Испытания госпожи Трейт - Дарья Снежная


Снежная ДарьяИспытания госпожи Трейт

Испытание 1

Оливия

 Не положено.

Эту емкую фразу охранник на пропускной произнес уже, наверное, в третий или четвертый, а, может быть, даже пятый раз. Я не считала. Я упорно пыталась достучаться до этой дубовой головы и пока еще не теряла надежду.

 Послушайте, ну свяжитесь хотя бы с вашим начальством, позвольте мне им все объяснить! Я уверена, что

 Не положено.

 Да в конце концов, я уважаемый ученый, а не цыганка с улицы! Неужели вам так сложно

 Документы и пропуск есть?

 Нет, но

 Не положено.

Я зло притопнула ногой. Выражение на квадратной физиономии было абсолютно тупым и бесстрастным, как у статуи бесталанного скульптора. Мужчина стоялноги на ширине плеч, руки скрещены на грудии всем своим видом являл непоколебимость и верность долгу. Можно подумать, он его величество охраняет, а не какой-то там завод!

 Сколько вы хотите? Десять? Двадцать? Меня может сопровождать, кто угодно и

Я осеклась, оглянулась заслышав звук мотора за спиной.

Роскошный черный мобиль, блестящий несмотря на слякоть, с серебристой фигуркой пикирующей хищной птицы на капоте«Ястреб»плавно подъехал и затормозил у кованых железных ворот. Охранник отвернулся от меня, дернул рычаг у себя за спиной, и ворота с едва слышным скрипом начали открываться. Я посмотрела на машину, посмотрела на охранника, и бочком-бочком

Стальная рука ухватила меня за плечо и рывком развернула лицом к дороге.

 Валите-ка вы отсюда уже, госпожа уважаемый ученый.

Мне оставалось только зло скрипнуть зубами. Очень хотелось с расстройства пнуть этого дуболома или в крайнем случае ткнуть кулакомс неодушевленными предметами оно всегда помогало.

Ладно, стоп. Ты, Оливия Элизабет Трейт, относишь себя все же к существам с интеллектом выше среднего. Так что хватит препираться с низшим разумом, думай!

Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет

Бросив напоследок уничижительный взгляд на препятствие между мной и наукой, я повернулась к нему спиной и зашагала вдоль высокого бетонного забора с колючей проволокой по верху.

Подумаешь

Декабрь выдался отвратительным. Температура уверенно колебалась в районе нуля, не в силах определиться плюс она или минус. А потому небо радовало то мокрым липким снегом, то дождем. В столице мостовая то леденела, то затапливалась, количество переломов на душу населения выросло раз в пять. А здесь, за границей города, где слово «дорога» обозначало направление, а не нечто материальное, все превратилось в чавкающую рыжую грязь, неохотно отдающую попадающие в ее плен каблуки.

Стоит признать, я порядком взопрела, пока месила ее, придерживаясь рукой за стену, чтобы не упасть, но решительность моя никуда не делась. В конце концов, не один-единственный тут вход! Это завод, а не военная база. А мне нужно всего лишь произвести замеры фона, а не выкрасть двигатель «Ястреба».

По ту сторону стены, принадлежащей, как и завод целиком, и как грязь под моими ногами, корпорации-гиганту «Промышленность Уолтера», звучал равномерный гул работающих цехов, перемежающийся периодически с громкими лязгами.

Я остановилась передохнуть, прислонилась, откинула назад голову, прижимаясь затылком к ледяному бетону, в очередной раз размышляя, а надо ли оно мне, и в очередной раз убеждаясьнадо.

В конце концов, если бы я могла на все это просто плюнуть, я бы вообще сюда не пошла.

С этой мыслью я ощутила прилив сил и ослиного упрямства. Впрочем, последнее меня не покидает, по крайней мере, так утверждает мама, папа, три брата, две сестры (старшая и младшая), профессора, коллеги, подруги, начальство

Оттолкнувшись от стены, я огляделась по сторонам. Проходная с бесчувственным лбом осталась далеко слева, прямо вдалеке виднелась дорога, то есть направление, по которому мне предстояло плестись потом обратно, справа жалось друг к другу несколько молодых берез, помахивающих на ветру тонкими прутьями голых веток.

