Тряхнув головой, я поспешил к себе в очередной раз переодеться. Да, у Карателей была форматак полагалось для солидности и чтобы нас сразу узнавали; татуировку-то не каждый разглядит, тем более она не на таком уж видном месте. Темно-серые штаны и куртка без украшений, отделанная лишь узкой серебряной лентой по краям, такого же цвета рубашка из шелка и короткий меч на всякий случайоружие в руках я, естественно, держать умел. Далеко не везде в Феире хватало моей татуировки, всякое могло случиться. Хорошо хоть, после уничтожения Собирателя мне редко приходилось доставать его из ножен. Бросив последний хмурый взгляд в зеркало, я вышел из спальни. Пришла пора исполнять свой долг.
Взяв в конюшне дворца свою вирессусеребристую тонконогую красавицу с пышной гривой и хвостом, я поехал по адресу. Феир жил своей жизнью: по узким улочкам и широким проспектам прогуливались знатные господа, спешили по делам простые люди, двигались носильщики с портшезами и ехали всадники. Благоухали цветы на балконах и в окнах, в садах и скверах, журчали фонтаны, даря свежесть в этот жаркий день. На одной из площадей, через которую лежал мой путь, вовсю шумел рынок, раздавались выкрики зазывал, громкие голоса торгующихся, все вокруг пестрело яркими красками и блестело дешевыми драгоценностями и побрякушками. Я ехал, наблюдая словно со стороны и чувствуя себя странно чужим здесь: меня узнавали по форме, расступались и почтительно кланялись, провожая уважительно-опасливыми взглядами. Я ведь мог не только приносить облегчение, забирая плохие чувства, мешавшие людям жить. Я мог и карать по приказу Чувств за преступления, совершенные из-за ревности, любви, злости, ненависти Полным отнятием чувств. После этого долго не жили, ведь, по сути, после этого человек терял душу, а без души не жизньсуществование.
Мои мысли свернули на Финиру, Бездушную, прямое исключение из этого правила. После смерти Собирателя выжили только она и еще девять девушек, как я знал. Как ей это удалось? Не понимаю. Но она в моих покоях, ждет моего возвращения. Или не ждет? Если она не умеет чувствовать?.. Я тряхнул головой, избавляясь от беспокойных мыслей. С одной стороны, не думаю, что меня как-то накажут, если не получится с Финирой, скорее всего, девушку просто уничтожат, как и остальных Бездушных. С другой Хоть она и страшное оружие в прошлом, оначеловек. Причем с искалеченной судьбой и жизнью, и Любовь права: ей всего девятнадцать, она заслуживает того, чтобы попробовать начать жизнь заново. Значит, я приложу все усилия, чтобы выполнить столь необычное задание.
За раздумьями не заметил, как приехал по нужному адресу. Скромный двухэтажный дом с балконом в квартале торговцев и купцов. Вокруг бурлила жизнь, а он как будто спал. Окна закрыты, цветов нет, и, мне даже показалось, внутри тоже никого живого нет. Я спешился, привязал вирессу и поднялся по ступенькам крыльца, взялся за дверной молоток и громко стукнул по латунной пластине, казалось, тоже потускневшей от царившего за дверью горя. Я уже его чувствовал, хотя и не зашел внутрь. Сильно, должно быть, любила эта женщина своего мужа, раз настолько безутешна. Как ни странно, открыли мне быстро, словно ждали. Немолодая экономка в простом светлом платье, в знак траураповязанная черным платком голова. Она посмотрела на меня грустными глазами, и в них вспыхнула надежда.
Господин Каратель, почтительно поклонилась женщина и посторонилась. Проходите. Как же хорошо, что вы пришли! В ее голосе слышались сдержанная радость и облегчение. ЯВаллина, экономка госпожи Аиры. Она в спальне. На ее лице снова отразилась печаль. Она уже неделю не выходит оттуда И почти ничего не ест.
Проводите меня к ней. Я вошел в полутемный холл и огляделся.
На стенах висели сухие букетынаверное, еще с похорон. Картины закрыты черным бархатом, и даже позолоченные светильники лишь тускло отсвечивали, словно тоже скорбя с хозяйкой. Ох. Чувствую, много забрать придется и часом в обществе Рахины не отделаюсь. Подавив досаду, я поднялся вслед за экономкой на второй этаж по деревянной лестнице и свернул в короткий коридор с несколькими дверьми. Валлина провела меня к самой последней и осторожно постучала.
