Неуют во мне только усилился. Иногда я посещал такие дома. Они все воняют, потому что там умерло время. Думаю, вы понимаете, о чём я говорю. Это сложный запах: немного заплесневелый, немного грязный, немного пряный. Удушливый, цепкий, тянущийся за вами целый день после того, как вы покинули старые стены.
Пожалуйста, не стесняйтесь.
Будочник потянулся за чашкой и наполнил ее тёмным густым чаем. Белёсый пар поднялся над золотистым ободком, приняв форму вопросительного знака, но Будочник поспешно смахнул его ладонью.
Сахар у вас тоже по талонам? Я снял со старой пыльной лампы траченный молью абажур и покрутил в руках, сдерживая желание нахлобучить эту уродливую конструкцию на голову хозяина дома.
Будочник, словно прочитав мои мысли, миролюбиво улыбнулся:
О, ну что вы. Прошу.
Он подвинул ко мне сахарницу; серебряные щипчики клацнули о фарфор сухо и хищно.
Я соскучился по общению. Здесь тоска смертная, на улице холодно, а когда куклы говорят, я не могу понять ни слова.
Только сейчас я заметил, что две дамы, присутствующие в комнате, на самом деле были большими куклами. Одна по-прежнему оставалась в тени. Огонёк на фитиле дрожал и потрескивал, тени метались по её лицу, искажая черты. Когда у одной из теней за её спиной выросла на голове копна копошащихся змей, я решил, что моё желание разглядеть её лицо не так уж и велико. Вторая, белокожая, выглядела бы нормальной, если бы из уголка кровавого рта не тянулась тонкая алая струйка. Поймав мой взгляд, она медленно промокнула рот и деланно улыбнулась.
Меня обдало ознобом. Она была очень красивая и безнадежно неживая.
И тут губы её шевельнулись. Потом ещё и ещё. Старательно артикулируя, она проговаривала какое-то слово, но до моих ушей не доносилось ни звукакак будто между ней и мною было толстое стекло, и я видел только, как двигаются её губы. Зачарованный, я положил абажур на стол и присел рядом с ней.
Раз за разом она повторяла одно и то же слово, всё быстрее и быстрее, но я не умел читать по губам.
Она великолепна, не правда ли?
Будочник поднялся со своего кресла, и его тень нависла надо мной.
Украшение коллекции, одна из лучших Увы, нельзя создать совершенную куклу из разбитых иллюзий, прежде не лишив их голоса.
Это был странный контраст. Будочник растягивал слова, вещая с пафосом новичка-декламатора, выступающего на вечере поэзии в доме престарелых, а кукла беззвучно тараторила, мучительно вытягивая шею, словно непроизнесенное слово душило её.
Вопль за стеной, дрожащий от ярости, распадающийся на множество подголосков, заставил меня вздрогнуть и сжать кулаки. Я выскочил в тёмный коридор, готовый не то спасать, не то спасаться, но Булочник замахал руками, как добрый дядюшка-пекарь на убегающее тесто.
Пустое, пустое, не стоит обращать внимания!
Словно по мановению дирижёрской палочки, крик оборвался так же резко, как возник. За разбухшей дубовой дверью воцарилась гробовая тишина, и тени, взметнувшиеся было до потолка, снова расползлись по углам гостиной.
Я замер, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Из этих создать кукол не получилось. Будочник, уже стоящий рядом со мной, тяжело вздохнул. Их слишком хорошо помнят Он внезапно осёкся, но тут же продолжил:А не надо было упрямиться. Абсолютная красота требует абсолютных жертв. Вот Теперь кричат, хотят быть услышанными. У них в любом случае выхода уже нет.
Он посмотрел мне прямо в глаза:
Но у вас-то есть. Почему вы не хотите проснуться?
А что, я сплю?
Да, удручённо качая головой, проговорил Будочник, вы спите. Разве весь этот абсурд, он повёл руками по сторонам, возможен где-либо ещё, кроме кошмара? Всё здесь происходящееплод вашего воображения.
Я подошёл к двери, за которой опять расшумелись неведомые мне сущности, и спросил Будочника, что произойдёт, если я выпущу его драгоценные и непокорённые иллюзии на свободу.
Он пожал плечами и усмехнулся:
Ну какая вам разница, что случится с ними в вашем сне? Скажите лучше, понравился ли вам чай?
И тут я понял, что чай был совершенно безвкусным.
Бинго! Будочник щёлкнул пальцами. Здесь нет запахов. Нет звуков. Нет вкуса. Ничего нет. Только игра вашего подсознания. Вы знаете, как вернуться домой?
