«Идиот».
Подчиняйся она правилам, прикончила бы меня еще неделю назад.
Не бери в голову, бормочу я. Ты права. Это глупый способ умереть.
Ну и отлично, цедит она сквозь зубы и перехватывает клинок с ловкостью, свидетельствующей, что она с самого начала точно знала, как с ним управляться. Тогда на счет «три».
Не глупи, предупреждает меня Чилл.
«Слишком поздно».
Я собираюсь с силами. Мое дыхание учащается. Через секунду мое время года закончится, а сам я окажусь запертым в пластиковой камере на глубине тридцати этажей под землей и буду спать до окончания сезона Флёр.
Отойди от девушки, Джек.
И лишь через полгода, когда наступит осень, мне в следующий раз удастся глотнуть свежего воздуха. Я буду слишком занят преследованием Эмбер, которая, к слову сказать, терпеть меня не может
Я твой куратор, Джек, и велю тебе отойти от девушки сию минуту!
Потом должно пройти еще три месяца, прежде чем Флёр снова разыщет меня. Мы не увидимся целый год
Подожди, говорю я, чувствуя, что мне не хватает воздуха.
Чилл велит мне немедленно убегать.
Нет-нет, погоди! Я не
Мы с Флёр одновременно отшатываемся друг от друга, и она царапает меня лезвием и теряет равновесие. Ее глаза расширяются, она роняет нож на землю и яростно трясет рукой, будто ею завладела иная сущность.
Во имя Кроноса, Флёр! Ты меня порезала! выкрикиваю я срывающимся голосом.
Ты же сам мне велел!
Выше. Мне просто нужно подняться повыше. Если я сумею добраться до места, где попрохладнее, то выиграю еще немного времени. Бок взрывается болью, когда я снимаю с себя куртку и бросаю ее на ветку дерева. Для Флёр. Она не выносит холодаон истощает ее магию и делает медлительной.
Хрипя и испытывая головокружение, я продолжаю карабкаться вверх и, наконец, падаю в островок снега, чудом сохранившийся у подножия вечнозеленой ели. Я вслушиваюсь в отзвук шагов Флёр, а дерево тем временем стряхивает со своих иголок последние капли зимы. Размеренная капель звучит как-то странно, и, глянув вниз, я с удивлением замечаю лужицу малиновой жидкости. Меня сотрясает приступ мучительного кашля. Я приваливаюсь спиной к стволу и пытаюсь зажать пальцами края раны, но тщетно. Я лишь оттягиваю неизбежное.
Нет смысла прятаться от Флёр. Ее магию тянет к моей как магнитом, поэтому она все равно меня найдет.
Я знаю, что ты здесь, Джек, доносится до меня ее голос, сопровождаемый усталым вздохом. Я чую твой запах.
Да, от меня воняет потом и кровью. Мой срок годности истек.
Замри, шепчет Чилл мне в ухо. Я придумаю, как тебя оттуда вытащить. В тебе осталось достаточно сока, чтобы протянуть еще один день. Легко.
Я отрицательно качаю головой. Моя сила почти иссякла, утекла, как заряд из батарейки. Я сейчас существую исключительно за счет краденого времени, и нам обоим это известно. Я, конечно, могу и дальше спасаться бегством, но какой в том прок? Уж лучше принять смерть от руки Флёр, чем долго и мучительно умирать в одиночестве.
Я осторожно выглядываю из-за дерева и вижу, как Флёр просовывает руки в рукава моей куртки, натягивает ее и крепко прижимает к себе. Потом она опускается на полянку в нескольких метрах от меня, и вокруг нее тут же вырастают полевые цветы и вспархивают бабочки. Я зарываюсь руками в быстро уменьшающийся островок снега, отчаянно желая, чтобы он не таял. Замерз. Удержал меня здесь.
Уже конец марта, Джек. Зима закончилась, угрюмо сообщает Флёр.
Стерев мою кровь с ножа, она снова падает в траву. Ее сапоги ударяются о землю, а длинный свободный подол юбки задирается до колен. Ярко-оранжевая бабочка садится ей на волосы, и она раздраженно фыркает, прогоняя ее. Длинная розовая прядь соскальзывает со лба, но бабочка перебирает лапками и не сдает позиций.
Хватит уже пялиться, донимает меня Чилл. Поищи-ка лучше способ выбраться отсюда.
В приступе раздражения я выключаю передатчик.
