Да чтоб вам провалиться, черти проклятые, олухи! за стеной раздавалась ругань. Неужели лекаря до сих пор не привели?!
Андрей тихо произнёс государь, слабым, но ровным голосом.
Неужели ему лучше, слава Богу?
Тук-тук-тук, раздались за спиной леденящие звуки, совсем как тогда, в зале. Андрей обернулся, и волосы у него на голове зашевелились от ужаса: они, оказывается, были совсем рядом. В своих красных кафтанах, меховых шапках, с остро заточенными бердышами в руках. Синие лица, вспухшие губы Они были мертвы, но казались полностью реальными; Андрей вовсе не чувствовал уверенности, что оружие в руках повешенных стрельцов не причинит им с государем никакого вреда
Не рассуждая, он вскинул руку, одновременно возвращая прежний защитный кокон государю; ударил по призракам шквалом изумрудных искр, их было так много, что доски пола буквально задымились. Первые три фигуры начали подёргиваться дымкой, таять; однако на их место тут же заступали другие.
Андрей выпрямился во весь рост. Не желая оставлять императора без поддержки, он оставил часть силы камня с ним. Изумруд продолжал выбрасывать искры, но то ли этого уже было мало, то ли Андрей так и не научился использовать его должным образом Он лишь заслонил Петра Алексеевича собой, прикрыл глаза, представляя, как собирает, сжимает чары изумруда вместе, чтобы одним ударом покончить с врагом
Красно-зелёная молния ударила как-то внезапно: вся комната осветилась, будто в солнечный полденьдаже тлеющие в печи угольки стали невидимыми. И тут ему показалось, что чья-то мощная рука разом выдернула сердце у него из груди.
* * *
Над ним склонились царь, Меншиков и лекарь. Андрей быстро приподнялся на локтях, огляделся: он лежал на лавке в той небольшой комнатушке, где Александр Данилович оставил их с государем.
Вот, ваше величество, как изволишь видеть, живой паренёк ваш, промолвил лекарь. Угорел, небось, а то и перепил
Что это у тебя, ожог какой? Угли, что ли, рукою схватил? перебил врача востроглазый Меншиков.
И правда, ладонь и пальцы левой руки невыносимо жгло; пока лекарь осматривал руку, Андрей старался лишь не шипеть от боли.
Должно быть, о печку рукой опёрся, выговорил он. Государь, как вы?
Лучше мне, голос Петра Алексеевича прозвучал спокойно и ровно. От его нервозности и ужаса не осталось и следа; он выглядел сильно утомлённым, говорил и двигался вяло и замедленно. Вовремя лекаря нашли. Встать-то сможешь?
Встать получилось, хотя и не сразу. Но они ведь могли и вернуться, а лежать и восстанавливать силыне было времени. Правду сказать, после поединка с повешенными стрельцами Андрей чувствовал себя слабее новорождённого дитяти, и не представлял, что сможет сделать, если проклятые существа вздумают напасть прямо сейчас.
Пётр направился обратно в залу; Андрей сделал знак Меншикову задержаться.
Что, как его величество, худо ему было?
Нет, Александр Данилович казался удивлённым. Припадок совсем прекратился, когда мы пришли. Лекарь ему снадобье какое-то дал, вот и всё. А с тобой-то что? Ты ведь и вина не пил.
Ну, Александр Данилович, вот ведь глазастый! Ничего от него не скроешь.
Пил немного, да что-то видно, не впрок пошло, соврал Андрей. Я больше рейнское люблю, а эта ваша калгановая мне крепковата.
Ладно! проворчал губернатор. Сейчас вот велю вам с государем красненького сладкого принести. Авось, повеселеете.
* * *
Насчёт «повеселеете» Меншиков ошибался: Пётр Алексеевич хотя и вернулся в большую залу, продолжал выпивать, курить трубку, отведывать новые яства, но всё больше мрачнел. Припадок, что поразил его некоторое время назад, словно бы продолжался, в виде невероятной вспыльчивости и ярости. Он говорил грубые, обидные слова окружающим, заставил нескольких гостей опорожнить до дна огромные кубки с вином, отчего несчастные едва не свалились без чувств. Одного скрутил приступ рвоты, другой принялся ползать на карачках по полу, хрюкать и тыкаться лицом, будто хряк рылом, в башмаки танцующих пар. Царь же хохотал громко и зло. Заставлял он пить и дам, даже девиц. К хорошенькой, бледной панне Рутовской, что находилась целиком в тени своей матери, подошёл, спросил о чём-тодевица залилась румянцем, а император схватил её в объятия и впился в розовые уста грубым поцелуем. Прервать сие действо удалось только благодаря вмешательству Катерины Алексеевны.
