и рухнул на колени, а всего пару ударов сердца спустя его повалил на пол заскочивший в окно один из близнецов Григ. За ним последовали остальные морские псы, от которых старался не сильно отставать Скомакар.
Чанто Тебар проснулся под утродо его дежурства ещё было достаточно времени, однако он и не подумал перевернуться на другой бок и спокойно захрапеть. Ведь разбудило его чувство опасности, то неясное и неопределимое ощущение, что спасало жизнь бывалому солдату, ветерану не одной кампании. Он вскочил с постели, выхватив из ножен длинную рапиру, прежде чем оказался на ногах, привычка, приобретённая на фронтах войн за короля и Отечество и не забытая в бытность эспадачином.
Одетый лишь в рубаху и штаны Тебар выскочил из своей комнаты, которую занимал один, чего с ним никогда прежде не случалось. В коридоре был слышен топот ног, крики и звон стали. Мимо пронёсся один из солдатвзгляд его был безумен, в руках он сжимал окровавленный кинжал. Тебар едва успел перехватить его за плечо. Боец обернулся к командиру, рефлекторно замахиваясь, однако успел остановить удар.