Облизав пересохшие губы, я дышу на полянку холодом, заставляя юбку Флёр шелестеть. Она сильнее кутается в мою куртку. Бабочка взмахивает крылышками раз, другойи падает замертво на щеку Флёр. Замерзла. Я снова вжимаюсь в ствол дерева, испытывая головокружение от приложенных усилий и ругая себя за глупость. Сам не знаю, зачем я это сделал. Возможно, просто чтобы доказать, что могу.
Флёр садится и трогает бабочку пальцем. Щеки ее бледнеют, как от прикосновения чего-то холодного, и она поворачивается и свирепо смотрит в мою сторону. Баюкая бабочку на ладони, она дует на нее. Пространство у нее между пальцев озаряется сиянием, таким слабым, что я гадаю, не лихорадка ли заставляет меня воображать то, чего нет? Тут Флёр раскрывает ладони, и бабочка вспархивает с них и улетает прочь с порывом ветерка.
Ты не можешь убегать до бесконечности. Знаешь ведь, чем это закончится. Эхо ее высокого чистого голоса доносится до меня со всех сторон. Ты и так оттягивал неизбежное дольше положенного. Если я не отправлю тебя восвояси в ближайшее время, кто-нибудь заметит.
Заметит что?
Она снова падает в траву и закрывает рукой лицо.
Что я не хочу отпускать тебя.
Мне становится больно дышать. Прежде она никогда не говорила ничего подобного.
А чего ты хочешь?
Разве это имеет значение? безнадежно спрашивает она. Все равно ничего не изменится.
Для меня это важно.
Удивляюсь искренности своих слов. Много лет назад я уже задавал ей этот вопрос в отчаянной попытке отсрочить собственную смерть от ее руки. Флёр тогда замерла, разинув рот и выпучив глаза, будто никогда ни о чем подобном и не задумывалась.
Она резко отдергивает руку от лица и хмурится, глядя в небо.
Ты меня даже не знаешь.
Если бы ей довелось увидеть, какое толстое досье собрал на нее Чилл, она бы так не говорила.
Так расскажи что-нибудь о себе.
Я снова захожусь кашлем и прижимаю руку к боку в попытке замедлить кровотечение, но пальцы у меня онемели, а земля вокруг насквозь пропитана красным.
Флёр отвечает не сразу, будто решает, какие сведения о себе раскрыть.
Что именно тебя интересует?
Все. Я крепко зажмуриваюсь, стараясь оставаться в сознании. Хочется расспросить ее о многом. Например, зачем она вырезает мои инициалы на коре дерева в конце каждой весны. Но на сегодня я и так уже достаточно разозлил Поппи.
Какая твоя любимая еда? спрашиваю я, хотя ответ мне известен.
Она колеблется.
Пицца, наконец признается она, прихлопывая красный глазок у себя в ухе.
Какая пицца? скрипучим голосом уточняю я.
С грибами, перцем, луком и колбасой. Я выжидаю. И двойным сыром.
Любимая группа?
U2.
Любимый фильм?
«Тельма и Луиза».
Шутишь, да? говорю я со смехом, который тут же переходит в кашель. Много времен года назад я счел бы, что у нас с Флёр нет ничего общего. Я сползаю по стволу дерева, потому что от слабости больше не могу держаться на ногах. А зачем ты читала те книги?
Какие книги?
Ну те, с трагическим концом.
В ее библиотечной карточке царит сплошное уныние. Раньше я брал книги, которые она возвращала из года в год, но обычно просто кидался ими в стену.
Ты их прочел?
Может быть, говорю я, злясь на себя за то, что слишком много болтаю. На меня нахлынуло безрассудство, какое бывает, когда переберешь пунша и несешь всякий бред. Признаю, некоторые я действительно прочел, сообщаю я. Но под поэзией подвел черту. Поэтические сборники, которые Флёр берет в библиотеке, старинные. Многие были написаны еще в XVII веке. Сколько бы я ни пытался понять, что она в них находит, всегда терпел поражение. Голова у меня тяжелеет, мир становится зыбким. Я упираюсь затылком в ствол. Ну, «1984» еще куда ни шло, но «Орфей и Эвридика», «Анна Каренина» и «Грозовой перевал» просто ужасны. А Ромео с Джульеттой просто дураки. Сама подумай, кто так легко сдается и пьет яд?
Для них не было надежды на будущее, возражает она, высовывая голову из сорняков. Недаром же этот жанр называется трагедией!
Надежда-то была, а вот план у них оказался дерьмовый.