Андрей сидел на обитом бархатом стулестоять ему было труднои молился, чтобы ассамблея скорей уже закончилась. Дурнота не желала проходить; все эти безобразия, пьяные лица, отвратительные запахи не прибавляли сил. Он не думал осуждать государя даже про себяв конце концов, Петру Алексеевичу и так приходилось слишком непросто, чтобы ещё постоянно держаться в рамках пристойности. Его дикие выходки извиняли болезнь, атаки неведомых существ, постоянное бремя власти, войны и тяжёлый труд
И всё же Андрей ни о чём так не мечтал, как поскорее оказаться дома и заснуть, велев Тихону разбудить его, если что-то вдруг произойдёт. Может быть, попросить позволения уйти? Впрочем Чушь! Государь, разумеется, не позволит; хотя, видит Бог, в случае надобности толку от Андрея сейчас было бы немного.
* * *
Под утро многие гости уже разъехались, кое-кто остался ночевать в доме губернатора, иные, так и не выйдя из объятий коварного Бахуса, храпели на полу, под столом. Оставшиеся на ногах слушали нежный, бархатистый тенор маэстро Сакконе, что уже более часа выводил сладкие итальянские мелодии под аккомпанемент немца-скрипача.
Плясать давно расхотелось, на столах остались лишь объедки; однако вино не иссякало. Андрей равнодушно следил утомлёнными глазами за ленивыми движениями гостей; он так устал, что уже перестал гадать, кто из них мог оказаться врагом государя.
Что, любуешься панной Рутовской? голос Петра прозвучал над ухом хрипло, чуть ли не надсадно, так что Андрей испуганно вздрогнул.
Обе дамы Рутовские не особенно походили друг на друга и смотрелись, скорее, подругами либо кузинами, нежели матерью и дочерью. Мать была высокой, стройной, сильной женщиной с прямой спиной и гордо посаженной головою. Говорили, что она великолепная наездница и умеет неплохо управляться с оружием. Впрочем, это были далеко не все сплетни про пани Терезиюей приписывались романы едва ли не с сотней известных в Европе аристократов, а панна Каролина якобы приходилась дочерью самому Августу Сильному. Хотя большинство небылиц про госпожу Рутовскую-старшую никто толком не мог подтвердить, Каролина и правда нисколько не походила на мать. Она была тоненькой чернобровой брюнеткой, в отличие от пани Терезии, с её голубыми глазами и золотистыми кудрями.
Пани Терезия пила вино лихо, как бывалый кавалерист, выходила плясать без стеснения с любым кавалером, громко хохотала над не слишком пристойными шутками: смутить её было невозможно. Панна Каролина же, напротив, сидела тихо, как мышка, всё время опускала глаза; вызвать её на разговор было положительно невозможно, да и мать такие попытки чаще всего пресекала. Андрей на самом деле и не думал заглядываться на эту девицу: он ужасно устал, и, вообще, намерений таких не было
А зря отворачиваешься, заявил Пётр Алексеевич. Я-то видел. Панночка красавица, хоть куда.
Ты, Андрей Иванович, всё бобылём, а человек тымолодой, видный вступил в разговор Меншиков. Вот и государь заметил; небось надоела холостяцкая-то жизнь?
Царь захохотал, толкнул губернатора локтем в бок и отпустил неприличное замечание. Андрей с досадой покосился на дверь, предвкушая мгновение, когда, наконец, можно будет идти.
Жениться тебе, Андрюха, надо, отсмеявшись, сообщил Пётр Алексеевич. Вот я твоим сватом побудуподберу тебе красивую да ладную, да хорошее приданое будет. Что, Алексашка, не прав я?
Меншиков с готовностью закивал; они с государем принялись с полной серьёзностью обсуждать сей важный прожект. Андрей, вначале не придавший значения, прислушивался едва ли не с ужасом. Он уже наблюдал несколько таких скоропалительных свадеб, происходивших по прихоти царя и его окружения, но никак не самих молодых.
Ну, что скажешь? спросил Меншиков. Какая-нибудь из наших невест уж точно по сердцу придётся; вот давай на днях поедем к
Я не могу, Александр Данилыч, умоляюще заговорил Андрей. Благодарствую за доброе расположение, только свататься мне теперь никак невозможно.
