Я видела гостей, искренне улыбающегося князя, Ольгу Леоновну с острожной, нерешительной улыбкой, отца, с его привычными радостными морщинками вокруг глаз, множество гостейдам в разноцветных бальных нарядах, мужчин в чёрных фраках и ярких, белых рубашках. Их лица расплывались и были нечёткими, но, кажется, они тоже улыбались.
А я просто шла к Вольдемару, делала вынужденные, отзывавшиеся болью в спине, шаги. Шаг за шагом, один за другим, преодолевая расстояние между нами так, будто нас разделяла толща упругого клея.
И сил на улыбку не было.
Вольдемар смотрел на меня пристально, изучающе, и то, как кривились его губы, назвать улыбкой было сложно. Можно, но я не стала бы.
Я так и не поняла этой его улыбки.
Может, у него тоже не было сил улыбаться нормально?
Отец вёл меня медленно, плавно, поддерживая под руку, как раз так, как было нужно, чтобы продавить густой сопротивляющийся воздух, и Вольдемар, мой будущий жених, всё приближался.
Чуть в стороне стоял мальчик с белыми завитыми кудрями, так гармонировавшими с его белыми чулками. Забавно. Бордовый костюмчик пажа так же хорошо гармонировал с бордовой подушечкой в его руках. Этот мальчик был такой торжественный и нарядный, а в сочетании с поблёскиванием колец на подушечке перетягивал на себя всё моё внимание.
Я смотрела на мальчика, на подушечку, на кольца, но приходилось с усилием переводить взгляд в сторону, к Вольдемару.
Странное ощущение - я не хочу идти, но иду. И только одна фраза звучит в мыслях, помогая мне делать шаг за шагом: «Это не свадьба, всего лишь помолвка, ещё всё можно развернуть вспять». И поэтому я не бегу отсюда прочь, а позволяю отцу увлечь меня навстречу этому взгляду исподлобья.
Этой кривоватой улыбке.
Этому мужчине, чьи чувства мне непонятны.
Вот пальцы моего будущего жениха взяли меня за руку - я не хочу смотреть ему в глаза, и не смотрю. Смотрю на его руки.
Красивые, длинные кисти благородного аристократа, ухоженные, с блестящими аккуратными ногтями. Даже через кружево перчатки я ощущаю какие тёплые и мягкие у него пальцы. И перстней на них сегодня нет. И я задерживаюсь взглядом на единственном украшении - родовом перстне, что блестит на его среднем пальце.
Я узнала этот перстень.
«Да, - с какой-то обречённостью подумала, - видимо, это судьба».
В глаза тому, кто через несколько минут станет моим женихом, посмотреть я так и не решилась.
А князь Юлий Имманул как глава своего рода стал говорить слова древнего ритуала, связывающего тонкой помолвочной нитью два сердца, две судьбы, две жизни - мужчину и женщину, меня и Вольдемара.
Я смотрела на свою руку, что лежала в большой мужской руке, на которой, я знала, блестит тот самый перстень, что был и в моём сне.
Голос князя рокотал отдельно от меня, от нас, от всего, убаюкивал, звенел в пустой, без мыслей, голове. Слова пролетали мимо, непонятные, неосмысленные, ненужные.
Но что-то вдруг нарушило течение этой мощной реки, уносящей меня куда-то вдаль, откуда выбраться будет очень сложно, - какой-то посторонний звук вмешался в ритуал, и я расслышала что-то знакомое.
Моё имя?
И стала, вновь преодолевая сопротивление воздуха, повернулась.
Будто во сне гости, что стояли плотным полукругом, медленно расступались, давая проход, и по этому проходу ко мне шёл мужчина.
Он двигался плавно и неспешно, но то, как развевались полы его сюртука и длинные пряди распущенных тёмных волос, подсказывало - я ошибаюсь, он почти бежит, этот отдалённо знакомый мужчина в яркой белой рубашке и чёрном фраке.
А позади, там, в конце прохода, образованного гостями, стояла женская фигура. Я так ясно увидела её, что рассмотрела даже лицо.
Рассмотрела и отшатнулась.
Ненависть.
Неприкрытая ненависть пылала в этом взгляде, а смотрела она... на меня.
Я увидела, как медленно, будто во сне, поднимается её рука, поднимается, двигается в характерном для мага пассе. И в следующий миг передо мной оказывается что-то большое, совершенно чёрное, и кроме этого большого и чёрного, я ничего не вижу.
Миг темноты, и то, что отгородило от меня весь яркий светлый зал, содрогается и падает.
