Родненькие! Да пошто? Нищими оставляете, с голоду пухнуть, пожалейте. Оставьте порося, кур берите, а это же для налога королю
Мачеха причитала, а у солдат сползало благодушие с лиц. И как тетка не боится? Ведь вместо порося порубить могут. Вот Неис более осторожен, даже за женой из дома не вышел.
Тетка хватала мужчин за одежду, билась головой о землю, поднимая пыль. Один из солдат расчихался, оттолкнул Иту сапогом от себя.
Вот неугомонная баба, проворчал один. Мы их защищаем, а они солдатам жлобятся пропитание дать.
Не слушая больше тетку, двое мужчин ремнями стянули ноги поросенка и вытащили за ворота. А тот, что был с курами, не уходил, а оглядывал постройки.
Второго порося возьмем? поинтересовался еще один солдат, зашедший на крики Иты. Дэв говорит, что еще один есть, а хозяйство, видно, доброе, не обеднеют.
Услышав про второго поросенка, Ита зашлась криком с новой силой, а потом вскочила, схватила вилы, что стояли у плетня, и наперевес пошла на солдат. Господи! Да её сейчас за это прибьют! Не знаю, как я оказалась рядом с ней, дергая за древко вил, приговаривая:
Тётечка, пусть берут, а мы новых вырастим, они еще больше этих будут. Тётечка, не надо, - мои причитания немного вразумили мачеху, а второго поросенка уже тоже стреножили и собирались уносить.
Ого, какая краля! услышала я со спины и не сразу поняла, что эти слова относятся ко мне. А давай, тетка, меняться! Ты нам девку отдаешь, а мы порося оставим.
Сказал он это, вроде шутя, но когда я обвела взглядом четырех мужчин, что стояли уже кругом, поняла, что никакая это не шутка.
Не знаю, как это произошло, но через секунду я была уже оттеснена от тетки Иты, а один из солдат схватил меня за руку, не давая вырваться и убежать.
Тетечка! закричала я, прося помощи, но то, что она сделала, лишило меня понимания происходящего.
А забирайте! просипела тетка, видимо, сорвала голос, когда выла. Поросенка обратно в хлев отнесите.
Ты девица? спросил державший меня мужчина, а я бестолково только посмотрела на него, не в силах опомниться.
Дочь? задал одновременно вопрос тетке другой солдат.
Да какая она девица? Уж не с одним парнем на сене кувыркалась, быстро ответила за меня хозяйка и продолжила с заискиванием в интонациях. Работница это наша, сирота круглая. Никто и не хватится её искать.
Поросенка тем временем развязали, и он, очумев, с хрюканьем и визгом носился по двору.
Я пыталась уже рукой расцепить пальцы мужчины, что крепко схватились в меня. Но он стоял каменной стеной, совершенно не обращая внимания на мои попытки освободиться.
Дяденька солдат, отпустите меня, тетка не правду сказала. Девица я, и жених у меня есть, взмолилась я, наконец, понимая, что ни на что хорошее они меня не возьмут, а рассказов, как мужики с бабами поступают, наслышалась.
Видимо, на радостях, Ита вынесла солдатам еще холщовый мешок с хлебом и сыром, и она уже улыбалась. Отдала меня на растерзание мужикам и улыбается!
Будь ты проклята! выпалила я ей. Пусть никогда не увидишь ты ни богатства, ни счастья. Закончишь дни свои нищей побирушкой!
Поверила моим словам! Побледнела, попятилась, а потом быстро скрылась в доме, а меня подхватили сильные руки, закинули себе на широкое мужское плечо, и со смехом, показавшимся мне жутким, вынесли со двора. На улице я слышала голоса людей, кто-то даже спросил обо мне, мол, куда Килли потащили, но никто не заступился, не попытался вырвать. Я висела головой вниз и видела только спину солдата, да его сапоги. Барабанила кулаками в эту широкую, будто железную, спину, но меня, пронеся с десяток шагов, хлопнули ладонью по попе и бросили с плеча в телегу, рядом с поросенком, который повизгивал. Похоже, визжала и я.
Да замолчи, ты! прикрикнул садившийся в телегу солдат. Прокатимся немного, а потом иди куда хочешь.
Паника! Меня накрыла паника. Я пыталась подняться, выскочить из повозки, но мои попытки были тщетными. Меня просто толкали, и я вновь падала, а когда мужчинам это надоело, связали теми же ремнями, что стреноживали порося.