Госпожа Аира, к вам пришли, произнесла она, прислушиваясь.
Из-за двери не донеслось ни звука. Экономка уже подняла руку, чтобы снова постучать, но я остановил ее, перехватив ладонь.
Позвольте мне, мягко произнес я и толкнул незапертую дверь спальни.
Окна были задернуты плотными шторами, создавая полумрак. Тяжелый, застоявшийся воздух наполнен сладковатым ароматом благовоний. На тумбочке около кровати горели две толстые свечи, и, судя по скопившемуся оплавленному воску, горели они давно. За ними стоял портрет молодого симпатичного мужчины с широкой открытой улыбкой. Полагаю, усопший во времена молодости. На кровати, застеленной покрывалом из простеганного черного шелка, лежала женщина средних лет, тоже во всем черном. Наверное, она была еще не старой, но морщины горя избороздили лицо, сделав его почти старушечьим. Тусклые, растрепанные волосы в беспорядке разметались по подушке, темные пряди падали на щеки, прибавляя еще лет. Потухший, остановившийся взгляд был направлен на портрет. В пальцах женщина судорожно сжимала носовой платок, надо понимать, насквозь мокрый от слез. Я едва удержал эмоции, в груди болезненно сдавило, и к горлу подступил комнастолько сильно ощущалось здесь горе.
Госпожа, негромко произнес я и подошел к кровати, опустившись на нее. Вы слышите меня?
Аира лишь перевела на меня взгляд безжизненных глаз, а увидев, кто к ней пожаловал, встрепенулась, хотела что-то сказать, но я уже приступил к работе: обхватил пальцами ее запястье, впустив чувства женщины в себя. Наверное, она считала, что грустить по мужуэто нормально и таким образом она чтит его память. Может быть, она вскоре сама бы умерла от тоски по нему, но Чувства решили по-другому: ей еще жить дальше, и, возможно даже, через какое-то время она получит второй шанс снова стать счастливой. Не знаю. Знаю только, что мне надо забрать у Аиры то, что мешало ей отпустить мужа, и в меня хлынули вся ее боль, печаль и отчаяние, одиночество. Стиснув зубы, я терпел, ощущая, как горячо пульсирует татуировка, впитывая чужие переживания, а зрачки Аиры расширялись все больше, и рот приоткрылся. Она замерла, как беспомощный зверек, во взгляде мелькнула растерянность, а рука под моими пальцами дрогнула. Ее губы шевельнулись, и мне показалось, Аира хотела сказать «не надо». Наверное, она боялась жить дальше сама, одна, поэтому и спряталась в своем горе, как в коконе; но ей придется выйти за порог дома и осознать, что жизнь не закончилась, что люди умирают, так уж положено Мирозданием, и мы все теряем близких, рано или поздно. Я забрал лишь то, что мешало, оставив Аире только светлую печать по ушедшему, и она вскоре сама поймет, что муж бы порадовался, видя ее счастливой, а не убитой горем. Чувства следили за тем, чтобы в людях оставалось равновесие и лишние переживания не нарушали внутренней гармонии, не мешали им жить и не толкали на безумные, а зачастую и страшные поступки. Ведь и от неразделенной любви можно сойти с ума и совершить непоправимое
Все закончилось внезапно, поток оборвался, и я убрал руку. Мир вокруг словно подернулся серой дымкой, окружающее дрожало и плыло перед глазами, а во рту стояла горечь. Чужие чувства давили изнутри, требовали выхода, и мне следовало поторопиться во дворец. Много же скопилось в этой Аире; недаром сейчас она выглядела лет на пять моложе, чем когда я зашел в спальню.
Вам следует привести себя в порядок и поесть, госпожа, с трудом выговорил я и поднялся, стараясь не шататься.
Да, конечно растерянно отозвалась Аира шепотом и приподнялась на кровати.
Я развернулся и направился к выходу, делая ровные, глубокие вдохи. В голове немного прояснилось, и сил должно хватить, чтобы добраться до дворца и Рахины. Сам с таким количеством печали и горя точно не справлюсь. Выйдя из спальни, я посмотрел на Валлину.
Она пришла в себя, ровно произнес я, скрывая, в каком состоянии нахожусь сам.
Незачем простым людям знать, чего стоит Карателям забирать чужие чувства. И хорошо, это оказалась печаль, а не что похуже. После ревности или ненависти корежит раза в два сильнее, даже если заберешь не так много, как сейчас. К счастью, контролировать себя нас учат еще со школы, это входит в обязательную программу обучения будущих Карателей.