Как будто сам придумал бы лучше. Она садится и вырывает из земли пучок травы. Я серьезно, Джек! Что бы ты сделал на их месте?
Она говорит резко. Отрывисто. Картинка у меня перед глазами снова обретает резкость.
Я бы забрал ее и убежал!
Некуда им было бежать!
А ты бы убежала если б было куда?
«Заткнись, Джек».
Я прячу лицо в ладонях.
Долгое время Флёр не произносит ни слова. Ее молчание затянулось.
Возможно, наконец признается она. Хотя какая разница? Это же просто история. Воображаемая. В действительности так не бывает.
Мне ненавистны нотки смирения, звучащие в ее голосе. Она свыклась с особенностями своей жизни. Нашей жизни. И самое ужасное в том, что она права. Передатчики привязывают нас к Обсерватории. Если бы мы сняли их и попытались бежать, то не выжили бы вне лей-линий. Тем не менее последние тридцать лет я только об этом и думаю, пытаюсь найти выход. Как находил его прежде.
«Посмотри, к чему это привело», напоминаю я себе.
Ромео и Джульетта обратились за помощью не к тем людям, вот и все.
Это трагедия, упрямо говорит Флёр. Счастливые концовки им не полагаются.
Во мне вскипает волна чего-то горячего. Не знаю, злюсь ли я больше на нее за то, что сдалась, или на себя, за то, что умираю.
Да? Если им обоим все равно было суждено умереть, возможно, следовало погибнуть, сражаясь!
Лишь когда Флёр вскакивает на ноги, я понимаю, что натворил.
Флёр
Вот, значит, что ты думаешь? Что нам следует сражаться! Выхватив нож, я осторожно шагаю к деревьям. Кровавый след выдает попытку Джека отползти от меня поглубже в лес. Что ж, отлично, давай дадим Кроносу с Геей то, чего они хотят!
Он в твоей власти, Флёр! торопит меня Поппи. Прикончи его!
Нет, выдыхает Джек. Его черные волосы прилипли к бледному лбу, грудь тяжело вздымается и опускается. Нет-нет-нет, я не это име
Я направляю свое сознание в толщу мягкой земли прямиком к корням молодого сеянца, мысленно проникаю в дерево, сообщая ему свое намерение, и оно с готовностью соглашается, тянется корнями на звук голоса Джека и хватает его за лодыжку.
Пальцы Джека судорожно пытаются нащупать за что схватиться, футболка на нем задирается, пока я злобно волоку его по земле. Он пинается так отчаянно, что я отступаю на шаг. За ним по траве тянется красный след, и он судорожно вцепляется пальцами в кровавое месиво у себя за спиной. Я рывком подтягиваю Джека к себе, и он подкатывается к моим ногам, ухитрившись при этом добыть кусок льда и заморозить его в форме ножа.
Он грозит мне своим самодельным оружием, которое дрожит у него в руке. С острия ножа срываются розовые капли и стекают по костяшкам пальцев. Джек мог бы полоснуть лезвием по моим корням и высвободиться, оставив мне уродливый шрам. Я бы не стала ему мешатьодной Гее известно, что я заслуживаю и этого, и много большего, но он так не делает. И не сделает.
Это ты имел в виду, говоря о сражении? На глаза мне наворачиваются горячие слезы, и лицо Джека становится расплывчатым. Именно этого они от нас и ждут, Джек.
Этого хотят Поппи и Чилл. И Кронос с Геей тоже. Джек единственный, кому есть дело до моих желаний. Мне больше не хочется с ним бороться.
Я не стремлюсь убивать парня, который знает, как тяжело мне причинять ему боль. Который оставляет для меня куртку холодной ночью. И который скорее умрет, чем поднимет на меня руку.
Я убираю свои корни.
Голова Джека мягко падает на землю. Взгляд его по-декабрьски серых глаз стекленеет и затуманивается, пальцы разжимаются, и ледяной нож выскальзывает из ладони и шлепается в траву. Джек отворачивается от меня, сжимается в комок и, дрожа всем телом, сотрясается в приступе кашля.
Сделай это, Флёр!
Заткнись, Поппи! огрызаюсь я дрожащим голосом, стоя над Джеком, сжимая в кулаке нож, пытаясь схватить его поудобнее. Занести под правильным углом. В подходящий момент. Джек потеет и трясется, как раненый зверь. У меня перехватывает горло. Он выбрал смерть от клинка, потому что она кажется быстрее и менее болезненной. Возможно, так и случилось бы, если бы не мое колебание.