Телега уже выехала за пределы деревни в сторону тракта. Судя по крикам и разговорам мужчин, повозок было несколько. Я уже не билась и не кричала, только уткнулась в теплый бок свинки и плакала. Я представляла, что меня ждет и для чего меня забрали с собой солдаты. У нас в селе жила женщина, которую на тракте изнасиловали обозники. И пусть вины её в этом не было, но от неё отвернулся муж, который просто выгнал потерявшую разум жену из дома. Её приняли родители, и несколько лет горемычная бродила по селу, никого не узнавая, а потом её нашли в реке. То ли утонула случайно, то ли покончила с жизнью, бросившись в воду. Вспомнив её, снова забилась в беззвучном плаче. За что?!
Лежать связанной было неудобно, вскоре заломило руки, кожаные ремни впились в кожу. Но это ли самое страшное? Видимо, увидев, что я рассматриваю свои путы, один из солдат, что сидел в телеге, развязал их, а потом одним рыком посадил рядом с собой. И тут я увидела море мужчин в военной форме, едущих в повозках или идущих пешком нестройными колоннами в одну сторону по тракту. Откуда столько?
В некоторых телегах ехали женщины. Некоторые зазывно смеялись, заигрывая с солдатами, а некоторые прятали стыдливо лица, отворачиваясь, если на них смотрели. На меня тоже поглядывали, подмигивали, но от этого стало только горько на душе и тяжело на сердце.
Армия на марше хотя и была интересным зрелищем, но думы опять возвращались к тому, что меня ждет. Вот к ночи встанут на привал, зажарят порося, а я пойду напоследок, или с меня начнут? Нет. Надо бежать, вот только как? Ноги то мне не развязали. А руки на что! Руки-то свободны! Отвернулась ото всех, подолом платья прикрыла ноги, а сама начала под платьем расплетать узлы. Старалась сидеть прямо, не наклоняясь, чтобы не выдать себя. Вроде получилось, даже чуть не застонала, так как болезненные мурашки пробежали по лодыжкам. Сейчас надо улучить момент, спрыгнуть с телеги и бежать, бежать
Но кругом столько солдат! Телеги едут в два ряда, и по обочине идут. Как только я спрыгну, меня схватят. Я даже двух шагов сделать не смогу. Придется ждать привала. Ведь не на дороге они будут отдыхать. Свернут в лес, а там быстро можно затеряться среди деревьев и кустов. Лишь бы в чистом поле не остановились.
Кругом раздавался гомон голосов, лошадиное ржание, звон оружия, и пыль От неё в горле першило и хотелось откашляться. От жары мучила жажда, голову напекло от солнца, начало тошнить. И хотелось просто умереть. Вот взять, и умереть. Ничего не видеть, ничего не чувствовать. Если не удастся убежать, то смерть предпочтительнее. Стала осматриваться в поисках чего-нибудь острого. Пошарила под соломой в телеге. Рядом мешки, похоже, их сложили солдаты, чтобы не нести на себе. Прощупала ближайший мешок. Что-то железное есть, но что? Похоже на нож в ножнах. Проделала тоже, что и с ногамиприкрыла подолом платья, а сама развязала тесемки и вынула. Точно ножик в берестяных ножнах, небольшой, не для битвы, а для хозяйственных нужд, но мне хватит. К ножнам крепится шнурок. Спрятала ножик за пазуху, шнурок одела на шею.
Эти действия как будто выкачали мои последние силы, в голове шумело, а окружающий меня гул и шум доносился, словно через вату.
Сомлела, раздался под самым ухом мужской голос. На-ка, водички попей.
Мне сунули в руку металлическую фляжку с узким горлышком. Я жадно приложилась, сделав несколько глотков, и воду отобрали. Я даже не успела утолить жажду.
Воды мало осталось, пояснил солдат. А идти до привала еще часа три-четыре. Мы когда с тракта сворачивали, от своих отбились. Теперь догнать надо. А ты ложись, поспи.
Дяденька, отпустите меня домой, я честная девушка, а тетка на меня наговорила, чтобы поросенка второго не забрали, начала я уговаривать солдата, проявившего заботу обо мне. В его глазах промелькнула толика сожаления и жалости, но он отрицательно покачал головой:
Не проси, девка. Если тебя сейчас отпустить, ты дальше соседней телеги все равно не уйдешь. Смотри сколько кругом голодных мужиков, которые бабу несколько месяцев не видели, да еще и с войны идут, где трое из четырех погибли. Не ты первая, не ты последняя. Получат разрядку солдатики, отсыпают тебе медяшек, и пойдешь домой. А с тебя не убудет.
