С которыми вы, завоеватель, насколько можно судить, не справляетесь, не удержался Рава.
Желаете моей отставки? Да на здоровье! Командуйте сколько вам угодно, дорогой канцлер. А я поскачу обратно в горы и вступлю в какую-нибудь шайку. Бандиты, те, по крайней мере, не делают вида, что мир именно таков, как им хочется.
Успокойтесь, завоеватель, я вижу, что вы переутомились. Я не испытываю желания взваливать на себя ваши заботы. В конце концов, я не военный. Поэтому ваша отставка не принимается. Восстановите боеспособность армии, Авальт, и возьмите на это столько времени, сколько потребуется. Раз армия, которую мы здесь оставили, ушла, очевидно, это было сделано с целью отражения исходящей от хундрилов угрозы. Можно исходить из того, что это уже сделано, и в любом случае мы вряд ли в том положении, чтобы повлиять на результат, не так ли?
Я полагаю, канцлер, что нам на свое собственное положение неплохо бы повлиять.
Возвращайтесь к командованию, завоеватель. Мы продолжим нашу беседу в более безопасной обстановке, когда окажемся во дворце. Где я постараюсь объяснить тебе, кто из нас двоих главный.
Авальт вперил в него взгляддостаточно долгий, чтобы выраженное в нем презрение сделалось очевидным, потом развернулся и зашагал обратно.
Когда он скрылся в толпе, Рава сделал знак слугекоторый имел неосторожность во время беседы канцлера с Авальтом держаться от них в каких-то пяти шагах.
Выбери место, где мы встанем на ночлег. И разбей шатер. Малый, сегодня я ограничусь минимумом прислуги, двадцать человек, не более. Найди мне в обозе новых женщин, но не драс, их бестолковость мне уже надоела. Поторапливайсяа мне пусть подадут вина!
Слуга, подскакивая от усердия, бросился прочь. Рава повертел головой, пока не обнаружил одного из своих убийц. Тот глядел прямо на него. Канцлер указал глазами на удаляющегося слугу. Убийца кивнул.
Видишь, Завоеватель, что ты наделал? Убил несчастного старика. И я пришлю тебе его засоленную голову во избежание дальнейших недопониманий.
Ступив внутрь палатки, Кованый щит Танакалиан стянул с рук перчатки.
Я только что проверил лично, Смертный меч. Они и в самом деле вымотаны. Сомневаюсь, что завтра вообще выйдут на марш, не говоря уже о том, чтобы сражаться в предстоящую неделю-другую.
Кругава, сидевшая на походной койке, была занята смазыванием меча и даже не подняла головы.
Все вышло даже легче, чем предполагалось. Там, на сундуке, есть водаугощайтесь.
Танакалиан шагнул поближе к сундучку, покрытому пятнами морской соли.
Есть и другие новости. Мы перехватили болкандского разведчика, вернувшегося к бывшей стоянке армии, что нас здесь дожидалась. Похоже, командир, Военный вождь Голл поступил именно так, как мы и предполагали. Сейчас он, вероятно, уже у стен столицы королевства.
Женщина хмыкнула.
Следует ли нам теперь дождаться, пока нас догонит канцлер, чтобы проинформировать его об изменившейся ситуации, или же продолжить марш с прежней скоростью? Даже если Военный вождь хундрилов желал бы осадить столицу, в его распоряжении лишь всадники. Надо думать, до нашего появления он ничего предпринимать не станет. А до негоне меньше трех суток.
Танакалиан как следует отхлебнул из глиняного кувшина, потом поставил его обратно на потертую крышку сундучка.
Думаете, будет битва, Смертный меч?
Та поморщилась.
Пусть даже подобное обострение ситуации и крайне маловероятно, нам следует предусмотреть все возможности. Поэтому, она поднялась на ноги и словно заполнила собой всю палатку, мы будем дополнительно маршировать половину ночи. Есть ситуации, когда неожиданностью можно многого достичь. Лично я предпочла бы запугать короля, чтобы он подчинился нашим требованиям. Мне отвратительна сама идея потерять хотя бы одного из братьев или сестер в бессмысленном конфликте с болкандцами. Но мы должны будем в некотором смысле продемонстрировать королю Таркульфу, что воинственны и вспыльчивы, Военный вождь, я уверена, это уже сделал.
Поразмыслив над сказанным, Танакалиан заметил:
Смертный меч, хундрилы в этой ненужной войне наверняка понесли потери.
