Андрюс услышал пронзительный крик: навстречу ему выбежала Ядвига; волосы её обгорели, лицо было перемазано сажей. Она рухнула перед ним на колени, обхватила руками и зарыдала: «Слава тебе, Иисусе! Господь сохранил!»
Андрюс дрожащей рукой приглаживал её волосы. Он мог лишь молчать и вспоминать вчерашнюю встречурассказывать Ядвиге, кто на самом деле его сохранил, не было никакой возможности.
4. Прошлой ночью
Накануне Ядвига только к вечеру вернулась домой от хозяйки, бурмистровой жены. Андрюса не было; Иева сказала, что брат ушёл ещё утром и с тех пор не показывался. Ядвиге сделалось сильно не по себеАндрюс клятвенно обещал никогда больше не ходить по улицам с перстнем на пальце и не брать с собою котёнка. Но вот где именно он теперь бывает, этим брат поделился только с ней, что было вполне понятно: мать и отец словно бы отгородились от младшего сына невидимой стеной Ядвига ничуть не сомневалась, что матушка по-прежнему любит Андрюса больше всего на свете, но после гибели Катарины испытывает вину перед всей семьёйвину за Андрюса: за его рождение и его странные, опасные способности. Отец же, как человек, близкий к церкви, и вовсе места себе не находилон не мог отречься от единственного сына и не мог беспрекословно принять его.
Обстановка в семье сделалась полностью невыносимой; Андрюс остро чувствовал это, и пребывание в лесу, в одиночестве лучше всего успокаивало его смятение. Ядвига понимала и соглашалась, что там, в чаще, он будет цел и невредим скорее, нежели на улицах городка или даже дома.
Сейчас он тоже был где-то там, в лесу. Смеркалось, и над городком зажигались редкие огоньки, уже вернулись родители домой; после молитвы все уселись за стол и принялись за похлёбку. А брат всё не шёл и не шёл
Иева торопливым шёпотом пересказала Ядвиге, что услышала днём, когда заходила в мясную лавку. Всегда передвигаясь очень тихо, Иева стала невольной свидетельницей разговора, напрямую связанного с последующими событиями в их семье.
В лавке находились три женщины: жена мясника и две её закадычные подруги, забежавшие перемолвиться словечком. Одной из них была тётка Андрюса, Иевы и Ядвиги.
Я теперь мимо развалин, где дом-то ведьмовской стоял, сама и хаживать не желаю. Только вот сегодня утром ехали мы с мужем и дочерьюза товаром поспешали, и смотрю, среди брёвен обгоревших никак блестит что-то! Вот, думаю, Агне-ведьма изумруд-то тот, что носила, ублюдку своему подарила, Йонаса-органиста сынку! А ну, как у неё ещё камешки были, стоят-то они дорогоа когда дом ведьмин жгли, искать никто не осмелился! Вот я и вылезла из телеги поглядеть. Стала в золе рыться, а там, матушки вы мои жена мясника выразительно закатила глаза.
Ну, ну, нашла что? поторопили приятельницы, что внимали рассказу, затаив дыхание.
Тем временем из задних комнат появился сам мясник и прислушался; на лице его явственно выразилось недовольство.
Нашла! Там их, милые мои, изумрудов-то этих мно-о-ого! Такого, какой Агне себе на перстень справила, не видать правда, те помельчеоднако вот не сойти мне с места, если их не пропасть там! Вот я и
Что врёшь! угрюмо прервал мясник словоохотливую супругу. Какая там пропасть! Ну, может, десятка два камушков и будет, а тыпропасть!
Ну так Так я ж не сочла ихне успела! Присела на корточки подобрать, а тутматушки мои! как зашипит кто-то громко, что аспид! Из-под руки моей змеюка проклятая так и подпрыгнула, в палец зубьями вцепилась; ну я и закричала! Только хотела было её, тварь проклятую, ногой раздавить, а онавжух! и исчезла, точно и не было! Поехали к лекарю, дал он мне снадобья, чтобы яд от той гадюки кровь не отравил
Вот мелет, сорока болтливая! слегка смущённо и с досадой проговорил мясник. Какая там гадюка! Не гадюка то была, а уж! Он не ядовитый. Лекарь то есть перевязал, да микстуру какую-то выпить заставил, мол, так, на всякий случай.
Правая кисть мясниковой жены была замотана чистой белой тряпицей.
Да и бес с нею, с гадиной! отмахнулась одна из покупательниц и поспешила вернуться к интересной для всех теме. А камни-то, камни забрали с собой? Или испугались? Это и правда изумруды были?