Не отпуская ручку двери, я покачал головой.
Возвращайтесь к машине. Выезжайте на шоссев какой-то момент вы пересечёте границу сна и проснётесь дома, в кровати. Вы же Эву ищете? Наверняка она ждет вас дома. Не упрямьтесь, не цепляйтесь за этот сон. Вам стоит поспешить. Время жизнитик-так, тик-так, он закачал головой, как китайский болванчик, неумолимо уходит.
И всё-таки, что будет, если выпустить кричащих призраков? Будочник, приятель, как же ты меня задрал! Надеюсь, они растащат твою паскудную душонку на лоскуты, на фрагменты. На, мать твою, талоны!
С этой мыслью я потянул дверь на себя
5
И оказался в салоне автомобиля, летящего по шоссе.
Водительские рефлексы сработали мгновенно, машину я выровнял, но ударившая по ушам звуковая волна: «Бэби, бэби, без паники!» заставила меня вздрогнуть. Выругавшись, я потянулся к панели, чтобы выключить радио, но залихватская мелодия внезапно потеряла ритм, «поплыла», и искажённый голос гнусаво завыл:
Тьма-а-а идё-о-от по торфянику-у-у,
ды-ым сжира-а-ает следы.
Где же прячешься ты-ы-ы?
Я найду тебя, помни по-о-омни по-омни-и-и
Электронное табло замерцало. «12:03! 12:03!»вспыхивали и тряслись в дикой тарантелле цифры на часах.
Я резко ударил по сенсорной панели, отключая безумный вой.
Что за херня? Не было там таких слов!
«По-о-омни-и»заунывным стоном баньши до сих пор звучало в ушах.
Помни
«Их слишком хорошо помнят»всплыли в памяти слова Будочника.
И тут же: «Да, помню, у вас красивая жена».
И следом: «Она великолепна, не правда ли? Украшение коллекции»
И как сход лавиныкровавые губы, раз за разом мучительно складывающиеся в
«Помни! Помни! Помни! Помни!»
Так вот каким словом захлебывалась несчастная кукла!
Сон, говоришь? Ах ты ж с-сука!..
Я резко свернул с трассы и припарковался в ближайшем «кармане». Чёрта с два я спал, лживая тварь! Что бы ни происходило вокруг меня, и по какой бы причине весь этот кошмарный абсурд ни воспринимался только с одной эмоциейзлостью (точь-в-точь как в дурном сне, когда самый сильный очаг возбуждения перекрывает остальные, и тебе не только не страшно, но даже не удивительно), но сейчас я был как никогда уверен: это не сон. Яздесь и сейчас, и у меня горит кожа от яркого солнца, я слышу, как мимо проезжают автомобили и чувствую шершавую поверхность руля, но Я в другом пространстве?
Я медленно выдохнул. Опустил козырек, и на лицо упала спасительная тень. Надо было хоть как-то сложить в голове детали пазла.
И Будочник, и Жонглёр хотели, чтобы я вернулся в свой мир, один, без Эвы. Для Будочника моё присутствие было помехой, но теперь уже понятно, что он вёл меня по какому-то своему маршруту, а я, дурак, на это купился.
«Помни»? Но что я должен был помнить?..
Шар, который мне всучил Жонглёр, загорелся, когда я подумал об Эве. Лёд треснул, когда на меня нахлынули воспоминания. Мраморная скала Блики огня на Ловце Раскалённая галька на берегу озера Ползущий за мной туман, и слова Жонглёра о том, что ищут не меня. Маяк у меня в голове. «Пока ты здесь, её не найдут другие» Куклы! Куклы Будочник решил пополнить свою коллекцию? А я, как маякпока я здесь, увожу его по ложному пути? Или он вел меня, точно зная, где я окажусь в любую минуту и тогда мое присутствие не мешает ему найти Эву? Но почему? Возможно ли, что мы с Эвой являемся частью одной и той же красивой иллюзии? А если так, то почему туман не тронул меня?
Из раздумий вырвал резкий звонок телефона.
Когда увидел на заставке фотографию смеющейся Эвы, задрожали пальцы. Сенсор я смог активировать только со второго раза.
Я не смог сказать даже «алло», горло свело спазмом.
Но она заговорила сама.
Привет, дорогой, и вместе с её голосом я услышал пение птиц. Ненадолго
Где ты, милый, кажется, я заблудилась, второй голос, звучащий на фоне городского шума, перекрыл и птичий щебет, и вопросы первой Эвы.