Экономка юркнула в спальню, до меня смутно донесся ее взволнованный голос. Мысленно пожелав Аире удачи в новой жизни, я поспешил спуститься и выйти из дома, который теперь не казался тенью самого себя. Сев на вирессу, я рысью направился во дворец, крепко сжимая поводья, стискивая зубы и глядя только вперед. В нынешнем состоянии я замечал только неприглядную сторону жизни Феира: нищих, калек, ругающихся мужа и жену, плачущего ребенка Все подернулось серой дымкой, избавиться от которой можно только одним способом: Рахина.
Путь до дворца я запомнил смутно, признаться, и как шел до женской половины в своих покояхтоже в сознании не отложилось. Лишь где-то на границе мелькнула мысль, что не увидела бы меня в таком состоянии Финира, но почему я этого не хотел, объяснить не сумел. Она все равно не может чувствовать, так какая ей разница, что со мной происходит? И, собственно, мне какое дело, что она обо мне подумает, если подумает вообще? В таких вот сумбурных размышлениях и растрепанном состоянии я ввалился в комнаты Рахины.
Она сидела у окна, задернутого легким золотистым тюлем, и читала. Теплый ветерок колебал невесомую ткань и шевелил локоны сочного шоколадного цвета, на тонком лице с изящными чертами отражалась задумчивость. Рахину можно было бы назвать милой, если бы не затаившееся в глубине взгляда черных глаз тоскливое выражение и скорбные складки в углах рта. Да, ее можно понять: не думаю, что она мечтала оказаться в гареме Карателя и служить ему эдаким громоотводом Но так уж вышло, что ее выбрали Чувства, что Рахина обладала способностью впитывать именно Печаль, и виноватых в этом не было.
При моем громком появлении она встрепенулась, выпрямилась, а увидев меня, вздрогнула и выронила книгу.
Г-господин прошептала Рахина едва слышно, и на хорошеньком личике отразилась обреченная покорность. Вам плохо, озвучила она очевидное и поспешила ко мне.
Мне казалось, если я прямо сейчас не избавлюсь от чужих чувств, взвою от тоски и боли, рвавших грудь. Тяжело навалившись на подоспевшую Рахину, я уже хрипло дышал, едва контролируя себя. На ощупь нашел ее мягкие, податливые губы и впился в них поцелуем, словно желая выпить до дна. Она едва слышно всхлипнула, и та часть сознания, что еще оставалась разумной, поморщилась от предстоящего. Но ничего не поделать. Как добрались до спальнине помню, и, кажется, я опять порвал Рахине платье. Однако эти мелочи меня уже не заботили. Словно сквозь туман слышал судорожные вздохи девушки, ощущал, как она цепляется за мои плечи, и на губах оставался соленый привкус ее слез. Неизбежное зло, да, она всегда плакала, когда я приходил к ней, так выходили чужие чувства. И даже когда разум немного прояснился, когда я смог контролировать себя и постарался сделать так, чтобы ей тоже было хорошо, Рахина все равно плакала. Пыталась сдерживать слезы, кусала губы, но ничего не помогало. Поцелуи с привкусом горечи, удовольствие на грани отчаянияне совсем то, чего хочется в постели от хорошенькой девушки. Но по-иному я не мог избавиться от чужих чувств, никак, увы. Только через близость, через ее слезы, через дрожащие губы и стоны, которые почти не имели отношения к наслаждению.
