Ничего так вид, отметил он, наклоняя стопку в сторону окна.
Угу, отозвался Митч. Давненько не любовался настолько впечатляющим видом. Надеюсь, что в следующем месте, куда мы отправимся, будут такие же окна.
Виктор снова кивнул, довольно рассеянно, и прижался лбом к прохладному окну. Он не мог себе позволить думать про «следующие» или «после». Он слишком много времени провел, думая про «сейчас». Ожидая «сейчас». «Следующие» в его мире были короткими и быстрыми, отделяющими его от Эли. И они так быстро улетали!
Митч зевнул.
Ты точно в порядке, Вик? спросил он, возвращая пакет в холодильник.
В полном. Спокойной ночи.
Ночи, сказал Митч, бредя к себе в комнату.
Виктор наблюдал в стекле за уходящим Митчем, а потом два бледных пятнаего собственные глаза, отраженные на фоне темных зданий, вернули его обратно. Виктор отвернулся от огромных окон и допил стопку.
На журнальном столике у дивана лежала папка, из которой вывалилось несколько листков. Лицо спокойно смотрело со снимка: правые глаз и щека прятались под папкой. Виктор поставил пустую стопку на столешницу и отбросил обложку, открывая лицо целиком. Это была страница газеты «Нэшнл Марк», которую он купил этим утром.
ГРАЖДАНИН-ГЕРОЙ СПАСАЕТ БАНК
Ниже шла статья о молодом, но не по годам зрелом мужчине, который оказался в нужном месте в нужное время и рискнул жизнью, чтобы остановить вооруженного грабителя в отделении банка.
«Банк «Смит и Лодер», один из важнейших центров северного финансового района Мирита, вчера стал местом сорвавшегося ограбления: гражданин не пропустил нападавшего в маске к деньгам. Герой, пожелавший остаться неназванным, сообщил властям, что в нескольких кварталах от банка заметил подозрительного мужчину и что беспокойство заставило его пройти следом. Перед банком мужчина натянул маску, и к тому моменту, когда гражданин его догнал, тот уже ворвался внутрь. Демонстрируя бесстрашие, гражданин вошел за ним. По словам клиентов и служащих, находившихся в помещении, грабитель сначала казался невооруженным, но затем открыл огонь из неустановленного оружия по витражному потолку, так что разбившиеся осколки посыпались на захваченных в заложники людей. Затем он прицелился в банковский сейф, но отвлекся на появившегося гражданина. Управляющий банком сообщает, что грабитель навел оружие на попытавшегося вмешаться гражданинаи воцарился хаос. Раздались выстрелы, и в суматохе клиентам и служащим удалось выбежать из здания. К моменту прибытия полиции все уже закончилось. Грабитель, которого позже опознали как психически неуравновешенного мужчину по имени Барри Линч, был в драке убит, а сам гражданин травм не получил. Это был гадкий день со счастливым концом и поразительная демонстрация мужества жителя Мирита. Нет сомнений, что город счастлив видеть на своих улицах такого героя».
Виктор по своему обычаю вымарал большую часть текста, и в результате осталось следующее:
. местом гражданин Герой. остаться неназванным. беспокойство... бесстрашие.. в суматохе.. травм не получил.. поразительная демонстрация..
Это принесло Виктору некоторое успокоение (такое вымарывание слов), однако и в этом виде статья не меняла того, что некоторые вещи тут явно выглядели странно. Во-первых, сам грабитель. Барри Линч. Виктор поручил Митчу собрать информацию, и из того немногого, что им удалось нарыть, у Барри было несколько признаков ЭО. Он не только перенес клиническую смерть, но и в течение следующих месяцев неоднократно был под арестомкаждый раз за грабеж с использованием неустановленного оружия. Полиция ни разу не нашла при нем оружия, так что его отпускали. Виктор не мог не заподозрить, что оружием стал сам Барри.
Но еще более любопытным и тревожным, чем возможный ЭО, был фотографический снимок гражданина-героя. Он пожелал остаться неназванным, однако безымянность и анонимностьвещи разные, особенно для газет, так что под заметкой было напечатано фото. Зернистый снимок молодого человека, отворачивающегося от места происшествия и камер, но бросающего последний, почти нахальный взгляд на журналистов.
Улыбка на лице мужчины была безошибочно узнаваемоймолодая и гордая, точно такая же, какую он когда-то адресовал Виктору. Совершенно та же улыбка.
Потому что Элиот Кардейл не постарел ни на день.
XVII
Десять лет назад
Локлендский университет
Эли сделал несколько судорожных вдохов, прижимая руки к груди. Его глаза пытались открыться, старались сфокусироваться. Он осмотрел ванную комнату, лежа на брошенном на пол одеяле, а потом перевел неуверенный взгляд на Виктора.
Эй, с трудом произнес он.
Эй, отозвался Виктор, еще не отошедший от панического страха. Как ты себя чувствуешь?
Эли закрыл глаза и повел головой из стороны в сторону.
Не не знаю Отлично вроде.
Отлично? Виктор наваливался ему на ребра, переломал не меньше половины из них, судя по своим ощущениям, а Эли чувствует себя отлично? Виктор чувствовал себя полумертвым. Даже хуже. Как будто каждую частицу его существа вырвали, перекрутили или завязали. Но, с другой стороны, Виктор ведь и не умирал, так? Не до такой степени: Эли точно умер. Он сидел и смотрел, позаботился о том, чтобы Элиот Кардейл превратился в замороженный труп. Может, дело в шоке. Или в трех уколах адреналина. Да, конечно, дело в этом. Но даже с учетом шока и отнюдь не полезной дозы адреналина отлично?
Отлично? переспросил он.
Эли пожал плечами.
А ты можешь
Виктор толком не знал, как закончить свой вопрос. Если их нелепая теория оказалась верной и Эли каким-то образом приобрел необычную способность, просто умерев и вернувшись, то будет ли он вообще об этом знать?
Похоже, Эли понял, как заканчивается его вопрос.
Ну, я не могу усилием воли зажечь огонь, или устроить землетрясение, или еще что Но я не умер.
Виктор услышал, что его голос чуть дрожит от облегчения.
Теперь, когда они сидели на кипе мокрых одеял и полотенец на залитом водой полу ванной, весь их эксперимент казался идиотизмом. Как они могли так рисковать? Эли еще раз протяжно и тихо вздохнул и встал на ноги. Виктор поспешно подхватил его под руку, но Эли оттолкнул его.
Я же сказал, что все отлично.
Он вышел из ванной, стараясь не смотреть на воду, и исчез в своей комнате, чтобы взять одежду. Виктор в последний раз запустил руку в ледяную воду и вытащил пробку. К тому моменту, когда он прибрался в ванной, Эли вышел обратно в коридор, полностью одетый. Он рассматривал себя в зеркале, чуть хмуря брови.
Эли потерял равновесие и уперся рукой в стену, чтобы удержаться на ногах.
Кажется, мне надо начал он.
Виктор ожидал, что фраза закончится словами «к врачу», но Эли встретился с ним взглядом в зеркале, улыбнулся (не самой лучшей из своих улыбок) и сказал:
Выпить.
Тогда Виктор тоже заставил свои губы сложиться в подобие улыбки.
Это я могу устроить.
* * *
Эли настоял, чтобы они куда-нибудь пошли.
Виктор считал, что они вполне могли бы напиться у себя в квартире, но поскольку травма Эли была последней по времени и он был довольно-таки решительно настроен на выход из дома, возможно, желая это отметить, Виктор пошел ему навстречу. Теперь они оба оставили порог трезвости далеко позади (или, по крайней мере, это сделал Виктор: Эли оставался на удивление ясно мыслящим, учитывая количество поглощенного ими спиртного) и, покачиваясь, брели по улице, которая столь удачно вела от местного бара к их дому, устраняя необходимость в транспортном средстве.
Несмотря на приподнятое настроение, они оба старались не касаться того, что только что произошло и насколько Эли да на самом деле им обоим повезло. Они не стремились это обсуждать, а в отсутствие признаков ЭкстраОрдинарности (не считая ощущения экстраординарного везения) у обоих не было причин торжествоватьможно было только благодарить судьбу, что они охотно делали на пути к дому, поднимая воображаемые, но полные до краев бокалы к небу. Они лили невидимое питье на асфальт в качестве даров Земле, Богу, судьбе или тем силам, которые позволили им развлечься и выжить, осознав, что ничего большего за этим не было.
Виктору было тепло, несмотря на снегопад: он чувствовал себя живым и даже радовался остаткам боли, вызванной его собственной близостью к смерти. Эли ошеломленно улыбнулся ночному небу и сошел с тротуара. Вернее, попытался. Его каблук попал на самый край бордюрного камня, и он споткнулся и упал на четвереньки прямо на грязный снег со следами шин и осколками стекла. Он зашипел и попятился, и Виктор увидел кровькрасное пятно на грязной, присыпанной снегом улице. Эли сел на бордюр, развернув ладонь к ближайшему фонарю, чтобы лучше рассмотреть прочертивший ее порез с остатками брошенной кем-то пивной бутылки.
Ух! сказал Виктор, наклоняясь над ним, чтобы осмотреть порез, и чуть не потерял равновесие.
Он ухватился за фонарный столб, а Эли тихо выругался и вытащил самый крупный осколок.
Швы накладывать придется?
Он поднес окровавленную ладонь к глазам Викторакак будто глаза и рассудок друга в этот момент работали лучше его собственных. Виктор прищурился, готовясь дать ответ с максимально возможной убедительностью, и тут что-то произошло.
Порез у Эли на ладони стал закрываться.
Мир, раскачивавшийся у Виктора перед глазами, внезапно замер. Отдельные снежинки повисли в воздухе, облачка пара замерли у их губ. Никакого движения не было, если не считать заживающую плоть Эли.
И Эли, видимо, это почувствовал: он опустил руку себе на колени, и они оба смотрели, как зарастает порез от мизинца до большого пальца. В считаные секунды кровотечение прекратилось (уже пролившаяся кровь высыхала на коже), а рана превратилась всего лишь в складочку, в бледный шрама потом и этого не стало.
Порез просто исчез.
За несколько мгновений они прожили часы, осознавая, что это означает, чего они добились. Это было экстраординарно.
ЭкстраОрдинарно.
Эли потер большим пальцем новую кожу на ладони, но высказался первым Виктор, причем с красноречием и выразительностью, которые идеально соответствовали ситуации:
Господи, вот дерьмо!
* * *
Виктор уставился вверхв то место, где край крыши их дома встречался с облачной ночью. Стоило закрыть глаза, и у него появлялось чувство, будто он падает, оказывается все ближе и ближе к кирпичам, так что он старался держать глаза открытыми, сосредоточившись на странном шве наверху.
Идешь? спросил Эли.
Он держал дверь открытой и чуть не прыгал на месте в своем нетерпении поскорее попасть в дом и найти что-то, чем можно было бы нанести себе физическую травму. В его глазах пылал радостный огонь. И хотя Виктор не то чтобы его винил, но у него не было никакого желания всю ночь сидеть и смотреть, как Эли себя ранит. Он уже насмотрелся на это по дороге домой: Эли делал попытку за попыткой, оставляя на снегу следы крови, которая успевала пролиться до того, как раны заживали. Он уже оценил способность. Эли стал ЭО в регенерирующей плоти. Виктор ощутил кое-что, когда Эли вернулся к жизни вроде бы без ЭО-способностей: облегчение. Теперь, когда в его окосевшие глаза всю дорогу домой тыкали новыми способностями Эли, облегчение превратилось в волны паники. Он скатится до роли подручного, стенографиста и стал всего лишь пробным камнем для идей Эли.
Нет.
Вик, так ты идешь или нет?
Виктора снедали любопытство и зависть, и единственным известным ему способом справиться с обоими этими чувствами, подавить желание лично нанести Эли травмы (или, по крайней мере, попытаться это сделать) было уйти.
Он мотнул головой и резко замер: окружающий мир продолжил качаться из стороны в сторону.
Ты иди, сказал он, изобразив улыбку, которая не достигла его глаз. Иди, поиграй с острыми предметами. Мне надо прогуляться.
Он спустился по лестнице, дважды чуть не упав за три ступеньки.
А ты в состоянии идти, Вейл?
Виктор отмахнулся от него.
Я же не за руль сажусь. Просто подышу немного.
И с этими словами он направился в темноту, имея перед собой две цели.
Первая была простой: оказаться как можно дальше от Эли, чтобы не сделать чего-то такого, о чем он потом пожалеет.
Вторая была сложнее, и все тело болело от одной только мысли о подобном, но выбора у него не было.
Ему нужно было спланировать свою следующую попытку умереть.
