Покиньте кафе, пожалуйста. Я настаиваю, твердо проговорил наш администратор дядя Саша. А он имел внушительную комплекцию и твердые кулаки.
Мы все-таки заберем вашу девочку, не сейчас, так позже. Пошли, Дмитро. Парень с родинкой встал, посмотрел мне в глаза и улыбнулся. До встречи, большая девочка.
И двое дебоширов убрались наконец на улицу.
4
Мне, конечно, досталось от дяди Саши. Как я могла подставить подножку клиенту? Даже если посетитель груб, он все равно прав, и моя задача быть предельно вежливой, и все. Остальное решит за меня он сам, дядя Саша. И если бы я не была такой обязательной и четкойни одного опоздания или пропуска, то давно бы уже лишилась работы за такую выходку.
Потому что они два идиота! Потому что нечего портить спокойный вечер людям, которые пришли к нам с семьями. Если мы семейное кафе, то у нас не должно быть таких вот хулиганов! возмущалась я в ответ.
Дядя Саша побагровел, упер кулаки в бока и посоветовал мне немедленно закрыть рот и топать выполнять свою работу, иначе я точно окажусь на улице, причем прямо сейчас.
Да заткнись ты, дергал меня за тесемку фартука Степка, заткнись, балда
Можно подумать, у нас одно-единственное кафе в городе, уже неслась я на автомате. Найду себе еще работу.
Возможно, дальше меня бы прорвало на долгий ор, но Степка зажал мне рот рукой и оттащил в сторону.
Она дура, дядь Саша, но я прослежу, чтобы она заткнулась и начала работать. Обещаю. Вы же меня знаете.
Ты уж проследи.
Дядя Саша покачал головой, показал мне кулак и ушел за стойку.
Вечер продолжался. Обычная беготня между столиками, загрузка посуды в посудомоечные машины, бумажные купюры чаевых, которые попадали мне в карман. Степка какое-то время ругал меня, уверяя, что с такой безбашенной может приключиться все что угодно.
Ты не умеешь вовремя закрыть рот, твердил он.
Я говорю то, что думаю. А если меня бесят те, кому говорю, то могу еще и наподдать, бурчала я в ответ.
Это ты дома можешь своей сестре наподдать. А на работе должна быть вежливой. Первое требование к официантам. Клиент всегда прав, сама знаешь.
Это не клиенты, это придурки.
Неважно.
В будни кафе закрывалось около двенадцати ночи, для нашего маленького городка больше и не требовалось. А в половине первого я уже неслась длинными извилистыми улочками мимо старых домов, огромного парка со скрипучими качелями и деревянными беседками. Яркие фонари светили приветливо и по-домашнему, и я молилась только о том, чтобы мать и сестра уже спали.
Тогда я спокойно залезу в душ, после завернусь в плед и завалюсь спать на своем уютном диванчике. И день, можно сказать, удался.
За парком улица поворачивала, огибая кованый узорный забор, и у этого поворота меня уже поджидали. Три здоровенных парня, один из которых имел родинку над губой.
Привет, официантка. Не ожидала?
Чего тебе надо? довольно грубо проговорила я, вытаскивая наушники из ушей.
Мне нужна ты. Такие высокие девчонки мне всегда нравились. Иди, я поцелую тебя
И прежде чем я смогла что-то предпринять, парень обхватил меня и поцеловал. Роста мы с ним были одного, и его хитро прищуренные глаза оказались на уровне моих. Запах спиртного окутал меня, я рванулась, пнула ногой нахала, но сзади навалились еще двое и прижали к забору.
Давайте оттащим ее на скамейку? предложил один.
И проучим как следует.
Да, официантки в этом городе совсем обнаглели, хохотнул тот, что с родинкой.
Я пиналась как сумасшедшая, махала руками, мотала головой, и у этих троих никак не получалось дотащить меня до скамьи, пока кто-то из них не огрел меня по голове чем-то тяжелым. В глазах тут же потемнело, в ушах зазвенело, и мир закачался. На какой-то момент я перестала сопротивляться, обмякла, как тряпичная кукла, перестала соображать.
Более-менее очухалась уже на скамейке и поняла, что чьи-то руки расстегивают молнию на моих джинсах, а еще кто-то больно щиплет за талию. Рванулась, толкнула одного из бандитов ногой и снова получила удар. На этот раз врезали по лицу, отчего из глаз покатились слезы боли и обиды.