Дяденька, да как не убудет, если я с мужиком не спала ни разу? опять попыталась я его уговорить. Остальные, шедшие рядом с телегой, или не слышали нас, или не хотели вступать в разговор, шли молча, а некоторые замотали рты и носы серыми грязными платками, спасаясь от пыли.
Молчи, деваха, устало ответил мне солдат, соскакивая с телеги, а на его место сел тот, кто до этого шагал пешком, держась за её край. Он достал такую же фляжку, забулькал, глотая воду, но мне не предложил. Два солдата, что ехали со стороны поросенка, тоже слезли, уступая место товарищам, а сами пошли рядом, стараясь не отставать.
Три часа прошли незаметно, и хотя, было еще светло, некоторые повозки и группы военных стали сворачивать с тракта на поляны, что виднелись в просветах деревьев, но мы еще продолжали ехать, видимо, догоняли тех, кто ушел вперед.
Глава 4. Моя смерть
Килли
Телега свернула внезапно, а за ней последовала еще одна. Проехали по лесной дороге пролесок и остановились на краю небольшого луга, за которым поблескивала неширокая речушка, на противоположном берегу её в самую воду опускались ветви плакучей ивы. Но любоваться красотами природы не было времени, я выглядывала, куда бежать.
А между тем солдаты стали устраиваться на отдых, не обращая пока внимания на меня. Одни доставали котел и припасы, другие занялись поросенком, оттащив его поближе к воде. Третьи удалились в лес собирать хворост и рубить дрова. На какое-то время я осталась одна и решиласьбегу.
Соскочила с телеги, юркнула под неё, почти на четвереньках проползла под второй, что была ближе к лесу. Четыре шага до кустов! Бежать надо подальше от тракта, но там река. Ничего, отбегу от луга, сверну к реке, переплыву, спрячусь в зарослях ивы.
Я опять бежала, не чувствуя, что босые ноги наступают на коряги, шишки, а острая трава резала икры. Оглядываться было страшно, как и услышать топот сапог за своей спиной. И мне показалось, что все будет хорошо, еще немного, и я сверну к реке, из-за кустов меня не будет видно с луга, где остановились солдаты.
Я уже выскочила на берег, как сбоку в меня кто-то врезался. От удара меня отбросило назад и я села на песок. Это был мужчина, но одетый в другой костюм, на груди была не железная пластинка, а под цвет золота, да и выглядел он более опрятно, на лице нет щетины, волосы влажные, наверно он только что купался в реке. Я рассматривала его, снизу вверх, продолжая сидеть, а он смотрел на меня, а потом протянул руку, помогая встать.
Спасибо, решила я проявить учтивость.
На здоровье, красавица. Откуда ты такая здесь взялась, поинтересовался он.
Из деревни я. Солдаты забрали, а я сбежала, простосердечно ответила, так как поняла, что это какой-то командир, и он может приказать солдатам не трогать меня.
Шустрая ты, красавица, мягко протянул мужчина. Не присоединишься к нашему костру?
А там есть солдаты?
Так мы все здесь солдаты, только разного ранга. Одни простые, а другиеофицеры, пояснил новый знакомый. И как тебя зовут, красавица?
Килли.
Курочка?! захохотал офицер. Ну, пойдем Килли к нашей палатке, и зови меня господин Этан.
Нет, мне домой надо, меня наставница потеряла, небось, упрямо отказывалась я, отходя к реке. Попасть в новую компанию к солдатам, пусть и рангом выше, мне не хотелось никак.
Наверно, он меня и отпустил бы, так как в его движениях не было видно намерения меня задержать, но тут на берег вышли еще два офицера, которые, увидев нас, заулюлюкали и засвистели. Если господин Этан был трезв, то эти вновь прибывшие были пьяны. Меня опять окружили, стали хватать за руки, но их остановил Этан:
А ну, брысь, шалопаи. Моя девчонка, а вы себе других поищите, маркитанток много на тракте.
Я хотела возмутиться, но мужчина шепнул мне так, чтобы не слышали его друзья:
Если будешь шуметь, проведешь ночь с десятком таких пьяных мужиков, а так, только со мной.
Даже с одним им я не хотела проводить ночь, но быть изнасилованной сразу несколькими? На глазах навернулись слезы, но и пришла решимость. Сбежала от одних, сбегу и от этих. Вот только куда бежать, если сейчас под каждым кустом солдат кашу варит?