Камни-то Камни, кхе-кхе, мясник посмотрел на супругу достаточно выразительно и, как заметила Иева, слегка пнул ногой её под столом. Ну, подобрали парочку, крохотных. Они и камешки-то так, смех один. Вот разве дочке на свадьбу, в серёжки подошли бы.
Вот-вот, встряла супруга. Большие, небось, он, Йонаса-органиста сынок, давно себе присвоил. Он, как думаете, зачем в чащу лесную что ни день таскается? Что там прячет? Небось, и змеи-гадюки его, ведьмино отродье, не трогают? Он им сродни!
Женщины хором ахнулижадностью загорелись их глаза. Иева стояла, вцепившись в ручку двери, и уже хотела уйти, когда услышала голос родной тёти.
Да не сын он Йонасу, брату моему. Вот как пить дать, не сын! Я ж тогда ещё говорила Агне-ведьма, как к нам заявилась тогда, она с ним на своём языке болтала, чёрт-те знает что, не разберёшь! А потом перстень ему подарила да сказала: мол, как этот камень тебя признал, так и другие признают! Иди, мол, отрок, забирай всё богатствоа коли кто помешать тебе вздумаетмы с тобою мор наведём на них! А семья-де эта тебе не родня, изведёшь их всех, чтоб не мешали, да на богатство наше не зарились! Вон, Катарину-то, младшенькую, он во гроб уже вогнал колдовством своим
Да ты что-о?! округлив глаза, прервал её третья кумушка. Да ведь невестка твоя, Йонаса жена, она кого ж тогда родила?!
Тётка с важностью подняла палец.
А девчонку четвёртую и родила! Только, как родила она, да дитё в колыбель положили, там уж ночь глубокая, чёрная былая-то помню! Все спать завалились, одна я только не спала, слышу, будто крадётся кто-то. Я в окно гляжу, а там Агне-ведьма с дитём на руках, знать, подменыша своего подложить хочет
Брехня! зевнул хозяин, уставший слушать бабий вздор. Повитуха-то у Йонаса жены мальчишку приняла. Да и на что Агне стала бы своё дитя людям отдавать? Зачем сразу наследником своим не сделала?
Тётка на мгновение смутилась, затем обиженно поджала губы.
Ну, хотите верьте, хотите нета вот увидите, как я права окажусь. Только изумруды этипрокляты, самой ведьмой отродью своему оставлены, лучше бы вам их не трогать!
Не трогать? А то, может, тебе подарить? насмешливо перебила её жена мясника. Нет, коли никому больше смелости не хватило в ведьминой золе рыться, то изумруды эти наши теперь
А ну, молчи, пустомеля! Мясник в сердцах топнул ногой. Будет уже болтать-то что не попадя!
Не в силах больше слушать, Иева выскользнула за дверь, позабыв, что мать велела ей купить говядины, и побежала домой.
* * *
Ты родителям ни слова об этом! предупредила сестру Ядвига. Про тёткину брехню они и так уж прознали, а до тех изумрудов ихних нам дела нет. И без того худо.
Сестрица, робко попросила Иева, Андрюс когда придёт, прикажи ему перстень ведьмовской выкинуть. Пусть возьмёт, да вот так и кинет, чтоб другие увидели да подобрали! А там всё это и забудется, тётка врать перестанет.
Хорошо бы, коли так, задумчиво согласилась Ядвига. А только братец наш никогда от камня добром не откажется. Говорит, связаны они теперьи ведь правда он им повелевать может.
Иева горько вздохнула: по своему складу характера она не понимала, как можно противиться наказу старшей сестры, будь у тебя хоть перстень колдовской в руках, хоть иное что.
* * *
Мать с отцом старательно делали вид, что их ничего не тревожит После ужина отец раскрыл было молитвенник И тут в их двери громко постучали. Матушка вскинулась, потревоженной птицей метнулась к двери, однако отец окликнул её и покачал головой. Он отстранил жену и вышел на крыльцо. Ядвига вздрогнула от ужаса: на дворе стоял мясников брат, высокий дюжий мужик, подальшеотец мясника, их кузены; всего человек пять, все хмурые, озлобленные.
Мать пошатнулась, прижала ладони к щекам; Ядвига усадила её в кресло и стала рядом с батюшкой, плечом к плечу.
Йонас! Где сын?! Где Андрюс, говорить с ним хочу! Приведи его. Брат мясника держался вроде бы спокойно, однако его рука выразительно легла на огромный тесак, заткнутый за пояс.
Сзади послышался сдавленный вскрик Иевы. Ядвига поспешно притворила дверь.
