Я новый чай заварил. Антон кивнул на заварник, стоявший по центу стола. Там успокаивающий травяной сбор. Мне Алиска дала. Сказала, что очень действенный. Да и Вера Родионовна подтвердила.
Никак не привыкну, что мою дочь по имени-отчеству все величают.
Мам, а в выходные Антон пообещал нас на рыбалку вытащить. И вообще, он сказал, что Вера его за нами присматривать приставила, потому что сейчас нет для них с Хозяином никаких рисков. Фимка говорил с набитым ртом, но его речь я поняла.
Кивнув, тоже принялась за еду. Что там солил мой сын? Картошку? Вот с нее и начну. Осторожно попробовала. М-м! Вкусно. И грибы тоже ничего. Ярослав готовил куда проще. А здесь и травы какие-то добавлены
А послезавтра можно будет в теплицы съездить. Там осенние травы поспели. Пахнет божественно. Сообщил Антон, который до этого вполголоса разговаривал с Фимкой.
О, круто! Мам, ты поедешь? Спросил меня ребенок.
Что? Куда? Очнулась я от своих невеселых мыслей, с удивлением заметив, что съела всю еду, что была у меня на тарелке, а передо мной вновь стоит чашка с чаем.
В теплицы. Там лекарственные травы выращивают. Я, когда вырасту, обязательно стану врачом. И в травах тоже хочу разбираться. Ведь это же круто, знать такие вещи. Ефим радостно сверкал глазами.
Всю специфику создания важных лекарств знают Максим и Вера. Заметила я с неудовольствием.
Но ведь мне нужно знать весь процесс. Я вырасту и уеду в большой город учиться, чтобы у меня диплом был. А потом вернусь обратно и буду помогать детям выздоравливать. Помотал он головой.
В город? Удивилась я. Но ведь нам туда нельзя.
Почему? Удивился Антон. Сын тоже бросил на меня недоумевающий взгляд.
Ну как же? А Родион? Если он захочет отомстить? Неуверенно произнесла я и дорожащими руками обхватила теплую чашку с чаем.
Он уже хочет отомстить. Не думаю, что вся эта история растянется на столько лет. Покачал головой наш сосед по дому.
Ведь до Березкино мы же нормально ездим. Не согласилась я. Но в город Хозяин сам иногда наведывается, а нам запрещает.
Антон с тревогой посмотрел на Фимку, но потом решительно выдохнул.
Полкан за последние три месяца нашел на дороге от Мая до Березкино четыре взрывных устройства, пару гранат и одного снайпера. Живого. Так вот, этот человек утверждает, что нанял его никто иной, как Морозов Родион Ярославович. Пояснил он мне.
У меня лицо вытянулось. Неужели я такая дура, что совершенно не поняла уровня угрожающей опасности. Не зря меня Вера от всего этого давным-давно отстранила. Знала, какая я впечатлительная. Антон, по-видимому, считал по-другому. Иначе, зачем ему вываливать на меня эту информацию.
А его можно убить? Вдруг спросил Ефим абсолютно серьезным голосом.
Можно. Так же серьезно ответил Антон. Но пока нет жертв, министерство обороны не одобрит лицензию на устранение данного лица.
Это стало еще одной новостью для меня.
На убийство человека здесь нужна лицензия? Не поверила я своим ушам.
Да. Но это распространяется только на гражданских лиц, не проживающих на нашей территории. Терпеливо пояснил парень, закусывая салатиком. Но жители Мая и Березкино находятся под личной защитой Хозяина, поэтому в ближайшие сорок лет здесь почти никто не погибал.
Это радует. Пробормотала я, залпом выпив полезный чай, и поднялась. Я устала. Все было очень вкусно. Всем спокойной ночи! Обозначила я свою позицию и поспешила скрыться в своей спальне.
Ефим с Антоном остались за столом. Кажется, мой сын решил выведать у этого парня всю доступную информацию, а Антон не считал нужным что-то скрывать от ребенка, посчитав его достаточно взрослым. Моего мнения никто не спрашивал, к чему я давно привыкла.
Но больше меня поразила информация о Родионе. Уверена, что Вера и Ярослав знали обо всем этом, но предпочитали молчать, чтобы не травмировать мою психику лишний раз. Неужели я выгляжу настолько слабой? Чувство вины вновь затопило меня. Все носятся со мной, как с калекой, а я и возразить права не имею, потому что сама все это допустила. Я долго крутила в голове эти мысли, пока не забылась тяжелым тревожным сном.
Разбудил меня телефонный звонок. Я в темноте нашарила телефон на тумбочке и нахмурилась. Звонила Зоя.