Это отчего же? спросил государь, внимательным, совсем не пьяным взором глядя в глаза. Или уже какая-нибудь в душу запала? Так и это не беда, даже если из знатных
Нет, не то окончательно смутился Андрюс.
Он вовсе не подготовился к такому разговору. Кто же знал, что на ассамблее царь вместе с Александром Даниловичем вдруг надумают срочно озаботиться его, Андрюса, женитьбой! К тому же от одной мысли об этом ему стало тошно. Как ни редко виделись они с Гинтаре, даже глядеть после неё на других он был не в силахих трудная, невозможная любовь не слабела от расстояния и долгих разлук.
Не то, тогда что же? не отставал император. Говори прямо, не смущайся, ну?
В глазах его мелькали искорки недоброго веселья; Андрею захотелось поскорей закончить этот тягостный разговор. Он уже убедился: Пётр Алексеевич своеволен безмерно, коли что в голову себе забрал. Ради Андрюсова блага, хотя б и против его воли, настаивать будет на своём, а то и прямо прикажет.
Я Я Женат я, государь! выпалил Андрей и тут же понизил голос: он заметил, что некоторые из гостей с любопытством прислушиваются к беседе.
А уж сидевшая неподалёку пани Терезия Рутовская и вовсе вытянула шею и буравила его взглядом.
Вот те раз! удивился Пётр Алексеевич, а Меншиков изумлённо покачал головой. Что же молчал-то?!
Вы до сего дня не изволили об этом спрашивать
Вон, значит, как! И где же твоя супруга нынче?
Она На родине моей осталась, выдавил Андрей, уже зная, каким будет следующий вопрос.
Что же сюда её не привезёшь? Чай, женаБог велит вместе жить, а не порознь! Разве же тебе запрещал кто? Устроится тут с удобством, глядишь, и на крестины скоро позовёте, а то, что же так, говорил Меншиков.
Прав Александр! решительно подтвердил государь. Давай-ка, Андрей, привози в Питербурх супругу свою!
Андрей содрогнулся, на миг представив среди этого пьяного сборища свою красавицу Гинтаре, диво лесное Да что тамне пойдёт она на это никогда и ни за что!
Я не могу! Жена моя в таком большом городе жить никогда не сможет. Она деревенская, язык наш знает плохо, когда много людейбоится, аж леденеет. Не приживётся она здесь. Не неволь, государь, прошу! Ради Бога, пусть живёт себе там, в глухомани, спокойно!
Как ни пытался он сдерживаться, в голосе прозвучало отчаяниеПётр это заметил.
Ладно уж, проворчал он. Ишь, напугался. Ну, пусть себе живёт там да ждёт тебятолько вот дождётся ли? А светлейший тебе и так прикажет девок пригнать, горячих, что огонь!
Это можно, подтвердил, щуря лукавые глаза, Меншиков.
Андрей не сразу осознал наступившую тишину, обернулся: оказывается, маэстро Сакконе перестал петь и собирался покинуть залу. Пётр Алексеевич как раз отправился освежиться.
Эй, ты, как тебя музыкант! раздался грубый окрик. Куда собрался? А ну, пой, пока прекратить не велели!
Это был Шафиров, тайный советник и дипломат, подобно многим соратникам государя имевший весьма низкое происхождение и вознёсшийся благодаря природному уму, удачливости и хорошему знанию языков. Меншиков терпеть не мог этого самодовольного ловкача, который, со своей стороны, платил ему тем же.
Маэстро Сакконе остановился, поклонился могущественному человеку и с извинениями попытался объяснитьна двух языкахчто петь сегодня более не в силах, так как целая ночь пения, да ещё в сплошных клубах табачного дыма, могла стоит ему потери голоса
Возможно, при Петре Алексеевиче ссоры и не произошло бы, поостереглись бы спорщики, но в тот раз остановить пьяного Шафирова и его ненавистного противника, Меншикова, было некому. Тайный советник, разгорячённый большим количество выпитого, грохнул тростью о пол и грубо приказал итальянцу петь дальше. Тот побледнел, ибо был не тем человеком, что позволил бы обращаться с собой как со скотиной.
Уймись, Пётр Павлович, коротко бросил Меншиков Шафирову. Маэстроне холоп тебе. Сказано: не может больше петь!