И я вдруг понимаю, что передо мной стоял мужчина, который зачем-то закрыл собой. А теперь этот мужчина лежал у моих ног. И я с ужасом узнал в нём дубинушку Зуртамского. Бледного, с тёмными кругами под закатившимися глазами, с расслабленно приоткрытым ртом. Мёртвого Зуртамского.
87. Эрих Зуртамский
Этого не могло быть! Нет, мой разум отказывался верить в это! В моих руках было приглашение, обычное такое приглашение на бал.
«Мы рады будем видеть Вас на нашем торжестве, посвящённом нашей помолвке», -золотые буквы на розовом кусочке тонкого картона с серебристыми голубями не оставляли сомнений в том, чему бал будет посвящён. Но я не мог поверить в другое - в имена, которые значились под этой избитой фразой: Вольдемар Делегрдов и Лиззи Арчинская.
Моя Лиззи? Помолвка с младшим князем?
Голова закружилась.
Не может этого быть! Моя Лиззи не может выйти за Вольдемара! Это какой-то бред...
- Мне доставили платье от модистки, и я уже его примерила. Ах, оно просто великолепно! Мы будем самой красивой парой на этом вечере, даже красивее жениха и невесты!
Я с трудом разобрал, о чём болтала Марая, лучась от счастья и предвкушения. Нужно было поддержать игру и я улыбнулся. Получилось неловко, будто губы никогда не знали улыбки.
Да, улыбаться не хотелось. Хотелось прокричать в это улыбающееся лицо: «Это ложь! Этого не может быть!», но я проглотил слова, рассматривая фамильные черты Делагрдовых на хорошеньком девичьем личике и размышляя о том, что же ей сказать. Орать точно не стоит. А осторожно выяснить, нет ли здесь ошибки, очень даже стоит.
- Это правда, что... - я чуть не произнёс дорогого для меня имени - Лиззи, но вовремя остановился, проглотил его и задал вопрос правильно, - что твой брат женится?
- Пока это только помолвка, - Марая явно праздновала победу, только непонятно почему и над кем. - Но, думаю, свадьбы долго ждать не придётся - Вольдемару весной ехать в Зоны, и лучше, чтобы он к этому времени уже был женат. Так папенька говорит!
Она сияла. И меня это раздражало всё сильнее.
- Вот как... - протянул я, пытаясь сообразить, что же я делал неправильно.
А глупенькая княжна продолжала болтать, сияя, как новая монета:
- Она не смогла справиться с искушением. Не каждый день купеческую дочь князь замуж зовёт. Но мы можем себе это позволить. К тому же приданое за ней дают неплохое. Не так обидно.
88. Эрих Зуртамский
Марая дёрнула точёной бровью и улыбнулась немного, самую малость, снисходительно. И мне пришлось отвернуться, засмотреться на низкие облака, чтобы не сказать ей гадость. Через несколько долгих мгновений я снова взглянул на сияющую триумфом девицу. Я полностью держал себя в руках и контролировал выражение лица. Спросил ласкововежливо: - Значит, сегодня?
Марая стрельнула глазками:
- Почему спрашиваешь?
- Не хотелось бы испортить твой праздник, оказавшись в не подобающей случаю одежде: надо успеть забрать фрак из дома.
- Успеешь, Эрих, - демонстрируя изящную линию плеч, Марая склонила голову к плечу. Все эти ужимки были знакомы. Может, всех, подобных Марае, барышень учит какой-то один-единственный преподаватель? А княжна у него, наверное, самая отстающая ученица? - Всё состоится сегодня вечером. Хочешь, попрошу отца, чтобы он освободил тебя от занятий?
Она взглянула на меня кокетливо. Вкус этого вопроса был до омерзения неприятный. Интересно, кто я для неё, чтобы она, соплива девчонка, делала мне столь нелепые предложения?!
- Что?! Ты? - я не сдержал гнева, и Марая перестала улыбаться и побледнела. Закусила губу, сглотнула, улыбнулась нервной, короткой улыбкой. - За меня просить? Княжна, это насмешка?
В другое время я бы обошёлся с ней более деликатно, но, право, сил терпеть ещё и такое, не было.
- Ну что ты, Эрих! Что ты! Я просто подумала... - она подняла на меня взгляд собачонки, что тявкнула на хозяина, а потом поняла, как оплошала. - Извини, я... просто приходи на бал. Хорошо?
- Я и на помолвку приду, - и глянул жёстко.
Марая сглотнула, растерянно посмотрела на меня, а потом решилась:
- Хорошо. Тогда на час раньше, чем в приглашении.
Отлично. На подобные мероприятия попасть просто так шансов было немного. Но Марая поможет мне, хочет она того или нет.
Я вежливо попрощался и пошёл в главный корпус. А растерянная вестница осталась стоять на дорожке, что вела от главного корпуса к калитке их особняка.