Я гладил ее дрожащее тело, целовал припухшие, влажные губы и в такие моменты чувствовал себя последним негодяем. Мне было ужасно жаль Рахину, очень хотелось как-то ее утешить, загладить ту невольную грубость, которую я проявил к ней, находясь под властью не моих эмоций. Она тихо плакала, уткнувшись мне в ключицу, под моими руками плечи девушки оставались напряженными, и, хотя лучшее, что я мог сейчас сделать, это просто встать и покинуть спальню, дать ей прийти в себя и отвлечься на что-то, однако я в который раз попытался все-таки подарить Рахине заслуженное удовольствие. Мои губы коснулись края розового ушка, язык медленно провел по нему, а пальцы мягко погладили плавный изгиб спины, спустившись до самой поясницы. Рахина замерла, затаившись, всхлипы затихли, и я с тоской понял, что последует дальше. Как и много раз до этого. Однако не остановился, упорно продолжая ласкать упругие ягодицы, надеясь, что, может, на этот раз она позволит
Н-не надо, едва слышным шепотом отозвалась наконец Рахина, пошевелившись, и попыталась отстраниться. Пожалуйста
Стиснув зубы, я убрал руку и позволил ей отвернуться, а потом и сесть на краю кровати. Мой взгляд задержался на прямой спине, опущенных плечах, и я с безнадежностью понял, что в очередной раз потерпел неудачу. Рахина не желала продолжения, путь уже и без лишних, чужих чувств. Пусть даже зная, что теперь можно получить чистое удовольствие, без слез и отчаяния. Она не хотела, чтобы я ее жалел. Резко поднявшись, я тоже отвернулся, молча надел штаны и набросил рубашку. Постоял, глядя через окно во внутренний дворик с яркими клумбами и звонким фонтаном, потом все же негромко произнес:
Спасибо, Рахина.
Больше я ничего не мог сделать для нее, увы. На душе оставался мерзкий осадок, как всегда после таких моментов, и я малодушно сбежал из этой спальни, где еще таились отголоски чужого горя. Что ж, думаю, самое время сейчас отвлечься и заняться поисками нужных сведений в архиве. Это поможет не думать об оставшейся в спальне заплаканной девушке с несчастливой судьбой.
Глава 2
В комнате не было окон, только тяжелая дверь, открыть которую мог лишь один человекхозяин покоев. Он сейчас стоял перед ней, босиком на мягком ковре, покрывавшем каменный пол, в одних штанах, и блики от масляных ламп красиво играли на подтянутом, мускулистом теле, очерчивая рельеф мышц. Сразу было видно, что мужчина уделяет много времени тренировкам, следит за собой и не позволяет появиться на боках ни грамму лишнего жира. А еще он был сильным, очень. При каждом движении мышцы напрягались, перекатывались под смуглой кожей, и любая красотка много отдала бы за возможность провести по ним пальцами, ощутить их крепость. Мужчина стоял, чуть расставив ноги, и с отстраненным любопытством разглядывал полностью обнаженную девушку, наблюдавшую за ним без всякого выражения на бесстрастном лице. Тоненькая, едва оформившаяся фигура, аккуратная маленькая грудь, темный треугольник волос внизу живота. Руки расслабленно висят вдоль тела, подбородок поднят, а в прозрачно-голубых глазахпустота. Ничего, мужчина был уверен: скоро в них появится выражение, которое он так любил, страх и покорность.
Говорят, ты девственница? спросил хозяин, легонько похлопывая по ноге тонким кожаным хлыстом.
Да, коротко ответила девушка.
Господин, резко произнес мужчина и нахмурился. Ты должна называть меня «господин», поняла?
Да, господин, так же без всякого выражения ответила она.
Его глаза прищурились, на губах мелькнула усмешка.
Ты будешь выполнять все, что я скажу, негромким мягким голосом произнес он.
Да, господин, повторила девушка свой прежний ответ.
На мгновение во взгляде мужчины мелькнула досада, но тут же пропала.
Значит, тебя никто не касался? продолжил он расспросы, обойдя вокруг нее, и остановился за спиной.
Кончик хлыста медленно прошелся вдоль позвоночника, едва касаясь, и девушка еле заметно вздрогнула. Усмешка на лице хозяина стала довольной: его собственность знала, что такое хлыст, несомненно.
Касался, господин. Ответ девушки удивил мужчину.
Вот как? хмыкнул он и без предупреждения ударил, хлестко, наотмашь.
На гладкой, белоснежной как мрамор коже отпечаталась красная полоса, и девушка вздрогнула сильнее, но не издала ни звука. Что ж, он и не надеялся, что с первого раза получится добиться от нее чего-то. Однако времени у него предостаточно, торопиться некуда. Он предпочитал растягивать удовольствие, и на сей раз игрушка ему досталась очень подходящая.
Значит, твой прежний хозяин не брал тебя, как обычно? как ни в чем не бывало уточнил он, уже предвкушая предстоящее изысканное наслаждение. Расскажи, потребовал мужчина.
Он хотел, чтобы я доставляла ему удовольствие, послушно начала говорить девушка. Так, как он приказывал.
И как же он приказывал? вкрадчиво спросил господин, прижавшись к ней сзади, и его ладонь по-хозяйски устроилась на груди игрушки, довольно чувствительно сжав ее.