Иногда, Кованый щит, приходится идти на жертвы, чтобы тебя уважали.
Полагаю, болкандцам придется пересмотреть свое презрительное отношение к «Выжженным слезам».
Она обернулась к нему, оскалив зубы.
Кованый щит, им это отношение уже прямо в глотку забили. А мы позаботимся о том, чтобы они так просто не выдохнули. Скажите, воспользовались ли мы припасами, брошенными отступающей армией?
Да, Смертный меч. Их спешка оказалась для нас весьма кстати.
Вложив оружие в ножны, она нацепила его на пояс.
Таковы правила военной добычи. Сейчас нам следует выйти к своим братьям и сестрам. Они молодцы, и мы должны напомнить им о том уважении, которое мы к ним испытываем.
Танакалиан, однако, заколебался.
Смертный меч, вы продвинулись в своем выборе нового Дестрианта?
В ее жестком взгляде что-то промелькнуло, потом она развернулась в сторону полога.
С этим придется обождать, Кованый щит.
Следом за ней он вышел в лагерьтихий, упорядоченный. От роты к роте аккуратными рядами протянулись цепочки костров, на которых готовилась пища. Палатки натянуты на точном, хорошо выверенном расстоянии одна от другой. Пахло свежезаваренным чаем, да так, что голова кружилась.
Следуя за Кругавой, чуть слева и на шаг позади, Танакалиан обдумывал постепенно собирающиеся у него в мозгу подозрения. Весьма вероятно, Смертного меча вполне устраивает ситуация, когда она, по существу, находится в одиночестве. С точки зрения структуры триумвират верховного командования Серых Шлемов сейчас не только неполон, но и неуравновешен. В конце концов, Кованый щит Танакалиан еще слишком молод, и за равного Смертному мечу его никто не держит. Его обязанности по существу пассивны, а вот она всегда впереди, всегда главная. Одновременно и кулак, и кольчужная рукавица, он же всего лишь плетется следом за нейв данный момент в самом прямом смысле.
Конечно же, ей это нравится. Легенды об их эпическом походе будут складываться вокруг персоны Кругавы, она же может позволить себе великодушие по отношению к тем, кого допустит постоять в собственной тени. А сама будет возвышаться над всеми, и лучи солнца упадут прежде всего на ее лицо, до мельчайших подробностей высветив ее геройскую решимость.
Вот только не стоит забывать слова, что сотню лет назад произнес Кованый щит Экзас. «От жара может треснуть самая ярая маска». Так что, Смертный меч Кругава, я буду лишь наблюдать за тобой, уступив тебе место на пьедестале. Нас ожидают великие свершения, а за нашей спиной стоят создания из нашей юности, желая видеть, чего добились своими жертвами.
Вот в этот-то миг Кованый щит и шагнет вперед, один под безжалостным солнцем, и не отшатнется перед жарким пламенем. Я сделаюсь тиглем судии, Кругаве же придется отступить и ждать того, что я изреку.
Сегодня вечером она не жалела ни времени, ни внимания, обращаясь к каждой сестре и к каждому брату как к равным, но Танакалиан прекрасно видел за всем этим холодный расчет. Видел, как она прядет нить за нитью свой личный эпос, как эти пряди тянутся за ней, пока она переходит от одной кучки солдат к другой. Чтобы соткать героя, нужна тысяча глаз, чтобы сложить достойную песньтысяча глоток. Короче говоря, требуется тщательно рассчитанный дар свидетельствованиячтобы выплести каждую подробность каждой сцены огромного, обширного гобелена, который и являла собой Кругава, Смертный меч Серых Шлемов Измора.
Его же роль заключалась в том, чтобы следовать за ней на шаг позади.
Поскольку каждый из нас создает свое личное потайное полотно, изображающее собственное геройство. Увы, только безумцы пользуются для вышивки одной лишь золотой нитьюв то время как остальные, те, кто не боится правды, используют всю палитру целиком, берут клубки потемнее, чтобы запечатлеть тени, укромные уголки, куда никогда не падает свет и где произрастают не столь утонченные помыслы.
И разве не прискорбно, что нас, не боящихся правды, так мало?
Танакалиан подозревал, что в любой толпесколь угодно обширной и всеобъемлющейон, если хорошенько присмотреться, увидит вокруг себя только блеск золотой вышивки, такой яркий, так пылающий огнем дикого эгоизма и самообмана, что ему останется лишь застыть в ослеплении, зияя выжженными глазницами.