И третья вдруг откликнулась:
Боже мой, где ты? Я звоню битый час
А потом ещё несколько ворвались в разговор. Одна по-прежнему ждала меня у Будочника, вторая вышла к какому-то туристическому лагерю, третья ехала домой на поезде. Они все говорили разом, то звуча в унисон в отдельных словах, то рассыпаясь битым стеклом расколовшихся фраз.
Где среди них настоящая Эва, в каком из голосовнежных, спадающих до шёпота, прерывающихся от волнения, игривых, извиняющихсядрожит и колеблется лёгкое её дыхание?
Я не знал.
Хватит, замолчи, хватит! Я стиснул телефон так, что экран чуть не треснул. Эва, если это ты, скажи мне одногде ты сейчас!
Огорчённый вздох. Укоризненный выдох. Издевательский смешок. Тающий шёпот.
Тш-тш-тш-ш-ш-ш Голос песка.
Обрывки воспоминаний, не сложившиеся встречи, не сказанные в свой срок словавсё, что здесь на время обретает причудливые формы и пытается убедить самоё себя в том, что живётвот что говорило со мной только что. Иллюзии.
Я не знал, где ее искать. Но в этот момент я нисколько не сомневался, что Будочникуже знает. И с этими мыслями развернул машину
К парковке у озера я подъехал быстро. Даже как-то слишком быстро, но на мелочи вроде взбрыков времени я уже не обращал внимания. Выскочил из машины и припустил к берегу. Всё сначала, бег по кругу. Кажется, я здесь уже целую вечностьи всё время бегу, бегу, бегу по этому чёртовому уроборосу, пожирающему и рождающему себя снова.
К бревенчатому магазину я подбежал с уже окрепшим убеждением, что в самом деле хожу кругами. Эти круги иногда наслаиваются друг на друга, я оказываюсь на распутье, но вместо прямой выхожу на другой круг.
Была ли покосившаяся деревянная хибара на берегу озера, заполненная всем необходимым для туристов барахлом, такой точкой пересечения и выйду ли я на новый, неизведанный ещё круг, и найду ли на этом круге, что так тщетно до сих пор искал, я не знал.
Что ж, начнём сначала. Где там этот кукольник, коллекционер хренов, прячется?
Я открыл дверь с твёрдым намерением сделать Буратино из самого Будочника, но замер на пороге.
Эва, с кислотно-розовыми аквасоками в руках, стояла перед кассой и нетерпеливо постукивала ножкой по дощатому полу. Никого нет, сказала она, и не было никого, она ждёт уже сколько? Добрых десять минут? Странный магазин, заходи, бери что хочешь.
Я стоял и смотрел на неё как дурак, боясь моргнуть. Я в самом деле боялся шелохнуться: а вдруг исчезнет? Вдруг это опять помрачение, и я вижу то, что так хочу видеть?
Но она подошла сама. Прикоснулась к моему лбу, озабоченно хмуря брови.
Ты не перегрелся случайно? Бледный очень, и глаза совсем больные.
Я чувствовал лёгкую ладонь на лице, её запах, тепло тела, и внутри медленно отпускало до предела пережатую пружину. Обхватил её неловко одной рукой, прижал к себе, зарылся лицом в волосы. Видимо, силу не рассчитал, потому что Эва возмущённо пискнула. Потом расслабилась, обвила руками и прошептала глухо, обдавая тёплым дыханием шею:
Да что с тобой такое? Ну, точно перегрелся, тебя колотит всего.
Я только кивнул. Потом сказал:
Поехали домой. Бегом до парковки, ладно? В машине под кондиционером мне станет лучше, обещаю.
Она свела брови на переносице и склонила голову.
До какой ещё машины? Мы разве на машине?
Да! почти закричал я, увлекая её к выходу. Она запротестовала, что не заплатила за обувку, и я швырнул в сторону кассы талон. Не давая опомниться, вытащил на верандуи тут меня настиг второй полярный пушной зверёк. Ни склона холма, ни дорожки через лес, ведущей к парковке, ни самого леса я не увидел. По обе стороны от меня простирался только луг выжженого ковыля, через который тропа убегала на дальний пляж.
Эва робко потянула меня за рукав. Мы не приехали сюда на машине, сказала она, и её голос дрожал от тревоги. Мы пришли через туннель
Из горящего Города?
Господи, да из нашего города Обычного
Я не знал, что ответить. У меня не осталось ориентиров. Я доработался до того, что слетел с катушек или этот мир окончательно свихнулся?