Не дергайся, гадина, прошипел кто-то из парней, наклонившись очень низко и дохнув мятным «орбитом» мне в лицо.
Молния джинсов скрипела, поддаваясь напору, парень с родинкой зажал мне рот, и в темноте я могла различить только контуры лиц и довольное сверкание трех пар глаз. Я попалась, я крепко попалась в этот раз!
Не знаю, чем бы все закончилось, но вдруг точно вихрь налетел человек с длинной палкой. Он молча и резко раздавал удары, и подонки отпрянули в стороны, после накинулись на нападавшего сразу втроем. Палка глухо стучала об их тела, раздавались ругательства, кто-то из дерущихся свалился на асфальт.
Воспользовавшись моментом, я скатилась со скамейки и мигом застегнула молнию джинсов. После схватила камень с земли и зарядила в башку тому, что с родинкой. Удар пришелся по темечку, мой противник качнулся, оглянулся, и тут же палка проехалась по его спине, заставив опуститься на колени.
Убирайся вон, проговорил мой спаситель, проваливайте все.
А ты кто такой? пыхтя, как паровоз, спросил тот, что с родинкой. Я еще найду тебя и ноги переломаю! Мы тебя найдем!
Проваливайте! Палка вновь опустилась на плечи одного из парней, и все трое стали отступать.
Теперь, при свете фонаря, я разглядела, что моим спасителем оказался Матвей. Его глаза бешено сверкали, а палкагрозная, черная и длинная палкаходила по спинам моих врагов с проворностью пастушьего кнута.
Трое паршивцев убрались в темноту парка, и Матвей, опустив палку, пристально уставился на меня.
Ты цела? выдохнул он.
Глава шестая. Мирослава
1
Я была цела. Все обошлось. Тяжело переводя дыхание, я смотрела на Матвея и никак не могла собраться с мыслями.
Как ты тут оказался? наконец проговорила я, чувствуя, как огнем горит нижняя разбитая губа.
Неважно. Пошли, я отведу тебя домой.
Представилось лицо матери, ее вытаращенные глаза и губы, выговаривающие, что так мне и надо, что я наконец дошлялась и получила по заслугам.
Наверное, нет. Лучше пойду к подруге проговорила я, осторожно дотронулась до губы и поморщилась.
Будут ругать? безошибочно угадал Матвей.
Неохота слушать родительский ор ночью.
Тогда пошли ко мне. У меня точно никто орать не будет.
А что у тебя?
Дом в три этажа. Места полно. Выделю тебе свободную комнату, и переночуешь.
И душ у тебя есть?
Ну конечно. Матвей улыбнулся.
И мы пошли к Матвею.
Внутри меня клокотала злость. Не повезло мне этой ночью, очень не повезло. Напали какие-то подонки, которых я знать не знаю, избили, едва не раздели. И кто его знает, что бы еще они со мной сделали, если бы не Матвей.
Где ты научился так мастерски орудовать палкой? спросила я. Здорово ты им врезал.
Ты тоже одному зарядила камнем, напомнил Матвей.
И все-таки?
Хожу в спортзал. Мой спутник пожал плечами.
И там учат не таскать гантели или бегать на тренажере, а сражаться на мечах?
На каких мечах?
Ну, ты держал палку так, будто это меч. Смотрел «Звездные войны»?
Смотрел. Но это не то. Мой дом внизу, надо спуститься по лестнице.
И обогнуть старую церковь, прошептала я, увидев церковный крест, торчащий над черным лесом.
Ты боишься?
Нет. Но она кажется странной какой-то. И луна висит прямо над ней, хотя, по идее, должна быть в другой стороне.
Она там и должна быть.
Но из окна моей комнаты мне казалось, что Я замолчала, уставившись на статую какого-то святого, возвышающуюся у церковных ворот.
Почудилось, что каменный старик обрел зрение и таращится прямо на нас.
Такое ощущение, что он на нас смотрит, проговорила я.
Не обращай внимания. Матвей взял меня за руку. Мы уже почти пришли. Еще два поворота, и будет мой дом. Вон за тем отелем.
Мы миновали старый-престарый отельзданию было, наверное, миллион лет, повернули на узкую улочку, и Матвей толкнул калитку с диковинным узором. Уличный фонарь слишком ярко освещал брусчатку, кованую скамью во дворе и клумбу с распустившимся тюльпанами.