Вот только услышит ли хоть кто-то мое предостережение? ЯКованый щит. Некогда на таких, как я, наложили проклятие, обязав принимать все, как ложь, так и правду, вот только яне такой, как те, кто был до меня. Это верно, я возьму вашу боль, каждого из вас, но тем самым втяну вас в один с собой тигель, чтобы огонь очистил там ваши души. И не забудьте одну истину если бросить туда золото, серебро, бронзу и железо, первым расплавится золото.
Она шагала впереди, щедро делясь с солдатами весельем и шутками, поддразнивала и позволяла дразнить себя, как и положено любому обожаемому командируи легенда, шаг за шагом, обретала плоть.
Он же следовал за ней и молча улыбалсятак мирно, так уважительно, с такой охотой принимая долю от ее щедрот.
Иные маски трескаются от жара и солнца. Вот только его маскане ярая и не твердая. А способна принимать по его желанию любую форму. Маска мягкая, как глина, скользкая и прозрачная, как чистейшее масло. Действительно, иные маски ломаются, но его маска никогда не треснет, поскольку он понял истинный смысл слов давно почившего Кованого щита.
Маску ломает не жар. Маску ломает лицо под ней, когда она больше не подходит.
Запомни этот день, Танакалиан. Тысвидетель того, как выстраивается иллюзия, как обретает форму время героев. Грядущие поколения станут воспевать создаваемую ныне ложь, и глаза их будут пылать так ярко, что любые сомнения унесутся прочь. Они будут страстно вздымать повыше древние маски и оплакивать свои теперешние невзгоды.
Поскольку оружием истории делается лишь то, что произрастает из кривого корня. Мы проживаем сейчас ложь, а потом передадим ее собственным детям и дальше, из поколения в поколения, пока острые углы и заусенцы недоверия не сгладятся от касаний многочисленных ладоней.
В этой лжи Кругава идет сейчас среди своих братьев и сестер, повязывая их своей любовью, навстречу ожидающей всех судьбе. В этой лжи нынешний миг истории, запечатленный языком героев, безупречно чист. Так, что и сомневаться не в чем.
В конце концов, мы, герои, знаем, когда следует надеть маску. Способны почувствовать на себе взгляд тех, кто еще не родился.
Давайте-ка все вместе покажем им нашу ложь!
Кованый щит Танакалиан улыбался, скрытый же под улыбкой цинизм оставался невидимым его братьям и сестрам. Его время еще не пришло. Но осталось уже недолго.
Военный вождь Голл закутался в плащ из черных перьев и застегнул на голове шлем, украшенный вороньим клювом. Поправил на левом бедре свой тяжелый тальвар и шагнул к коню. Насекомые плясали в сумрачном воздухе, словно крылатые пылинки. Прежде чем вскочить в седло, Голл закашлялся и выплюнул комок мокроты.
Почему войнаэто всегда дым?
Двое «Бегущих слез» перед ним обменялись недоуменными взглядами.
И ладно бы еще обычный дым, продолжил Военный вождь, ударив коня пятками и направив его между гонцами. Так ведь самый отвратный. Горелые тряпки. Волосы. Липнет к языку, точно деготь, и горло дерет. Безобразие все это, во имя павшего Колтейна, вот что я вам скажу.
Голл выехал на тропу, «Бегущие слезы» сопровождали его теперь с обеих сторон.
Так ты говоришь, Йелк, с ними баргасты?
Скакавший слева разведчик кивнул.
Два или три легиона, вождь. На левом фланге.
Никогда еще не дрался с баргастами, проворчал Голл. В Семи Городах их не так много осталось, а те, что есть, живут далеко к северо-востоку от наших земель, насколько помнится. И как они на вид, страшные?
Выглядят не слишком дисциплинированными, ответил Йелк. Коренастей, чем я себе представлял, а доспехи у них, похоже, из черепашьего панциря. Волосы торчком в виде гребня, рожи раскрашенныевид, сказать по правде, полубезумный.
Голл покосился на гонца.
Ты понимаешь, почему на переговоры вместе со мной выехали вы двое, а не кто-то из моих командиров?
Потому что мы, случись что, невелика потеря, кивнул Йелк.
Выходит, я тоже.
Вот тут, вождь, позвольте с вами не согласиться.
И на том спасибо. Итак, если они решат подтереться обычаями и напасть на парламентеров, как вы с Ганап поступите?
Прикроем вас от их мечей собственными телами, вождь, и будем держаться, пока вы не отобьетесь.