Сын мой ещё отрок; если что нужно от него, ты сначала мне скажи, хмуро ответил Йонас, не двигаясь с места.
Мясников брат поманил его к себе, однако Ядвига схватилась за отца мёртвой хваткой. Недоставало ещё, чтобы батюшка оказался один на один с рассерженной мясниковой роднёй.
Здесь говори, произнёс отец. Мы одна семья, от дочери старшей секретов у меня нет!
Ну, как знаешь! угроза в голосе собеседника прозвучала весьма отчётливо.
Оказалось, что найденные в развалинах ведьмовского дома изумруды мясник ещё утром поделил пополам и завязал в два платка: один повесил на шею себе, другойсвоей дочери. Жене не доверилбаба она была: суетная, болтливая да заполошная. С неё сталось бы к соседкам зайти и начать показывать-рассказывать. Вот мясник и решил, что у него, да у дочери, которая характером пошла в отца, камешки целее будут. Только вот ближе к вечеру услышал он из комнаты дочери страшный, надсадный кашель. Рванув на себя дверь, мясник увидел ужасную картину: дочь, ещё утром бывшая здоровой, румяной да загорелой девкой-невестой, стала бледна, как снег, с чёрными потёками под глазами Щёки её ввалились, губы побелелисейчас походила она более на Агне-ведьму, чем на самое себя. Увидев отца, она замахала руками, тщась что-то сказать, однако тяжкий приступ удушья снова её одолел; из последних сил дочь мясника попыталась снять с шеи крепкий шнур, что связывал узелок с каменьями
Дрожа от ужаса, мясник кинулся за лекарем, да не далеко убежал: на пороге он согнулся в три погибели от жестокого приступа кашля, и кровь хлынула ему на рубаху. Брат мясника привёл лекаря; однако тот развёл руками, что, мол, никак скоротечная чахотка отца с дочерью душит, ничего, мол, тут не поделаешь. А какая чахотка, когда вся семья у них здоровее быков пахотных!
Помирают они, сухо сказал брат мясника. Задыхаются, кровь горлом идёт. А у невестки лекарь антонов огонь на руке определил, там, где змея укусила. Вот так, Йонас.
Йонас перекрестился и, немного помолчав, спросил:
На то воля Божья. Так мой-то сын здесь при чём?
Твой причём? выкрикнул брат мясника. Божья-то Божья, только твой сын ведьмовской камень носити ничего не ему не делается! На десятом году чуть не пятнадцатилетним смотрится! Молнии с грозою умеет вызывать! Так пусть твой Андрюс семью брата вылечит, коли хочет грехи матушки своей смыть!
Губы Йонаса гневно дрогнули, но он сдержался.
Какой матушки, ты о чём? Жена моя каждую неделю на исповеди бывает, не тебе грехи её считать!
Не твоей жены, а настоящей матушки его, грубо сказал собеседник. Будто не знаешь, не слыхал от людей, что ведьмино отродье в доме растишь?
Йонас коротко размахнулся и ударил его в лицооднако здоровенный мужик не упал, а лишь покачнулся. Ядвига с пронзительным криком: «Батюшка!» схватила отца за руки и заставила отступить.
Ну, это я тебе попомню, Йонас, не сомневайся, брат мясника утёр кровь из разбитой губы. Однако, недосуг мне тут с тобой свататься. Веди сюда сына сейчас же, а то сами войдём
Его нет дома, отчеканил отец. Утром ушёл, а когда вернётся, нам не ведомо.
А куда он пошёл, знает кто-нибудь? Может, дочурка твоя что расскажет? вкрадчиво спросил один из кузенов мясника и, подойдя к Ядвиге, властно взял её за руку. Ну что, красавица, будешь говорить?
На мгновение сердце её ушло в пятки, но не из-за себя: Ядвига увидела, что глаза отца налились кровью.
Ничего не знаю, поспешно заговорила она, мягко пытаясь высвободиться. Андрюс в лес каждый день уходит, тоскует он после смерти Катарины. Вот вернётсятогда и поговорите с ним. Только он ничего не ведает про те изумруды, и хвори никакие лечить не умеет, он ведь мальчишка совсем! Вы бы пока вернулись к больным, отца святого позвали, помолилисьдаст Бог, брату вашему скоро легче станет
Ядвига старательно заговаривала зубы непрошенным гостям, молясь про себя Иисусу и Богородице, чтобы Андрюсу не пришло в голову вернуться именно сейчас.
Брось ты, Юргис, хмуро сказал брат мясника кузену. Отпусти девку, не до неё теперь!