Да, я приду на помолвку, взгляну в глаза князя Делегардова, в глаза его сына. Да и Лиззи стоило бы увидеть. Не верилось, что это правда. Мысль о нелепой ошибке не выходила из головы - не может выйти за другого девушка, которая едва не каждую ночь умоляла меня о поцелуе. Неразборчиво, едва слышно, но вполне определённо. Она тянулась ко мне, выгибалась навстречу, часто дыша. Ко мне, а не к Вольдемару Делегардову!
89. Эрих Зуртамский
Улыбающийся князь встретился мне раньше - когда я, тяжело дыша, шёл от развороченного полигона.
- Что это ты, Зуртамский, опять полигон перепахал?
Я дышал тяжело, хотя чувствовал себя намного лучше. Но мне однознчно не было весело. Однако, вежливость - достоинство аристократа, потому ответил сдержанно, без улыбки:
- Застоялся на вакациях, ваша светлость, магии выход нужен.
- Это хорошо, Зуртамский, это хорошо. Уметь вовремя выплеснуться дорого стоит. Какие-то новости есть?
- Да, есть одна, как раз хотел спросить, если позволите, - и вынул из кармана розовую карточку с серебристыми голубями. - Вас можно будет поздравить?
Князь глянул вопросительно и удивлённо.
- Откуда?
- Ваша дочь, - я намеренно сделал паузу. - Пригласила.
Может, папенька девчонку повоспитывает, пользуясь случаем?
Но его светлость, казалось, не услышал двусмысленности в моей фразе. Нет, он погрозил пальцем мне. Погрозил со словами:
- Эрих, будь осторожен с моей дочерью. Она слишком ветрена и непостоянна. И... ей только шестнадцать.
Ничего себе! Вот как это нынче называется?
Девушка без ведома родителей пригласила мужчину на бал - само по себе неслыханное дело, а её отец предупреждает меня? Это, оказывается, не глупость, не отсутствие воспитания, не неподобающее поведение? Ах да, это же ветреность и непостоянство. Потрясающе! Ну что ж...
- Да, мэтр, я помню, - отвесил вежливый поклон, в тайне надеясь, что отец объяснит девчонке, что мне она не нужна. - Вам не стоит беспокоиться за свою дочь. Она прекрасная девушка, обворожительная и красивая, но... моё сердце принадлежит другой. Так что...
Я развёл руками и опустил глаза. Пусть лучше это выглядит как смущенье, чем... как-нибудь иначе.
- Эрих! Вас тоже можно поздравить?! - князь воскликнул так, будто получил потрясающе важную и приятную информацию.
- Пока ещё рано о чём-то говорить, - я справился с чувствами и поднял на мэтра глаза. - Мне ещё предстоит завоевать ту, что царит в моём сердце.
- Ну что же, - князь похлопал меня по плечу по-отечески, с улыбкой, - желаю тебе успеха, Эрих. Надеюсь, что у вас всё сложится хорошо. А пока разрешаю тебе побыть кавалером моей дочери, раз уж ты не представляешь для неё угрозы.
Он засмеялся своей нелепой шутке. Я вежливо улыбнулся, чувствуя, что полигон снова притягивает меня с невероятной силой. Но нужно было успеть привести себя в порядок и быстро найти фрак.
Помолвка молодого князя Делегардова проходила в тесном семейном кругу - только ближайшие родственники со стороны жениха и невесты. Что ж, всё правильно, к гостям, что начали съезжаться на бал, выйдет уже помолвленная пара: слушать поздравления, пожелания любви и счастья, поздравления и шутки о скорой свадьбе.
Марая висела на моей руке, улыбалась, счастливая и сияющая, снова и снова вопросительно заглядывала мне в глаза, ждала чего-то. А я смотрел по сторонам, ожидая и страшась увидеть Лиззи.
Я не нашёл её в академии. Пришлось даже подпоить привратника, чтобы убедиться, что моей девочки в академии нет. Неужели она не вернётся? Неужели после помолвки она уйдёт из академии? Холод закрадывался в душу и тяжёлой леденящей змеёй сворачивался там, раня и замораживая всё внутри.
Её я увидел только сейчас.
Все выстроились перед возвышением, на котором стояли сияющий гранд-мэтр, Вольдемар Делегардов и мальчишка-паж. Невысокий толстячок с блестящей лысиной степенно вывел Лиззи из боковой двери. Они шли к возвышению медленно и можно было подумать, что торжественно.
Я пытался рассмотреть её лицо из-за спин гостей - Марая всё же не решилась провести меня вперёд. Она что-то тихо говорила мне едва не в ухо, но я не прислушивался - между гостей увидел её, мою Лиззи. Я был не в силах отвести взгляд от бледного, застывшего лица моей девочки.