А если вам все же не удастся меня спасти?
Убьем их командира.
Из лука застрелите?
Нет, заколем.
Хорошо, сказал Голл, вполне этим удовлетворенный. Преимущество молодостибыстрота. А вы двоеиз самых быстрых, потому-то и попали в «Бегущие слезы». Может статься, добавил он, они вас за моих детей примут, нет?
Тропа ушла вверх, потом, обогнув гребень холма, влилась в широкую мощеную дорогу. От трех приземистых квадратных амбаров неподалеку валили в небо столбы черного дыма. Экое расточительствоместные предпочли сжечь весь свой урожай, лишь бы не достался хундрилам. Голла подобная зловредность лишь раздражала. Можно подумать, война все спишет? Он вспомнил историю, рассказанную кем-то из малазанцеввроде бы Кулаком Кенебом, об отряде королевских гвардейцев из города Блоор на Квон-Тали, которые, когда их окружили на площади, решили использовать детей в качестве прикрытия от имперских лучников. Лицо Дассема Ультора потемнело тогда от отвращения, он распорядился подтянуть осадные баллисты, зарядив их сетями вместо стрел, и только когда все гвардейцы запутались и попадали с ног, солдаты Ультора извлекли детей из их судорожной хватки. Из всех противников империи, с которыми ему довелось сражаться под командованием Дассема Ультора, лишь этот отряд был посажен на колы и оставлен медленно, в муках умирать. Потому что есть вещи, которые прощать нельзя. Голл бы на его месте еще и кожу с мерзавцев предварительно спустил.
Конечно, уничтожение запасов вполне пригодной пищи было не столь запредельной гнусностью, и однако скрывавшиеся за подобным жестом чувства, с точки зрения Голла, мало отличались от тех, что двигали тогда блоорскими гвардейцами. Если бы не притеснения, из-за которых и вспыхнула война, хундрилы заплатили бы за вот это самое зерно достойную цену. Вот только если корона достается болвану, все всегда идет насмарку. Война напрочь уничтожает сложившийся порядок вещей, да уж, если на то пошло, и обычную логику тоже.
На другой стороне равнины, на расстоянии около одной пятой лиги, вдоль неровной гряды невысоких холмов стояла болкандская армия. В самом ее центре, оседлав дорогу, расположился легион приблизительно в три тысячи тяжелой пехоты. Их черная броня отсверкивала золотом, как и прямоугольные щиты. Из середины легиона вздымалась небольшая рощица штандартов.
Ганап, ты, говорят, самая зоркая из «Бегущих» скажи-ка, что ты видишь вон на тех знаменах?
Девушка извлекла из-за щеки комок растабака, сплюнула на землю бурой жидкостью и ответила:
Корону.
Как и ожидалось, кивнул Голл.
Баргасты, про которых говорил Йелк, располагались на левом фланге. Они стояли нестройными рядами, некоторые наемники попросту расселись на земле, сняв шлемы и отложив щиты. Поднимавшиеся над их отрядами штандарты были украшены человеческими черепами и пучками волос.
Правее от центрального легиона гребни и склоны холмов были испещрены траншеями, из них торчали пики. Регулярная армия, решил Голл. Не особо дисциплинированные и подготовленные, но достаточной численности, чтобы связать боем любое количество противника на срок, за который центр и левый фланг смогут, отбив атаки Голла, двинуться вперед и обойти наступающих.
Позади этих основных сил и еще дальше на флангах виднелись лучники и легкая пехота.
Скажи-ка мне, Йелк, как бы ты атаковал того противника, что видишь перед собой?
Я бы не делал этого, вождь.
В глазах у Голла вспыхнуло бешенство, он обернулся к разведчику:
Продолжай же. Значит, ты бежал бы, поджавши хвост? Капитулировал? Наложил бы полные штаны и умолял о перемирии? Шел бы на всевозможные уступки до тех самых пор, пока все хундрилы на свете до единого не оказались бы в кандалах?
Нет, вождь, я бы тоже развернул наше войско во фронт и простоял бы напротив них весь день.
А потом?
Когда начнет темнеть, отступил бы. А когда солнце окончательно сядет, разделил бы войско и обошел неприятеля с обеих сторон. Ударил бы сзади перед самым рассветом, используя зажженные стрелы и общее замешательство. Мы сожгли бы их обоз, рассеяли лучников и начали врубаться в тылы легионов. Атакуя волна за волной каждые полколокола. А к полудню отошли бы.