Хватит тянуть время! Если убьешь его сейчас, возможно, нам удастся заработать несколько очков.
Я же сказала, заткнись, Поппи!
Время пришло, Флёр
Я шлепаю по своему передатчику, обрывая ее, хоть и знаю, что она права. Я ничего не могу сделать для Джека. Чем сильнее становлюсь я, тем слабее он. Если я дотронусь до него, то сделаю ему только хуже. Я стою так близко, что температура моего тела, вероятно, уподобляется для него медленной пытке. Если я его поцелуюо, Гея, если бы только поцелуем можно было все исправить! мы окажемся в еще большей беде. Все мои действия и так изучаются чуть не под микроскопом. Боюсь, мы с Поппи долго не протянем. Наш рейтинг падает и уже находится в опасной близости от Линии Зачистки. Пора моего царствования коротка, зато среднеатлантические зимы тянутся мучительно медленно. Это потому, что я слишком долго выжидаю, прежде чем отправить Джека домой. И потому, что иногда позволяю ему ускользнуть, чтобы гоняться за ним по нескольку дней, а Кронос за сострадание дополнительных очков не дает. Его правила любви не одобряют. Вся его система зиждется на противостоянии. А еще на страхе и враждебности. Я могу выжить, лишь убив Джека, но больше не хочу этого делать.
И никогда не хотела.
Веки его тяжелеют и опускаются, взгляд гаснет. Сквозь прореху в футболке видно, как по ребрам течет кровь. Я не хочу причинять ему еще больше боли.
Я опускаюсь на колени рядом с ним. Его ресницы трепещут. Он задерживает холодное дыхание. Его губы так близко, когда я склоняюсь над ним, прижимая нож к его боку. На мгновение мне кажется, что он спит. И что моя миссия окончена.
Чего ты ждешь? шепчет он. Мы оба знаем, чем это заканчивается.
2Пятьдесят пять дней спустя
Джек
Меня окутывает приторный запах полевых цветов. Я моргаю и просыпаюсь. Льющееся сквозь окно моей стазисной камеры сияние слепит глаза. Я смотрю на белый кафельный потолок и на развешанные по стенам плакаты, стараясь сообразить, как я сюда попал.
С возвращением, Джек, раздается из динамиков у моей головы скрипучий голос Чилла.
Я морщусь. Все вокруг слишком яркое, слишком громкое и нахлынуло разом. Пальцы руки сами руки тожепокалывает, в груди болит, и я дотрагиваюсь до того места под ребрами, куда пришелся удар Флёр.
У меня из руки выпал букетик крошечных белых лилий. Сидящий за столом в противоположном конце комнаты Чилл загружает данные в свой планшет: дату, время и состояние моего пробуждения. Пока он не видит, я подношу поникшие цветы к носу. У них запах Флёртягучая сладость, таящаяся в бледных смятых лепестках.
Мне вдруг приходят на ум слова, сказанные профессором Лайоном, когда он застукал меня ковыряющимся в замке в катакомбах под Зимним крылом. Я пытался выбраться из Обсерватории и заявил ему, что больше не хочу влачить жалкое существование, будучи запертым в дурацкий цикл смены времен года. Он же ответил, что мое намерение осуществить невозможно, и в доказательство процитировал один физический закон, гласящий, что «общее количество энергии в замкнутой системе не может быть ни создано, ни уничтожено». Еще он добавил, что, «подобно воде, устремляющейся к небу с поверхности моря, мы просто меняем одну форму на другую, после чего снова возвращаемся в первоначальное состояние».
Должно быть, Флёр вложила лилии мне в руку до того, как я умер, и букетик каким-то чудом добрался сюда вместе со мной. Его материя и энергия оказались спрятанными внутри моей собственной и тоже стали частью этой безнадежной круговерти.
Чилл поворачивается вместе с креслом, и я прикрываю лепестки пальцами.
Сколько я провалялся в отключке? В горле у меня пересохло, голос охрип от долгого молчания.
Совсем немного. Можно сказать, слегка вздремнул. Я наблюдаю за его движениями сквозь крышку в плексигласовом цилиндре, окружающем меня, как кокон. Чилл приглушает льющийся в окно искусственный свет, понижает температуру на термостате и натягивает еще один свитер, чтобы согреться. Всего-то пятьдесят пять дней. Твои периоды покоя раз за разом становятся короче, а время действия, наоборот, удлиняется. Ты становишься сильнее год от года, Джек. Надираешь другим задницы и карабкаешься по служебной лестнице.