Она двигалась медленно и, казалось, не спешила туда, где ждал её Вольдемар. Разве такими бывают счастливые невесты?!
Но что я знаю о невестах? А о счастливых - тем более...
Сердце сжималось, не верилось, что вот она, моя Лиззи, ещё чуть-чуть и станет чужой. И я пустил маленький воздушный поток, что обернулся вокруг её шеи и вернулся ко мне. Счастье? Счастьем здесь и не пахло! Обречённость - вот что это было! А значит...
- Погодите! - сказал я тем, кто стоял на возвышении, и попытался стряхнуть тяжесть, не дававшую мне сделать шаг вперёд. Дёрнул рукой раз, два, стараясь освободиться, позвал:
- Лиззи!
Наконец, то, что мешало, отцепилось от моей руки, и я сделал несколько больших шагов, раздвигая людей, закрывающих от меня Лиззи.
А следующий шаг неожиданно перенёс меня к моей девочке, и мгновеньем позже я уже смотрел в глаза, полные ненависти и отчаяния, в глаза Мараи.
Смотрел с возвышения.
Услышал, как за спиной кто-то судорожно подавился вдохом. Вокруг раздалось дружное «ох!», а мне в грудь влетело чёрное заклятье.
Мгновенье, взрыв.
Всё...
90. Эрих Зуртамский
- Идём, Лиззи, идём. Надо поблагодарить молодого человека, это простая вежливость.
- Папенька, да мне ничего не грозило! - тихо поскуливала девушка, и даже по голосу было слышно, как ей не хочется идти в палату.
- Мы уже наверняка разбудили господина мага, и будет неудобно, если ты не зайдёшь. Ну же, иди. Я подожду тебя в усадьбе.
Я не спал и, конечно, слышал препирательства у двери. Один голос - это была моя Лиззи, я узнал бы её, даже если бы она была простужена и хрипела. А вот второй, надо полагать, принадлежал её отцу. Я сжал кулаки - в ладони смялась простая льняная простыня, - не хотелось выдать своего волнения. Увидел, что бока у тощего тюфяка обнажились, и быстро разгладил ткань дрожащими пальцами и постарался успокоиться.
Они зашли вдвоём, отец и дочь. Очень непохожие, разве что ростом одинаковые -невысокие. Хотя нет, было у них общее, очень неожиданное общее.
Отец Лиззи улыбался очень знакомой улыбкой - сияя глазами, лучась радостью и заражая хорошим настроением.
Я бросил быстрый взгляд на мою девочку. Правда ли? Мне не оказалось?
Но она не улыбалась. Она вообще не смотрела в мою сторону, гораздо больше её интересовал потолок академического лазарета. Я тихо хмыкнул: там точно ничего примечательного не было - я изучил его вдоль и поперёк за эти несколько дней беспомощного лежания в постели.
- Господин Зуртамский! Не могу передать всю глубину моей благодарности! Ваше благородство покорило меня. Позвольте выразить вам свою признательность за ваш геройский поступок.
Моя девочка недовольно поджимала губы. Она не была благодарна? Не разделяла радости отца? Я наблюдал молча, ожидая, чем это всё закончится. Чувствовал себя непривычно и очень тревожно - никогда ещё не был в таком беспомощном положении, тем более - перед самым важным для меня человеком...
Купец , круглый, какой-то гладкий и всё такой же улыбающийся обернулся к Лиззи и сказал:
- Ну же, дочь, поблагодари своего спасителя.
Она вздохнула обречённо и, глядя на подушку за моей головой, кисло проговорила, не забыв добавить толику яда:
- Ты был очень великодушен, защищая простолюдинку. Благодарю. Хотя даже не представляю, какую благодарность ты соизволил бы принять от меня, убогой.
Я глянул на неё тяжело. Знала бы она какую благодарность я принял. Жаль, не принято говорить об этом в обществе.
Вздохнула тяжело, скользнула взглядом по моему лицу - я даже глаз её не увидел толком -и уронила:
- Да только зря.
91. Эрих Зуртамский
- Что зря? - прокашлялся я, немного сбитый с толку.
- Зря геройствовал, - Лиззи устало объяснила, как малому ребёнку, всё так же глядя в сторону, - у меня на подобный случаи амулет был. Мне Марая угрожала, давно ещё, перед императорским балом. А я, знаешь ли, легко складываю два и два, быстро учусь и выводы делать умею по слабым сигналам. Вот и сделалазапаслась на всякий случай. Так что напрасно ты, Зуртамский, портал строил, магию свою расходовал.