Я посмотрела на деревья. Посмотрела на стену. Посмотрела по сторонам, в очередной раз отмечая полную пустынность окрестностей. Покрутила запястьем, на котором болтался браслет-накопитель, поддерживающий уровень магии в организме в пределах нормы.

Практическую магию я не то, чтобы любила. Не лежала у меня душа к тому, что раньше было чудесами, а сейчас серой повседневностью. Мать всегда меня за это шпынялауж если решила быть одинокой старой девой, так хоть озаботилась бы тем, чтобы преуспеть в какой-либо профессии, а профессия мага для женщины более, чем почетна. Мозги для этого у меня есть, и сил хватает, а я в науку подалась, тьху.

Ученых, даже мужчин, родители считали бездельниками и тунеядцами.

Впрочем, отсутствие тяги к практическим занятиям не мешало мне время от времени прибегать и к этому инструменту. Особенно, если это нужно было для научных нужд.

Мысль, посетившая меня, была слегка сумасшедшей, но довольно веселой

Ствол молодой березки, очищенный от веток, на метлу походил весьма отдаленно, да и вообще походил только потому, что я сохранила на верхушке пучок мелких прутьев. Наверное, далекие предки-ведьмы со старинных гравюр пришли бы в священный ужас, а более современные товарки по магическому ремеслу подняли бы на смехметлы? в наш просвещенный век мобилей и магофонов? Но изобретение мне нравилось.

Я еще раз огляделась, убеждаясь в том, что округа пустынна и щелчком призвала «метлу» к действию. Белый ствол с черными черточками-пятнышками недовольно задрожал, а потом неохотно поднялся в воздух, зависнув чуть ниже моей талии.

Левитация мне всегда легко давалась, да и вообще из четырех стихийвоздух был самым податливым, но вот левитировать саму себя, как многие из тех, кто имеет склонность к этому направлению, я так и не научилась. Зато освоила нехитрый трюкпредмет левитировать намного проще, даже если ты на этом предмете стоишь. Или сидишь.

Я взгромоздилась на «метлу» по-дамски, боком, и, крепко ухватившись за шершавый ствол, сконцентрировалась. Послушные моей мысли магические потоки медленно подняли березуа с ней и менявверх.

На мое счастье по ту сторону стены не оказалось никого, кто мог бы потыкать в меня пальцем, поржать и выкинуть через стену обратно пинком под зад. Я плавно снизилась, соскочила на землю и вытерла руки о пальтоот пота и ошметков коры. Упражнение потребовало недюжинных усилий, и сердце теперь колотилось как бешеное. Впрочем, может быть, оно колотилось вовсе не от магических экзерсисов, а от того, что совершение противоправных действий способствует выбросу адреналина исоответственнотахикардии!

Я огляделась, пытаясь сориентироваться, прикинула, что мне нужно все же пробраться поглубже внутрь комплекса для чистоты экспериментавторой раз проделать тот же трюк у меня вряд ли получится, так что замеры надо производить в наиболее правильных условиях, чтобы наверняка, уже наметила, как можно было бы пробежать от моего места до стены цеха, а там вдоль нее к груде ящиков, а потом

И тут мне на плечо опустилась тяжелая рука. Я взвизгнула от неожиданности и от нее же, резко развернувшись, ударила подкравшегося со спины «метлой», так и не выпущенной из рук.

Удар на нападающего впечатления не произвел. Охранник отобрал березу, сгреб меня под локоть и куда-то потащил.

Упираться было бесполезно, к тому же я быстро сообразила, что волокут меня к местному начальству, а мне, за неимением альтернатив, это тоже очень подойдет! Так что тащилась я с легкостью. А чтобы он не подумал, что мне только того и надо, старательно и громко возмущалась произволом, мужской грубостью и отвратительным заводским сервисом. А еще тем, что меня лишили частной собственности.

Сумка с приборами болталась, зажатая в волосатой лапище, и у меня каждый раз сердце вздрагивало, когда на поворотах она почти билась о стены.

Административное здание стояло почти у самого въезда (официального, а не для ведьм на березах), так что можно сказать, что я вернулась туда, откуда начала. Меня притащили на второй этаж и впихнули в приемную, где я первым делом сообщила миловидной секретарше:

 Это возмутительно!