Марта Мироновна, извините, что беспокою, но у вашего подопечного мальчика показатели совсем упали. Еще немного и критический уровень будет достигнут. Быстро проговорила она.
Сейчас приду. Я тут же вскочила с кровати и принялась судорожно одеваться. Господи, лишь бы до утра дотерпел. Какого черта? Ребенок и так настрадался. Сказала непонятно кому.
Но стоило мне выбежать из комнаты, как я увидела хмурого Антона, стоящего у стены.
Куда ты? Нахмурился он еще сильнее.
В больницу. Адаму плохо. Сообщила, протиснувшись в сторону прихожей.
Я с тобой. Услышала я позади себя его шаги.
А Фимка? Тут же остановилась я.
Я тебя провожу и сюда вернусь. Он один не останется. Не бойся. Он набросил пальто мне на плечи.
До нужного корпуса мы домчались за четыре минуты. Я специально засекла. Я пробежала мимо своего кабинета сразу в палату, где сегодня дежурила Зоя. Ее непосредственная подопечная после первого же ввода лекарства пошла на поправку, а вот мальчик
Как он? Спросила, едва переступив порог палаты.
Пульс упал до пятидесяти. Давление восемьдесят на сорок. Вот, смотрите. Она буквально подтащила меня к монитору.
Я только головой покачала.
Нужен стимулятор. И поддержка для сердца. Быстро оценила я ситуацию, переоделась меньше, чем за минуту и принялась вытаскивать ампулы из холодильника.
Пока я металась по палате, Антон тихо вышел за дверь. Наверное, ушел домой.
Состояние мальчика нам удалось стабилизировать только через два часа. То есть, к шести утра. Это давало надежду на то, что Адам дотянет до лекарства, которое сегодня должен принести Максим.
Зоя, иди отдыхай. Я подежурю. Отпустила я ее.
Хорошо. Сейчас еще по остальным детям пробегу, пробормотала она, решив все же доработать свою смену.
Я же так и осталась сидеть у кровати мальчика. Откопала под одеяльцем его маленькую ручку и обернула ее своей ладонью.
Держись, маленький. Выдохнула. Сколько же всего выпало на долю этого мальца. Но самое страшное, что такие дети очень остро чувствуют свою мать. И Адам не исключение. А сейчас ее нет, и ребенку просто незачем цепляться за жизнь. Незачем пытаться выкарабкаться при вроде бы хороших изначальных показателях. Воля к жизни отсутствует. Давай, живи, а потом мы что-нибудь придумаем. Ведь жизньэто не всегда больно.
Кажется, я так и задремала, сидя на стуле. Потому что очнулась от того, что кто-то тронул меня за плечо. Я дернулась и проснулась. Рядом стоял Антон с термосом.
Я кофе принес. Он поставил термос на тумбочку. Рядом лег бумажный пакет с какой-то выпечкой. Ефим уехал в школу. Через полчаса сюда придет Макс. У тебя есть полчаса, чтобы позавтракать.
Спасибо. Сегодня я ему была действительно благодарна за поддержку.
Максим пришел в палату весь какой-то взбудораженный. Волосы на его голове отчаянно переливались, а сам он передвигался дерганными порывистыми шагами.
Что-то случилось? Заволновалась я. У тебя не получилось сделать лекарство?
Нет. Я все сделал. Он протянул мне пузырек. Но я прогнал кровь этого ребенка на генетические особенности, чтобы знать, почему не сработал первый вариант лекарства. Он поморщился, как от зубной боли. Алан говорит, что это невозможно, поэтому я поговорил сегодня с Верой Родионовной, и она со мной согласна.
Что невозможно? Не поняла я.
Этот ребенок не может быть нормальным человеком. С уверенностью заявил он.
Макс, блин, говори нормально! Не выдержал Антон, который вновь вернулся в палату, оставив меня одну лишь на время завтрака.
У него генетическая мутация, которой у человека быть не может. То есть, либо его родители когда-то проходили лечение у нас в Мае и носят в себе ген какого-то животного, либо там затесалась кровь оборотней. Выдвинул он, наконец, свою гипотезу.
Что? Не поверила я своим ушам.
Вот, он вытащил из кармана и протянул мне сложенный лист бумаги. Я все рассчитал. Вот эти тела есть только в крови у оборотней и у примерно трех процентов вылеченных в Мае детей. Вот, я распечатал их. Видите, структуру? А форма вообще нечеловеческая.
Но как же?
Нужно найти его отца. Это многое прояснит. И кровь у него возьмем, проверим все. Тут же воодушевился Макс.
Нельзя отца! Почти вскричала я. Он его мать убил. Или довел. Не знаю. Но нельзя