Навряд ли Александр Данилович всерьёз беспокоился о музыканте, однако такого нарушения субординации в своём доме он стерпеть не мог.
Что-о, не холоп?! Может, твой маэстро ещё заявит, что желает, а что нет? Пусть поёт по-хорошему, а не то
Уймись, Шафиров, от небрежного тона губернатора у дипломата глаза налились кровью. Ты не хозяин тут, в своём доме распоряжайся!
Я сюда по приказу государя прибыл, а не по твоему велению! заорал Шафиров. И нечего тут указывать, что мне делать надо! Пой, сказал! Что стоишь как пень?! это относилось уже к маэстро Сакконе. А поскольку тот продолжал стоять, Шафиров, слегка пошатнувшись подскочил к нему и пихнул ногой в сторону небольших подмостков, заменявших сцену
В чёрных глазах маэстро вспыхнули искры гнева, а его рука инстинктивно дёрнулась к тому месту, где обычно находилась шпага. Однако, к счастью для Шафирова, музыкант в тот вечер, разумеется, был безоружен. Иначе, Андрей не сомневался, пьяного дипломата уже проткнули бы насквозь.
Что? Да ты уж не на дуэль ли царского советника вызвать собрался? расхохотался Шафиров. Ишь чего удумал, фигляр, скоморох!
Он замахнулся тростью, и, несомненно, нанёс бы Сакконе сильный удар, если бы Андрей, бросившись вперёд, не перехватил его руку. В эту минуту единственный, о ком он беспокоился, был маэстро, ибо тот мог бы серьёзно пострадать, если бы дал Шафирову отпор.
Маэстро, пожалуйста, не связывайтесь, прошептал он.
Тот стиснул зубы, но отступилдаже со своим горячим нравом и отличным владением шпагой певец понимал, что при дворе русского царя он полностью бесправен перед такими людьми
Grazie, amico mio, бросил он Андрею.
Эт-то что ещё такое? закуражился было Шафиров, наступая на Андрея, но было поздно: по знаку Меншикова к ним уже подскочила челядь.
Ругающегося дипломата со смехом и шутками выдворили из зала. Вернулся государь, чуть повеселевший, подхватил под руку Катерину Алексеевну, велел скрипачам играть Андрей устало опустился обратно на стул. Хотя за окном начинало светлеть, казалось, эта ночь никогда не закончится.
* * *
Когда уженаконец-то! расходились, Андрей поймал на себе внимательный, оценивающий взгляд роскошной пани Терезии Рутовской. До этого они с Петром Алексеевичем пошушукались о чём-то, женщина негромко смеялась и задумчиво покачивала головой в ответ на настойчивые речи государя. Затем Андрей услышал, как госпожа Рутовская обратилась к дочери, правда, к его удивлению, общались они вовсе не на польском и не на французском, а на каком-то другом, незнакомом ему языке. Обе дамы Рутовские говорили по-русски с сильным акцентом, а вот чтобы они беседовали по-польски, он ни разу за весь вечер не услышал.
Впрочем, какое ему до этого дело? Андрей вместе с Меншиковым и его слугами сопроводили утомлённого Петра Алексеевича до царского дома недалеко от Троицкой площади. Государь прибыл домой в обществе Катерины Алексеевны и отправил Андрея к себе. «Понадобишьсяпошлю за тобой, коротко сказал он. А за сегодняшнееспасибо тебе, Андрюха. Не забуду».
Слава Богу, можно было, наконец, остаться в одиночестве и отдохнуть. В тускло-серых утренних сумерках Андрей побрёл к своему жилищу; его буквально шатало от утомления. Наверное, поэтому его обычное чутьё, предсказывающее опасность, притупилосьон заметил неладное только когда ощутил рукой жар перстня
Снова они? Андрей приостановился. Туман, видно плохо, откуда ожидать атакинеясно. Он уже собрался повернуть обратно к дому Петра Алексеевичанельзя же оставить царя без защиты! И тут вдруг перед ним выросли две не призрачные, а вполне реальные человеческие фигуры и преградили путь. Он обернулся: сзади стояли ещё двое, с дубинками в руках.
Подумав, что эти люди, верно, приняли его за кого-то другого, Андрей машинально попытался обогнуть их. И тут один из стоявших сзади чувствительно врезал ему дубинкой по голени. Ноги у него подогнулись: двое подхватили его, заломили руки От сильнейшего удара под дых сознание помутилось И в этот момент лицо обожгла оплеуха, потом другая