Этан подхватил меня за талию и вывел на полянку, где стояло два шатра. Около них суетились солдаты, которые накрывали продукты на скатерти, расстеленной прямо на земле. Рядом горел костер под котелком. Из одной из палаток раздавался женский смех.
Это мой шатер, показал мне своё пристанище Этан и завел в него. Внутри оказалось почти пусто, только с краю стоял небольшой сундучок, а посередине на соломе брошено одеяло. Располагайся, а я принесу нам поесть и выпить.
Ушел, а я продолжала стоятьсадиться на одеяло или присесть на сундук? А может все же убежать? Не успела даже додумать, как Этан вернулся.
Что стоишь? спросил он. А может, хочешь искупаться?
Хочу, с ходу выпалила я, зацепившись за это слово, ведь он поведет меня к реке. Я буду мыться, он отвернется (ведь он отвернется же!), а я переберусь на тот берег!
Но отворачиваться Этан не собирался, а я не решалась раздеться, так и стояли некоторое время, пока я не произнесла:
Отвернись, я стесняюсь.
Этан отвернулся, а я быстро стала стягивать платье. Только когда сняла, увидела, что мужчина сидит на берегу и смотрит на меня.
Так в рубашке и плюхнулась в воду, которая приятно обволокла тело, лаская теплом, полученным за день от солнца. Но делать нечего, прополоскала волосы, умыла лицо, стянула рубашку, прополоскала и её, а сама искоса посматривала на офицера, смотрит он на меня или нет. Смотрел, не отрываясь, а взгляд стал таким странным, будто он ел меня им. Жутко то как! Может, он все же меня не обидит? Боже, о чем я думаю, да сейчас на его лице написано, что он только и ждет, когда я выйду из воды!
Натянула рубашку, не бежать же голышом, и стала пятиться к кустам ивы, благо речка в самом глубоком месте была мне по грудь.
Эй, ты куда? вскочил Этан, когда я стала выбираться на противоположный берег. Вернись сейчас же!
Но я с упрямством вола пробиралась через ивняк. Вот еще немного, и я буду на свободе. Вряд ли солдаты перешли речку. На этом-то берегу их нет. И не беда, что без платья, ночами до дома дойду, наставница меня не выгонит, а к тетке Ите и ногой не ступлю.
Но напрасно я понадеялась, что мне повезет. Сзади раздался водный «плюх», это Этан бросился за мной в реку, а через пять минут мы оба мокрые насквозь опять были на «солдатском» берегу.
Что, так противно провести ночь с офицером? мужчина держал меня на руках и тяжело дышал, от этого говорил резко. Небось, давно уже не невинная овечка, тем более в обозе с солдатней ехала. Может, вернуть тебя им?
Я только отрицательно замотала головой.
Ладно, снимай мокрую рубашку, надевай платье, и пойдем, я тоже промок весь.
Когда мы вернулись на стоянку, там уже вовсю шла пьянка. Среди трех офицеров сидела разбитная деваха в красной блузке, пуговки которой были все расстегнуты, выставляя на обозрение белую грудь с призывно торчащими темными сосками. И эту грудь мял при всех молодой мужчина, а девица водила рукой по его штанам прямо между ног! Гадость! Я покраснела и быстро отвернулась.
Этан втолкнул меня в шатер, пролетев два шага, споткнулась об одеяло и упала на него. А офицер открыл сундук, достал чистое белье и брюки и стал раздеваться. Я отвернулась. Может он и красив, но это же срамота, разглядывать голого мужчину. Через несколько минут Этан свистнул, тут же появился в проеме палатки солдат, забрал мокрые вещи и скрылся.
Полностью одеваться мужчина не стал. Когда он присел рядом, то оказалось, что он только в белых кальсонах и рубашке, которую даже не застегнул. Перед нами он поставил поднос, заставленный тарелками с нарезанным мясом, сыром, а в центре в миске дымилась еще теплая каша.
Ешь и пей, почти приказал Этан, наливая в железную кружку воду из фляги. Пить очень хотелось, поэтому я почти опрокинула жидкость в рот двумя большими глотками и закашлялась от перехватившего горло дыхания. Это была не вода, и на брагу не походило, её я раз пробовалакислая дрянь, но во рту от неё не горело, а сейчас было ощущение, будто я проглотила горящие угли. Сидела, вытаращив глаза, и хватала ртом воздух, обмахивая рукой лицо, по которому скатывались слезы. Глядя на меня, Этан пояснил, смеясь: