Шнаузе и Вольфштайн смешались в волнении, но вовремя опомнились и подскочили навстречу оперной диве.
Здравствуйте, Татиана! Добро пожаловать в Вену! Я господин Вольфштайн, дирижер Венской оперы, а это господин Шнаузенаш дорогой директор! нарочито медленно и с выражением продекламировал Вольфштайн на английском.
Татьяна улыбнулась и, пожав им обоим руки, ответила на хорошем немецком, почти без акцента:
Здравствуйте, господа! Мне очень приятно с вами познакомиться! А это Джузеппе, мой европейский секретарь. Приношу вам свои извинения: он всё напутал и сам приехал меня встречать Его бабушка очень хотела, чтобы я спела её любимую арию перед важной операцией Я не смогла отказать и была уверена, что Джузеппе предупредил вас!
О, не стоит беспокоиться, фройлен Ларионова! Мы с господином Вольфштайном прекрасно провели время и уже успели отобедать! А Вы ведь, должно быть, голодны? с любезной улыбкой, вкрадчиво предложил Шнаузе.
Татьяна слегка замялась.
Хорошо, что вы провели время с пользой! Я бы с удовольствием поела, но позже Дело в том, что в доме у бабушки Джузеппе меня вкусно накормили! мягко ответила она, трепетно моргая при этом и заливаясь лёгким румянцем.
Дирижер и директор слушали русскую диву и таяли, зачарованные её женственными манерами и обаянием. Они уже и забыли о задетой чести, потраченном впустую времени и обидах. Им казалось, что рядом с Татьяной можно стоять вечно и просто созерцать движения её головы, улыбку и глубину синих глаз. Повисла неловкая пауза. Секретарь певицы с недовольной миной сложил на груди руки, очевидно, ожидая развития событий. Сама Татьяна почувствовала себя не в своей тарелке и, встретившись глазами с новыми знакомыми, с милой улыбкой предложила им:
Может быть, поужинаем сегодня вместе, если вы не заняты?
Да! Мы согласны! выпалили почтенные господа одновременно.
Джузеппе закатил глаза, пробормотав что-то на итальянском, и поспешно отказался от совместного ужина. Он сослался на семейные дела и немедленно ретировался, оставив Татьяну наедине с восхищенными австрийцами. Те застыли с дурашливыми улыбками на лицах, глядя на Татьяну в упор, уже и не думая о приличиях. Русская дива удивилась про себя, но вслух сказала что-то вроде того, что устала и что они могут встретиться в холле её отеля в семь часов вечера. Господа медленно кивнули в знак согласия, продолжая глупо улыбаться. Тогда певица помахала им рукой и поспешила к лифту, готовая разразиться самым несдержанным хохотом.
Оказавшись одна в лифте, она выпустила свой смех наружу. Он вырывался свободной птицей, вызывая у своей хозяйки слёзы и неожиданные гримасы. Утерев лицо тыльной стороной ладони, Татьяна вышла из лифта и грациозно продефилировала к себе в номер. Там она, наконец, сбросила с ног туфли на каблуках и плашмя плюхнулась в пушистое облако кровати. Набрав номер ресторана, она попросила принести ей двойную порцию картошки фри через час и, весело хихикая, отправилась в ванную.
Дирижёр и директор оперы тем временем постепенно выходили из зачарованного состояния и поглядывали друг на друга, часто моргая, словно глупые совята. Вольфштайн вдруг проговорил неуверенно и как-то несуразно:
Что ж, дорогой Шнаузе, нам нужен королевский ресторан, Вы это поняли, да?
Шнаузе молча кивнул и медленно побрёл к выходу. Дирижёр вздохнул и последовал за ним.
К назначенному времени они прибыли в тот же отель, одетые по-вечернему элегантно и празднично. Поёрзав в уже знакомых им креслах минут пятнадцать, почтенные господа занервничали и принялись озираться по сторонам. Татьяны всё не было. Конечно, можно было позвонить ей в номер и поинтересоваться, собирается ли русская красавица спускаться к ним. Увы, этот вариант отпал сразу же в виду своей невежливости. Но в самом модном ресторане города их ждал столик, и если господа опоздают, они вполне могут остаться без него. И что тогда делать, как развлекать женщину, привыкшую к роскоши и разнообразию во всём?!
Внезапно послышался громкий лай, и из лифта выскочила Татьяна в шелковом кремовом платье с огромным волкодавом на поводке. Пёс рвался вперёд и тащил её вперёд с прытью молодого рысака. Русская певица что-то кричала своему питомцу и смеялась, видя свою беспомощность. Тогда Шнаузе вышел вперёд и резко выкрикнул какие-то команды на немецком. Волкодав мгновенно остановился и сел рядом с видом покорной овечки. Татьяна выронила поводок и облегченно вздохнула.
Господин Шнаузе, Вымой спаситель! О, если бы не Вы испуганно проговорила дива, с ужасом разглядывая свои красные, натертые поводком руки.
Хорошо, что он не успел вытащить Вас на улицу! Он не понимает русского языка: все Ваши крики пёс принял за игру, это только раззадорило его! сочувственно произнёс директор оперы.
Бледная Татьяна молча кивнула в знак согласия. Вольфштайн подошёл к ней и взволнованно воскликнул:
Дорогая, как Вы? Откуда у Вас этот пёс?
Господин Вольфштайн срывающимся голосом начала Татьяна.
Рудольф! быстро поправил её дирижер.
Рудольф, я вышла погулять и встретила друга. Ему некуда было девать собаку, и я согласилась побыть с Диком пару часов. Но без своего хозяина он стал совсем неуправляем! расстроенным голосом проговорила певица.
Татиана, Вы согласились побыть с этим огромным псом, не зная его!? ошеломленно воскликнул Шнаузе, большой знаток гончих и других охотничьих собак.
Господин Шнаузе
Арнольд
Арнольд, я мне неловко было отказать и такая милая собака, эти глаза а потом она побежала и растерянно ответила Татьяна, разводя руками.
Ваш друг заберет её сам или?.. спросил Шнаузе.
Он обещал прийти сюда в семь вечера, но его нет
Видите ли, у нас забронирован столик в самом лучшем ресторане города на семь сорок, и нужно понять, как быть дальше! серьёзно проговорил Шнаузе, и Вольфштайн энергично закивал, поддерживая своего визави.
Но я не могу оставить Дика! Альберт рассердится! возразила русская дива.
Альберт!? Альберт Дирк? Первая скрипка моего оркестра!? гневно воскликнул Вольфштайн.
Ну, да скромно ответила Татьяна.
У Вас много друзей в Вене? сухо поинтересовался Шнаузе, трезво оценивая свои шансы.
Да, удивленно проговорила певица, поглядывая то на дирижера, то на директора оперы.
Шнаузе и Вольфштайн тоже многозначительно переглянулись.
Что ж, берём Дика с собой в ресторан, Шнаузе снова взял инициативу в свои руки. У господина Вольфштайна большой салон, не так ли, Рудольф?
Дирижер судорожно сглотнул и согласно кивнул. Директор оперы мысленно потирал руки. Но тут в отель вошел водитель такси.
Фройлен Ларионова? Машина прибыла.
Соперники потеряли дар речи и остались стоять с волкодавом на поводке, наблюдая как Татьяна выпархивает из отеля и радостно садится в такси.
В ресторане было людно. Пока Татьяна сидела за самым лучшим столиком и благодарно принимала внимание официантов, повара и мэтра зала, Шнаузе и Вольфштайн бранились с сотрудником ресепшена, который встал в позу и ни в какую не соглашался пускать их в зал с ТАКОЙ собакой. Даже сдержанный Шнаузе покраснел от возмущения. На его массивной шее вздулась вена и пульсировала таким негодованием, что его, пожалуй, хватило бы на весь ресторан. В Вене действовало негласное правилособакам и их хозяевам всюду зелёный свет. И вдругс ТАКОЙ СОБАКОЙ! Вольфштайн эмоционировал, размахивал руками, как на премьере, кричал, что он дирижер Венской оперы и что он будет жаловаться. Сотрудник ресторана чинно кивал головой, ехидно ухмыляясь про себя, и упорно держал оборону зала.
Так бы они и ругались, но неожиданно произошло нечто совершенно невообразимое. Дик громко рявкнул, устав от затянувшегося конфликта. Татьяна подняла голову от меню и заметила своих знакомых у входа в зал. Взволнованно ахнув, она подозвала метрдотеля и попросила пропустить всю честную компаниюведь это её друзья! Официанты засуетились и почётным кортежем сопроводили пса и двух господ к столику Татьяны. Дика усадили на подстилке у стены, сразу же предложив ему воду и собачье угощенье, будто бы почётным гостем был он, а не все эти склочные люди. Впрочем, и взбудораженных Шнаузе и Вольфштайна также усадили на мягкие кресла и даже принесли им хороший коньяк в качестве извинения за причиненные неудобства. Господа поворчали немного, но приняв благородного напитка, слегка успокоились.
Татиана, простите, Вы и в этом ресторане всех знаете? удивленно поинтересовался Шнаузе.
Ну, не то, чтобы всех, но кого-то знаю, скромно ответила она.
Мы ведь тоже здесь не первый раз, но нам не удалось договориться, а Вам это удалось с первого раза! сухо заметил Шнаузе.
Мне очень жаль! Просто здешний шеф-повардвоюродный брат моего секретаря Джузеппе, и среди официантов тоже есть его родственники и друзья, а метрдотельрусский, который работал в российском посольстве в Вене. Поэтому так получилось, что я всех знаю! извиняющимся тоном произнесла Татьяна.
Шнаузе смотрел на Вольфштайна и думал, вот оно, дежа вю: они снова чужаки на своём же игровом поле, и родной город не даёт им никаких преимуществ. Вольфштайн тоже смотрел на Шнаузе и тоскливо думал о том же самом. А ещё о том, сколько девушек из его же оркестра мечтали бы сейчас оказаться на месте Татьяны. Но он не стал искать лёгких путей. И вот итог Чужие в своём же ресторане, они ужинают с огромной собакой и абсолютно непредсказуемой русской, которую тут все любят и знают.
Однако пора было возвращаться в игру, ведь дама скучала, и получалось не очень вежливо.
Татиана, Вы знаете, однажды ночью я ехал на своём кабриолете с охоты и решил ради шутки посадить свой трофейубитого оленяна пассажирское место рядом со мной. Но поскольку машина у меня праворульная, олень оказался слева. И вот, рядом с небольшой деревушкой меня останавливает полицейский. Говорит, на всех камерах у меня олень за рулём! Они перепугались там все, а когда увидели, в чём дело, так смеялись, что одному офицеру даже плохо стало! Представляете? Вольфштайн решил поделиться своей весёлой охотничьей историей.
Шнаузе засмеялся вместе с коллегой-дирижером скорее, чтобы поддержать его. Но русская певица посмотрела на них с ужасом и не нашлась, что ответить. Тогда директор оперы перехватил эстафету историй и решил рассказать ей что-то грустное и ностальгичное, чтобы воззвать к исконной русской тоске по страданию.
А я однажды ездил к горному озеру пострелять уток. Приехал, а там тишина. Никого! Час сижу, два. Ничего. Манком их приманиваю, угощение кинул. Нет движения. Впервые так. И только решил я с досадой собираться домой, как из прибрежных камышей кто-то вылетел. Я молниеносно достал ружье, взвел и пальнул. Попал прямо в цель! Подбегаю, а это сова И так мне жалко её стало, что я даже долгое время её фото вместо своей аватарки на фейсбуке держал. Вот так вот, грустно вздохнул Шнаузе.
То есть сову Вам жалко, а уток нет? Она имеет больше прав на жизнь, чем обитатели озера? холодно спросила Татьяна.
Эээ, я не знаю просто все охотятся на уток, на сов нет, и так случайно замялся директор оперы.
А разъезжать с трупами оленей и веселитьсяэто ваша национальная забава? ещё холоднее поинтересовалась Татьяна у Вольфштайна.
Да нет, просто смешно получилось пролепетал тот.
А с трупами местных див вы не ездите, надеюсь? едко заметила певица.
Что Вы, дивы у нас на перечёт! Это редкость! весело ответил Вольфштайн, ещё не уловив суть происходящего за столом.
Как хорошо, что я редкость! Скажите, а у Вас есть менее кровожадные истории? О музыке, например? всё ещё холодно проговорила Татьяна.
О, музыка куда кровожаднее, поверьте! Вот как приедет какой-нибудь выскочка-дирижер, и готовь с ним общее выступление или капризная дива крови попьёт у всех ай! жалобно вскрикнул Вольфштайн, когда Шнаузе пнул его ногой под столом. Ведь он понял, что певица не достанется никому из них, и хотел, чтобы они оба не уронили себя в глазах иностранки, да ещё такой.
Петро, принесите мне, пожалуйста, вегетарианскую лазанью и зелёный салат! попросив первого попавшегося официанта, Татьяна сделала заказ. А господам побольше мяса, сухо добавила она.
А в этом ресторане много вкусных мясных блюд! Отчего бы и Вам не попробовать вместе с нами? продолжал, ничего не понимающий дирижер.
Спасибо, я вегетарианка. И выступаю в защиту животных. В том числе и против охоты, гордо ответила русская дива.
Ой, простите, мы Вас расстроили! Мы не знали! Давайте выпьем чего-то покрепче? Это расслабляет! заботливо предложил Шнаузе.
Я не пью, от Татьяны уже веяло настоящим льдом.
Правда? А я думал, все русские пьют! невинно заметил Вольфштайн.
И водят медведей по улицам вместо собак, Татьяна уже и не скрывала своего злорадства.
Для медведей квартиры маловаты, наверно! попытался пошутить дирижер. Но дурашливая улыбка сползла с его лица, когда на него посмотрели одинаково серьёзные лица Татьяны и Шнаузе. Пожалуй, вечер уже не будет томным.
Впрочем, у этой истории был один плюс. Теперь Шнаузе точно знал, что пари и всякие споры не для него. А ещё он понял, что его австрийская женасамая лучшая!
Мысли Вольфштайна были примерно такими же. Кроме того, он решил, что русские ему точно не по зубам и стоит обратить внимание на девочек из струнных, таких родных и понятных.
А Татьяна думала о том, когда же эти австрийцы, наконец, оставят её в покое! И тихо радовалась, что на охоту её теперь точно не позовут!
Все мои таксисты
Со мною вот что происходит, ко мне совсем никто не ходит напевал таксист: крепкий как орех, с обветренной, задубелой кожей и смешинками вокруг глаз.
Его потертая джинсовка и выцветшая кепка довершали образ простого работяги. Но песня Таривердиева и мечтательное выражение глаз, пойманное мной в зеркале заднего вида, сбивали с толку и заставляли пристальнее присматриваться к нему.
Девушка, а Вы знаете, что на этом месте в 1960 году был построен первый высотный дом в этом районе? вкрадчиво спросил он вдруг.
Знаю! улыбнулась я. В него заселились мои бабушка, дедушка и папа. А Вам откуда известно про дом?
Вас сложно удивить! Я сам из этого дома! Его историю мне родители рассказывали, удивился таксист.
А здесь был маленький скверик с кустами сирени! Мы здесь с девчонками целовались в старших классах! Но потом скверик снесли, сирень срубили, и на этом месте поставили небольшой магазин, работающий круглосуточно грустно вздохнул он.
Жалко протянула я.
Зато у нас есть Сиреневый сад! Там мы тоже гуляли, пели песни и целовались! оптимистично добавил он.
А если бы сад закрыли, куда бы вы все отправились? засмеялась я.
Мы бы в лес пошли! Нам с районом повезло, правда ведь? Лес-то не закроешь! с гордостью произнёс он.
И то верно! согласилась я.
Знаете, Вы удивительно похожи на мою первую учительницу! И это одна из причин, почему я заговорил с Вами! хитро прищурившись, поведал он мне.
Интересно! А ещё какие причины? спросила я с любопытством.
Сам не знаю! Располагаете к беседе, наверное! В Вас нет этого нервного тика всех москвичей: глаза бегают, лицо хмурое и озабоченное, сами в телефоне что-то тыкают непрерывно. А Вы улыбаетесь и в окно смотрите. Хочется взять кусочек Вашего солнечного настроения! добродушно ответил он.
Настроением я готова делиться сколько угодно, угощайтесь!
Мы дружно рассмеялись и расстались почти друзьями.
Мой обратный путь пришелся на поздний вечер. Стоя у метро в свете желтых фонарей, я судорожно вызывала такси. На улице было зябко: осенняя прохлада пробирала своим влажным и ветреным дыханием всю меня целиком. Дрожь однако была вызвана не только холодом. На улице было пустынно. Редкий прохожий выбегал из метро и тут же растворялся в темноте. Какова же была моя радость, когда ко мне, наконец, подкатило жёлтое такси с шашечками! Из раскрывшейся дверцы показался улыбчивый киргиз.
Такси вызывали? Измайловски булвар дом давацать, да? спросил он, продолжая улыбаться.
Я немедленно улыбнулась в ответ, и вышло это естественно, само собой. Ведь искренняя улыбка всегда рождает много улыбок вокруг.
Да! Это я! ответила я, быстро запрыгивая в тёплый салон.
Ай да молодца! засмеялся он и вырулил на основную дорогу.
Девочка, а какой сэгодня празник? Я столько заказов иметь! поделился таксист.
День Народного единства! бодро ответила, предвидя дальнейшие расспросы. Трогательное обращение «девочка» меня умилило до слёз: приятно оставаться девочкой хотя бы для кого-то, когда ты давно взрослая тётя.