Ядвига было приободрилась, однако в следующий миг брат мясника произнёс:
Раз не хотите Андрюса позвать, так без спросу уведём! А ну, открывай дверь, хозяин!
От пинка Юргиса дверь распахнулась; Ядвига увидела Иеву и мать: дрожащими руками они вцепились друг в друга
Тятенька-а! раздался тонкий детский крик снаружи.
Во двор влетел мальчишка; брат мясника повернулся к нему с тревогой.
Что ещё?!
Меня мамка послала сказать тебе Померли они! Помер дядька с дочерью! Они кровью харкали-харкали, мы как метались от одного к другомуузелки те с изумрудами хотели снять, да выбросить А никак, будто приросли, проклятые! И верёвку не разрезать было А как оба они испустили дух, так шнурки и лопнули, будто гнилые. А у тётки вся рука от змеиного яду чёрными пятнами пошла, она криком кричала, потом, и говорит, мол: «Дайте мне, дайте камни проклятые, обратно ведьме верну, пусть подавится!» И бросилась с камнями туда бежать, где дом ведьмовской стоял А мы тогда
Что-о?! заорал отец мясника; до сих пор он стоял молча и стискивал зубы, предоставив младшему сыну говорить с Йонасом и Ядвигой. Померли сын мой с внучкою?!
Померли, да, подтвердил мальчик. Меня мамка и послала сказать вам
А ну, органист, тонким от ярости голосом завизжал старик. Волоки нам сейчас ведьмино отродье, мы ему суд устроим! Это ведь из-за них, проклятых, всё! Это их камни проклятущие сына моего убили!
Отец едва успел подхватить Ядвигу; в дом ворвались, и, грохоча сапогами, промчались мимо них разъярённые родственники мясника и их друзья. Тем временем снаружи уже горели факелы, слышался шум со всех сторон, раздавались крики: «Давай его сюда!», «Из-за него, ведьмина отродья, скоро все перемрём, заживо гнить будем!», «Тащи его!», «Забей ему в глотку те изумруды проклятые!», «Ищите же его! В доме ищите, прячут небось дьявола!»
Мать забилась в истерике; Ядвига же только успела вытащить Иеву из дома, боясь, что младшая сестра ненароком окажется в руках потерявших человеческий облик соседей Мать упала на колени, застучала лбом об пол: «Пощадите, люди добрые! Не губите!». Отец подхватил её под локти и выволок во двор Так они стояли, растерянно озираясь, а в доме творился хаос: там швыряли и разбивали посуду, ломали мебель, срывали занавески, крушили всё, что попадалось под руку Затем вспыхнул огоньи ночная тьма осветилась тысячами искр
* * *
Ядвига с Иевой и матерью сидели, укрывшись в кустах, неподалёку от дома священника. Йонас кинулся к святому отцу за помощью; тот, однако, не только не стал выходить, чтобы успокоить толпу, но даже побоялся впустить семью органиста в свой дом, пообещал лишь помолиться за его невинных дочерей.
Ядвига прижимала матушку с сестрой к себе и лихорадочно шептала:
Ничего. Это ничего, пусть! Ведь Андрюса дома нет, а они не найдут его и уйдут скоро Как солнце взойдёт, мы Андрюса дождёмся, да и уедем отсюда навсегда, уедем, матушка, на родину к тебе. В Смоленск! Нам только Андрюса дождатьсяон с рассветом придёт. И мы уедем. Уедем впятером, никто нам больше ничего плохого не сделает
Их дом пылал точно факел, и улица на несколько часов стала светла, как днём.
* * *
Андрюс не слушал сбивчивое бормотание сестёр, что не верили своим глазам, видя его, целого и невредимого. Стало быть, Гинтаре знала, что нельзя ему было вечером домойи от смерти его уберегла. А ещё он понимал: оставаться здесь, в городке, никакой возможности им больше нет, а как быть теперь, решать надо было ему. Лишь только Андрюс подошёл к отцу и всмотрелся в его осунувшееся, с остановившимся бессмысленным взглядом лицосразу стало понятно, что глава семьи теперь он, Андрюс. И с этих пор придётся ему отвечать не только за себя и Тилуса, но и за мать с сёстрами. И никто, кроме него, не сможет о них позаботиться.
5. Подарок, от которого не убежать
Ядвига пыталась спасти хоть что-то из их немудрёных домашних ценностей. Однако огонь уничтожил дом почти целиком. Всё, что у них осталось, можно было унести в одной руке: костяное распятие, молитвенник отца в кожаном переплёте, кошель, где было несколько монет, золотые серьги матушки, подаренные на свадьбу, да небольшое серебряное блюдо. Вот и всё.