Девушка, не отнимая от уха трубки магофона, подняла на меня фиалковые глаза, смерила недоуменным взглядом с головы до ног, прошептала одними губами: «Что это?»глядя на охранника, а потом помахала рукой в направлении дверимол, кыш, и вернулась к прерванному разговору.

Разговор был деловой, и я вежливо заткнулась. Охранник тоже не торопился подчиняться недвусмысленному предложению свалить. Так что мы, как две паиньки, тихонечко постояли, дожидаясь, пока секретарша договорит, повесит трубку, а потом в один голос выдвинули обвинения.

 Я буду жаловаться!..

 Поймал на территории

 подобное обращение с представительницей

 с грудой каких-то железяк

 интеллектуальной элиты

 Цыц!  рявкнул ангелочек неангельским голосом.  Вышвырни ее за ворота и делов! И где ты вообще это дерево откопал?

 Так велено было докладывать лично, если

 Не сейчас! Там

 А ну верни мне мои приборы дубина невежественная!  от души завопила я, пока меня не выставили без общения с высоким заводским начальством. А то я знаю этих секретарш, умрут, но к драгоценному боссу без записи не допустят.

 А ну замолчи!

 Это возмутительно! Отвратительно! Это не укладывается ни в какие рамки, не лезет в ворота и вообще! Я обязательно пожалуюсь в

Та самая волосатая лапища, которая только что меня волокла, зажала мне рот, я попыталась вывернуться, отбиться, но куда там. И в тот момент, когда я уже почти оставила все надежды, дверь начальственного кабинета распахнулась.

 В чем дело?  громыхнул с порога голос и тут же добавил:Всех уволю! Развели тут бардак!

 Господин Линдельфильд  начали в один голос секретарша и охранник, на этом я посчитала, что самое важное они сказали, и звонко перебила:

 Господин Линдельфильд, добрый день! Меня зовут Оливия Трейт, я ученый, работала в лаборатории при Ланландском всенаучном университете, мне очень нужно с вами поговорить, поверьте, этот вопрос напрямую касается вашего производства.

Директор завода выпучил медленно наливающиеся кровью глаза и свистящим шепотом рявкнул: «Все вон отсюда!». И я даже не успела удивиться такой неожиданной реакции, как из кабинета донесся еще один голос:

 Линдельфильд, что там происходит?

Голос был мужской, негромкий и, наверное, даже приятный, но по позвоночнику почему-то пробежали холодные мурашки. Было что-то такое в интонации

Мужчина, стоящий в дверях (может, я поторопилась его директором назначать?), побледнел, резко повернулся и расправил плечи, будто хотел загородить от невидимки творящийся в приемной «бардак». Порыв похвальный, но обреченный на провал. Хвост моей метелки гордо реял над нашими головами и широкоплечие от него явно не спасало.

 Прошу прощения, господин Уолтер. Маленькое недоразумение, я сейчас от него избавлюсь!

Уолтер? Уолтер который «Промышленность Уолтера»?

Так это ведь даже лучше, чем какой-то там директор завода!

И с мыслью, что кроме чувства собственного достоинства мне терять нечего (да и по достоинству, признаться, уже потоптались все, кто только мог), я выхватила у утратившего бдительность охранника свою сумку, поднырнула подмышкой у господина Линдельфильда и под вопль: «А ну стоять!»оказалась в кабинете

с размаху влетев в не пойми откуда взявшийся воздушный щит, в котором я увязла как муха в паутине. Сгустившийся воздух застыл в горле, тело напряглось, пытаясь преодолеть неожиданное сопротивление. Не в силах произнести ни звука, я беспомощно нашарила взглядом человека, сидящего в кожаном кресле за директорским столом, встретилась с серыми, чуть прищуренными глазами, а в следующее мгновение, преграда исчезла так же внезапно, как и появилась. Сила инерции швырнула меня вперед, я не удержала равновесия, упала на колени и закашлялась.

Почти сразу кто-то подхватил меня под локоть, дернул вверх, вынуждая подняться, директорский голос прошипел в ухо: «А ну брысь отсюда, сумасшедшая!», и тут же вслух рассыпался в извинениях, заверениях и этогобольшенеповторениях, а также обещаниях уволить всех причастных.

 Что ей надо?  осведомился сероглазый, и я готова была поклясться в нем звучало не раздражение, а веселое любопытство.