Да и какая разница
Медленно сошёл с крыльца, сел на нижней ступеньке. Немного замешкавшись, Эва села рядом, прижалась ко мне. Нож в заднем кармане мешал, я достал егои Ловца заодно. Повертел в руках: ну да, самое время «паутину» плести, хорошее занятие для шизика.
Пока я пытался из обломков недавних смыслов выстроить хоть какое-нибудь мало-мальски логическое объяснение, Эва, ничего не говоря, потянулась за дрожащим на ветру пёрышком, запутавшимся в жухлой траве. Всё так же молча взяла Ловца с моей ладони, приложила перо, покрутила так и эдак.
Откуда это у тебя?
Какая разница, малыш?
Повисла пауза, и я посмотрел ей в глаза. Тревога плескалась на дне зрачков тёмной водой. Вот только слёз сейчас не хватало.
Я обнял её за плечи, поцеловал в висок.
Да всё в порядке, расслабься. Парнишка один отдал, просил закончить. Я и подумал, что ты порадуешься. Сделаешь?
Эва кивнула, разглядывая безделушку. Скрутила в пучок нити и негромко сказала, что на самом деле никакие это не нити. Конский волос это, белой лошади. Помню ли я, что такая вот белая лошадь была у наших соседей, Андрэ и Джаннет? И она, Эва, выбираясь на велосипедную прогулку по утрам (без меня, так откуда мне знать, какая была у соседей лошадь?), часто останавливалась у их ограды, гладила лошадь по бархатистой шкуре между ноздрями и разговаривала. То ли с лошадью, то ли сама с собой.
Белая лошадь
Мы с Эвой разом глянули друг на друга, её и без того огромные глаза распахнулись ещё больше, и я вдруг увидел себя за рулём, увидел, как горит лес с обеих сторон дороги, как огонь узким ручьём змеится по обочине, пока ещё по обочине, но он набирает силу, растёт и ширится, а небо над нами становится оранжевыморанжевым в полдень. И подростки идут по краю просёлочной дороги, ведут куда-то белую лошадь. Они на удивление спокойны, а я снижаю скорость и в приоткрытое окно ору им: «Бросайте всё, мы вас довезём!». Они отказываются: сейчас должна подъехать коневозка, и всё будет в порядке, и слышу, как Эва неожиданно спокойным голосом начинает молиться.
«Господи»
Пауза Жарко, очень жарко. Пот заливает глаза. Я включаю кондиционер, чтобы хоть немного охладить воздух. Запах гари мгновенно заполняет машину. Кедровый лес разгорается быстро, как будто его бензином облили; пожар выдирает из глотки последние остатки кислорода.
«Помоги всем нам»
Пауза Вспышка молнии прямо над нами. Дом сгорит дотла. Пять лет работы. Что останется на его месте? Только гвозди тут и там да дверные петли.
«Спаси и сохрани»
Пауза Нечем дышать, я выключаю кондиционер. Пауза затягивается. Эва стаскивает с себя майку, разрывает её пополам и выливает на ткань остатки воды. Прижимает к лицу мокрую тряпкусперва мне и только потом себе.
Полыхающий слева лес трещит, огонь гуляет по еловым веткам, взбирается по стволам, дым густеет и наливается чернотой. Пламя ещё не вышло на дорогу, я надеюсь, что мы прорвёмся, мы должны успеть, я не позволяю себе думать, что таком ветре огонь за секунды пересекает расстояние величиной с футбольное поле. Да, там где-то впереди пожарные и машины скорой помощи. Но там ли ещё? Что, если впереди уже только огонь? Почему я медлил, почему не ушёл с собрания сразу, как только получил оповещение о лесном пожаре? Потому что сказал себе, что собрание заканчивается через десять минут, что пожар от нас слишком далеко Да, говори себе сейчас, что ты не предполагал, что поднимется ветер, что огонь изменит направление и, вместо того, чтобы бушевать в километрах от нас, кинется через поля к дому, точно голодный зверь. Эва, возвращаясь с утренней пробежки, увидит проблески пламени в кустах (я уже в дороге, я вижу её сообщение, набираю номер и кричу в трубку, что скоро буду, требую, чтобы не заходила в дом, ждала меня у ворот). Она поймёт, что у неё всего несколько минут, чтобы добежать до дома и вывести собак. Но, прибежав, увидит лужайку в огне, горящую крышу и занявшийся огнём второй этаж, а потом услышит отчаянный визг погибающих в огне собак. Она ничего не сможет сделать, а я, приехав минутами позже, крикну ей «В машину, быстро!», потому что ветер опять поменял направление и выбираться нам придётся по шоссе, охваченному огнём.