Вот мы и дома, улыбнулся мой спаситель.
2
Здание под красной крышей с несколькими печными трубами казалось внушительным и серьезным. Три этажа, третиймансардный, со скошенными окошками. Темные окна, длинная веранда с правой стороны и высоченное дерево возле нее.
Со стороны главного входа к деревянной, покрытой резьбой двери вело несколько ступенек, на самой первой торчал глиняный гном в красном колпаке. Но мы там входить не стали: свернули, обогнули лужайку и прошли через веранду. Матвей открыл ключом белую дверь и включил свет. Это была кухня, просторная, с плиткой на полу и большим холодильником. На стенепортрет лохматого рыжего кота, под нимкухонный стол с клетчатой скатертью, на окнахклетчатые занавески.
Прикольно у тебя, выдохнула я. И никаких взрослых.
Я сам уже взрослый, напомнил Матвей.
Да, ты, кажется, оставался на второй год.
Два раза.
Я обернулась, посмотрела в его странные разные глаза и вздохнула.
А это что?
Пальцы мои потянулись к странному браслету из сушеной рябины и каких-то темных бусин, но Матвей проявил невероятное проворство. Схватив браслет со стола, он сунул его в карман и заверил, что это ерунда. Ничего такого.
Душ тут, на первом этаже в коридоре. А я сделаю кофе. Тебе с молоком и сахаром?
Мне без молока и без сахара. Маленькую чашечку. И никаких конфет, я их не ем, ответила я, кинув взгляд на вазочку с шоколадками, стоявшую на столе.
Матвей приволок здоровенную чистую футболку, которая доставала мне почти до колен, мягкий плед и сказал, чтобы я устраивалась как дома. Мы разместились в гостиной, но меня почему-то настораживала эта большая темная комната с высокими шкафами и плюшевыми диванами. Все время казалось, что кто-то прячется в тени длинных штор или за креслом и подглядывает за мной. Наблюдает пристально и недобро.
На журнальном столике у каминаэтакий старинный столик с единственной резной ножкойя увидела фотографию в рамочке. Четыре мальчика стояли в ряд. Высокий, почти взрослый мальчик смотрел в кадр пристально, слегка прищурившись, и выглядел очень симпатичным. Второйв старинной матроскедержал его за руку, и было ему, может, лет семь. Двое младших казались почти близнецами, длинные кудряшки придавали им ангельский вид.
Черно-белой фотке было, наверное, не меньше ста лет. Время, когда здесь еще была Польша, бегали старые трамвайчики и фотографии делали с помощью громоздких фотокамер.
Кто это на фото? спросила я Матвея.
Мой прадед, который умер недавно. Он тут самый старший.
А остальные мальчики кто?
Его братья.
Они жили в этом городе?
Когда-то они все жили в этом городе. Сейчас все мертвы
От этих слов я поежилась и попросила не болтать о смерти.
Так ведь это ты спрашивала.
Выходит, что все в твоем доме умерли буркнула я и тут же пожалела о сказанном. Извини. Я поморщилась от боли в разбитой губе.
Ладно, это факт. Все так и есть. Старый дом проклят, потому я и не люблю сюда никого приглашать.
В этот момент меня осенило. Словно молния блеснула в мозгу, и я кинулась к джинсам, которые лежали на стуле, брошенные как попало. Проверила карманы, послемаленький рюкзачок и потрясенно уставилась на Матвея.
Я, кажется, потеряла телефон. Он остался там, представляешь? Мне надо вернуться, я должна его найти
Ты никуда не пойдешь. Матвей кинулся ко мне и схватил за руку.
Его глаза оказались совсем близко, я уставилась в эти разные радужки, обрамленные длинными ресницами, и слегка обалдела.
Ты никуда не пойдешь, потому что этой ночью лучше не ходить по улицам. Плохое время. Полнолуние. Всякое может случиться.
Да что тут такого? сказала я, но уже слабо, неуверенно.
Поверь мне, лучше сейчас не ходить никуда. Придумаем что-нибудь утром. Устраивайся в кресле, в нем безопасно.
Ты думаешь, что этой ночью все сходят с ума и накидываются друг на друга? Как у Стивена Кинга в его ужастиках?
Не скажу тебе, что я думаю. Просто сиди тут. Может, эти трое караулят тебя на дороге: схватили твой телефон и ждут, когда ты за ним вернешься. Забыла, как они накинулись все втроем на тебя?
А ты их знаешь?
Знаю, хмуро проговорил Матвей.
И кто они?
Тебе лучше не знать.
Мы устроились у камина, яна диване, Матвейв кресле. Немного поговорили о какой-то ерунде, я повздыхала, понимая, что не видать мне телефона как своих ушей, а работать на новый гаджет придется долго. Несколько месяцев точно.
Матвей не казался расстроенным или унылым, но какое-то напряжение временами проскальзывало по его лицу. Я заметила небольшой шрам у глаза, тонко изогнутую линию его рта и даже привычку проводить ладонью по коротко стриженным темным волосам.
Он симпатичный, этот Матвей, очень симпатичный.
И как ты умудряешься выглядеть совершенным лохом? спросила я его.
Что? не понял Матвей.
Обычно ты немного другой. Незаметный, что ли.
Это дедов оберег. Матвей вдруг глянул пристально и серьезно и продолжил: Когда я надеваю его, он меняет мою внешность для других. Вот, смотри.
Он коротко улыбнулсяодними уголками губи ловко натянул на запястье тот самый браслет, что я видела на кухонном столе. Миги передо мной появился невзрачный неудачник. Худая шея, торчащие уши и угловатый кадык. Все смазано, все ненастоящее, непонятное и неинтересное.
Ого, тихо проговорила я. Говоришь, что это дедов оберег?
Вернее, прадедов. Я своего прадеда называл дедом. Это он мне сделал. Браслет, скрывающий мою внешность.
А зачем?
Чтозачем?
Зачем тебе скрывать свою внешность?
Потому что мой дедведьмак и у него хранится особенная вещь, которой больше ни у кого нет.
3
Фразу «Мой дедведьмак» Матвей произнес совершенно спокойно. Таким голосом обычно говорят «Мой отецпрограммист» или «Мой отецучитель истории в школе». Ничего необычного и странного. Ведьмак и ведьмакмало ли кто чем занимается.
Что, серьезно? спросила я, наблюдая, как мой новый друг стягивает с руки браслет и засовывает в карман штанов.
Странно, да? тихо проговорил Матвей. А ты не чувствуешь тут запах подвала? Тебе не пахнет паутиной и плесенью?
Его голос прозвучал так тихо и торжественно, что я вздрогнула и перестала улыбаться. Почему-то вспомнилось, как щипали меня за талию эти подонки сегодня ночью и как тянули молнию моих джинсов, пытаясь меня раздеть.
Нет, не пахнет. Я откинулась поглубже на диване и прикинула, что бы такое схватить, чтобы двинуть Матвея по башке, если начнет приставать.
Это хорошо, это очень хорошо. Я, знаешь, что Я схожу принесу крекеры. Хочешь крекер с сыром? С настоящим плавленым сыром, чтобы намазывать его сверху. Вкусно получится
Мой новый друг поднялся и быстро вышел, а я осталась одна в большой комнате. В пустом камине царила гулкая темнота, за окнами почему-то зашумел ветер, хотя до этого ночь была совершенно спокойной. Тяжелые занавеси слегка качнулись, и мне почудилось, что за бархатной темно-зеленой тканью кто-то стоит. Кто-то наблюдает за мной, готовясь выскочить и напасть.
Я поднялась, подошла к окну и заглянула за штору. Конечно же за ней никого не было, но в тот момент, когда я повернулась, чтобы усесться на диван, в черном зеве камина сверкнула пара желтых глаз, словно там пряталось какое-то животное.
Я вздрогнула, подошла к камину, заглянула внутрь. Холодно и пусто. Оставалось только обозвать себя балдой и забраться с ногами на диван.
Матвей возился внизу так долго, как будто собственноручно пек эти самые крекеры, а когда поднялся с небольшой миской в руках, то оказалось, что он забыл про сыр.
Сейчас сбегаю, заверил он.
Да оставь уже этот сыр, а то снова пропадешь на полчаса, буркнула я. У тебя такой дом, что можно прямо фильмы снимать о привидениях. И как ты только тут живешь.
Ты что-то чувствуешь? насторожился Матвей.
Да ничего я не чувствую. Давай уже сюда крекеры. Ты выглядишь таким напряженным, словно это с тебя едва не стянули штаны прямо на улице.