 Понятия не имею, господин Уолтер! Я сейчас же

 А ну пусти меня,  я в который раз выдернула свою конечность из чужих рук, одернула одежду, сдула с лица прическу, безнадежно испорченную в пылу борьбы за правое дело, поудобнее перехватила сумку с инструментами и наконец-то смогла нормально посмотреть на человека передо мной.

Он сидел, откинувшись на высокую спинку кресла и демонстративно покручивая на пальце тяжелый перстень, наверняка тот самый артефакт, который лишил меня эффектного штурмового появления. (Ладно, настраиваемся на позитив! Даже если появление не вышло штурмовым, менее эффектным оно от этого не стало!) Мужчина лет тридцати, может, чуть больше. Светлые волосы зачесаны назад по последней моде, светлый же костюм человека, явно не принадлежащего рабочему классу, и лицо

Лицо не то, чтобы было некрасивым. Наверное, даже наоборот, вполне привлекательным. Но это было такое лицо, глядя на которое я испытывала дикое, необузданное, какое-то основанное на первобытных инстинктах желание стукнуть по нему чем-нибудь тяжелым. Например, сковородой. Старой чугунной сковородой с отполированной деревянной ручкой, так уверенно и приятно ложащейся в ладонь.

Это было лицо человека, явно считающего себя выше остальных. Снисходительный прищур глаз и легкая насмешка на губах над сирыми и убогими.

Больше всего я не любила людей, которые считают себя заведомо лучше незнакомого человека. Даже если у них есть на то основания и право! Не любила и все тут, у меня тоже есть правоправо кого-нибудь заведомо не любить!

Но, к счастью, вслух мне это озвучивать было не обязательно, а нелюбовь еще не повод не иметь с человеком никаких дел, особенно когда эти дела столь важны.

 Добрый день, господин Уолтер,  произнесла я с достоинством (да-да, тем самым, что пока еще при мне).  Меня зовут Оливия Трейт, я магистр теоретической магии и пришла сюда, чтобы обсудить с вами один очень важный вопрос, касающийся вашего производства. Пожалуйста, выслушайте меня.

Господин Уолтер смотрел на меня, не мигая, как змей. Молчание затягивалось, я уже открыла рот, чтобы продолжить свою речьа что, если никто не возражает Но тут промышленник резко произнес:

 И кто же вас пустил?

Я запнулась на словах, уже готовых сорваться с языка. Вопрос совершенно не стыковался ни с тем, что я хотела сказать, ни с тем, что я ожидала услышать.

 Никто,  я против воли чуть вздернула подбородок.  Меня не хотели пускать, и я вошла сама.

 Влетела,  буркнул позабытый охранник, слегка стукнув о пол конфискованной березкой.

Брови господина Уолтера приподнялись, и мне почему-то стало стыдно. Я, кажется, даже немного покраснела, но только сжала губы и попыталась изобразить на лице равнодушное «а что такого?».

 Воспользовалась подручным средством,  вынесла я встречное дипломатичное предложение.

 Вы в курсе, госпожа Трейт, что содеянное является проникновением в частные владения, а следовательноуголовно наказуемым деянием?

 В курсе! Но то, что мне нужно сделать действительно важно! Давайте вы меня уже выслушаете, а потом решите вызывать полицию или нет?

 Что помешает мне вызвать ее, минуя выслушивание?  хмыкнул Уолтер.

 То, что вам любопытно. Иначе вы бы уже вышвырнули меня вон. Вам интересны и я, и то, что я хочу сказать, и я видела, какие взгляды вы бросали на мою бе метлу!

Из кресла, стоящего перед столом, раздался смешок, и я только сейчас заметила, что в кабинете есть еще один человек. Из-за высокой спинки его почти не было видно, но сейчас он наклонился вперед и выглянул, с интересом меня разглядывая. У этого типа лицо было куда более располагающее, а карие глаза излучали скорее пакостливость, чем снисходительность, но я бы, пожалуй, не обольщалась.

Уолтер ухмыльнулся и скомандовал:

 Кроме госпожи Трейт, все вон,  и, когда за вышедшим последним Линдельфильдом закрылась дверь (а вот сидящий в кресле, что показательно остался), добавил:Ну, я вас слушаю.

Дальше