XVIII
Два дня назад
Отель «Эсквайр»
«Я хочу верить, что есть что-то большее. Что мы можем стать чем-то большим. Черт, мы могли бы стать героями».
Виктору стало трудно дышать при виде неизменившегося лица Эли на газетном снимке. Это сбивало с толку: от Эли у него остался только мысленный образ десятилетней давностии тем не менее этот образ идеально совпадал с тем, что был на газетной полосе, словно два экземпляра одного слайда. То же самое лицо по всем физическим параметрам и в то же времянет. Годы отразились на Викторе более явно, сделав его жестче, но и Эли они не оставили нетронутым. Он не выглядел повзрослевшим ни на один день, однако та заносчивая улыбка, которую он частенько демонстрировал в колледже, сменилась чем-то более жестоким. Как будто маска, которую он так долго носил, наконец спала, а таилось под ней вот это.
И Виктор, который так хорошо умел все разбирать на части и понимать, как они устроены как он сам устроен смотрел на фото и испытывал противоречивые чувства. «Ненависть» была слишком простым словом. Они с Эли были связаныкровью, смертью, наукой. Они были похожисейчас больше, чем когда-либо. И ему не хватало Эли. Ему хотелось его увидеть. И хотелось увидеть, как он страдает. Увидеть глаза Эли, когда он, Виктор, зажжет в них боль. Хотелось добиться его внимания.
Эли был как заноза, вонзившаяся Виктору под кожу, и это было больно. Виктор способен был отключить все нервы в своем теле, но ничего не мог поделать с тем саднящим чувством, которое ощущал при мысли о Кардейле. В онемении самым неприятным было именно то, что оно устраняло всено не это, не удушающую потребность травмировать, сломать, убить, которая обволакивала его, словно толстая пелена сиропа, так что он в панике возвращал физические ощущения обратно.
Теперь, когда он подобрался так близко, заноза словно вошла глубже. Что Эли делает здесь, в Мирите? Десять летбольшой срок. Десятилетие способно сформировать человека, полностью его изменить. Оно изменило Виктора. А что насчет Эли? Кем стал он?
Вик дернулся от внезапного желания сжечь снимок, разорвать в клочкисловно повреждение бумаги могло как-то отразиться на Эли Но они, конечно, не могли. Ничто не способно ему навредить. И потому Виктор сел и отложил газету подальше, чтобы не поддаться соблазну ее испортить.
В газете Эли назвали героем.
Виктор захохотал на этом слове. Не только потому, что это было абсурдом, но и потому, что ставило вопрос. Если Эли действительно герой, а Виктор вознамерился его остановить, то не превращает ли это его самого в злодея?
Он сделал большой глоток спиртного, откинул голову на спинку дивана и решил, что его это не смущает.
XIX
Десять лет назад
Локлендский университет
Когда на следующий день Виктор вернулся домой с лабораторной работы, то обнаружил Эли за кухонным столомвспарывающим себе кожу. На нем были те же спортивные брюки и толстовка, в которых Виктор видел его накануне ночью, когда наконец вернулся с прогулки, немного протрезвев и составив первые наметки плана. Теперь Виктор захватил шоколадный батончик, повесил рюкзак на спинку кухонного стула и плюхнулся на него. Вскрыв обертку, он постарался не обращать внимания на то, как пропадает аппетит при виде занятия Эли.
А тебе сегодня не надо дежурить в больнице? спросил Виктор.
Это даже не сознательный процесс, благоговейно прошептал Эли, проводя лезвием ножа по руке: рана заживала следом за движением ножа, цветком появляющейся и исчезающей крови, словно тошнотворный цирковой трюк. Я не могу прекратить восстановление ткани.
Бедняга! холодно поддел его Виктор. А теперь, извини
Он выразительно приподнял батончик.
Эли оставил нож прямо в ране.
Брезгуешь?
Виктор пожал плечами.
Просто легко отвлекаюсь, ответил он. Выглядишь ужасно. Ты спал? Ел?
Эли моргнул и отложил нож.
Думал.
Организм мыслями не питается.
Думал об этой способности. О регенерации. Глаза у него блестели. Почему из всех возможных способностей у меня оказалась именно она? Может, все не случайно. Может, есть какая-то корреляция между личностью и получаемой способностью. Может, этоотражение психики. Я пытаюсь понять, как вот это, он поднял окровавленную, но неповрежденную руку, отражает меня. Почему Он решил дать мне