Постойте! Агарийцы и алаты ненавидят друг друга веками, но алатская ненависть горячее. Вы уверены, что начала Агария?
Да. Но не уверен, что алаты рубили агарийцев.
Простите?
У меня создалось впечатление, что Карои и его люди не сводят старые счеты, им было важно, что происходит сегодня. Иными словами, они истребляли не агарийцев, а бесноватых.
Это Карои так сказал?
Он объявил, что идет на помощь Эпинэ. На обоснованный вопрос Глауберозе, как уважаемый коллега думает отыскать Проэмперадора в сошедшем с ума городе, алат ответил, что это не составит большого труда. Замечу, что выглядел Карои уверенным, будто взявшая след собака.
Мэтр Инголс, на что вы намекаете?
Я всего лишь предлагаю вам сделать выводы, которые будет полезно сравнить с моими.
Тогда я жду ваших заметок и в свою очередь прошу вас прочесть попавшие в мои руки документы. Первый омерзителен, но полезен, второй Вы читаете по-гальтарски?
Свободно.
Значит, вам предстоит узнать некогда страшные тайны, обрадовала графиня, не извлекшая из откровений Эрнани ничего, кроме окрепшего убеждения в том, что Левий умница. Месяц назад оно бы мешалось с сожалением о зря погибших хороших людях и злостью на очередных дураков, но Излом не оставляет времени на былое, разве что оно может чем-то помочь настоящему.
3
Предложение фрошеров всем вместе отужинать на постоялом дворе Руппи принял охотно. Предводительствовавший встреченными «фульгатами» капитан Руппи понравился, к тому же этот Уилер участвовал в гаунасском походе, а Фельсенбургу хотелось знать о графе Савиньяке, к которому он ехал, побольше. В победах над Фридрихом особой заслуги Руппи не находил, но игры с Хайнрихом и последующий договор интриговали, к тому же маршал Лионель был братом Арно и сыном очень необычной матери. Лейтенант больше не удивлялся, что в доме Савиньяк ели, что хотели, не стесняясь лазили по деревьям, спокойно уходили и с удовольствием возвращались. О собственном возвращении наследник Фельсенбургов думать без содрогания не мог, но сейчас его несло в другую сторону.
Не желая выглядеть растрепой, лейтенант сменил рубашку, возблагодарив всех святых за отсутствие на штанах кошачьей шерсти, и в сопровождении драгунского капитана поднялся на увитую хмелем террасу. Трактирщик уже накрыл небольшой стол, заботливо защитив его расписанной розами ширмой и украсив здоровущим букетом, из-за которого ухмылялась физиономия Уилера и виднелось чье-то обтянутое мундирным сукном плечо.
Присаживайтесь, на правах хозяина пригласил «фульгат». Заведение сносное, нам, можно сказать, повезло. Сударыня, разрешите представить: господин фок Фельсенбург, следует туда же, куда и мы.
Я очень рада. Раздавшийся из-за цветов голосок был приятным. Можете называть меня Селиной. Капитан Уилер говорит, вы моряк?
Да, подтвердил Руппи, пробираясь на свое место. Непонятно откуда взявшуюся даму он разглядел, лишь обогнув ширму. Селина оказалась молода и хороша собой. Очень молода и очень хороша, но самым удивительным было другое. За столом в провинциальном трактире улыбалась мамина юность, хотя урожденная герцогиня фок Штарквинд никогда не надела бы мужского платья и не заплела волосы в две толстенькие косицы, как это сделала непонятная путешественница.
Счастлив вам служить, поспешно заверил Руппи, борясь с неловкостью, однако разъезжающая с «фульгатами» дева не спешила, подобно волшебнице Фельсенбурга, упрекать лейтенанта в бессердечии.
Вы похожи на одного очень хорошего человека, безмятежно произнесла она. Издали.
Не скажи талигойка этого, секундой позже Фельсенбург сообщил бы красавице, что онаживой портрет некоей знатной особы. Руппи и прежде понимал отца, но сейчас это было особенно остро, только ни одна женщина не разлучит его с морем и не запрет в зачарованном замке. Ни одна!
Здесь есть вино и касера, напомнил о себе и ужине драгун. Ну и пиво, само собой. Пиво и касера хороши, виновряд ли.
Касера, решил Руппи. Женщин красивее мамы лейтенант не встречал ни в Эйнрехте, ни в портах, а ведьма Она была ветром, танцем, струнным звоном, сном, который появлялся и исчезал.
Муа-у-у раздалось из-под стола. От неожиданности лейтенант вздрогнул, но для Гудрун сладострастный вопль был слишком басовит. Мря-а-а-а-ау
Это мой кот, с уморительной серьезностью объяснила девушка. Он в корзине, потому что все время убегает. Он чего-то хочет.
Меня, признался под нарастающие рулады избранник Гудрун.
Неужели? удивился «фульгат» и нагнулся. Щелкнуло, фыркнуло, и Руппи узрел внушительную черно-белую морду, по счастью, не мохнатую. Морда, упреждая прыжок, коротко мявкнула, дальнейшее было предопределенотоптанье, урчанье, боданье и царапины на бедрах.
Почему? спросила девушка. Почему он к вам пошел?
Меня любят кошки, буркнул Руппи, понимая, что и этим штанам быть в белой шерсти. Очень.
Мне тоже кажется, что вы хороший человек, задумчиво произнесла Селина. Его зовут Маршал.
Ему подходит.
Руппи обреченно почесал за изодранными ушами. Судя по тому, как Гудрун разрывалась между ним и Бешеным, кошачья любовь шла по следам любви ведьм, но признаваться в этом Фельсенбург не собирался.
Это началось весной. Ко мне привязалась огромная трехцветная кошка
Суну-ка я его назад. Уилер молниеносно ухватил утратившего бдительность кота за шкирку. Извините, не представить вас нашему Маршалу я не мог.
Я польщен, заверил слегка оторопевший Руперт. Котам меня еще не представляли.
Водворенный в свое узилище Маршал орал и скрипел корзиной. «Фульгат» махнул рукой, из сада выскочил верткий сержант, и скандалиста уволокли. Фрошер разлил мужчинам касеру, трактирщик подал запечатанные слоеным тестом горшочки, в общем зале хрипло попробовала голос волынка.
Я предпочел бы кота, не выдержал Фельсенбург.
Музыка будет далеко, утешила Селина, кошки под столом намного громче. Хорошо, что вы им нравитесь, это значит, с вами все в порядке.
Да? удивился спаситель осужденного преступника, дезертир и убийца. Я в этом не слишком уверен.
Сейчас с некоторыми людьми происходят дурные вещи, изрекла девица. Вы кушайте, крышку надо отломать и макать в соус Это не очень красиво, но мы в дороге, и нас никто не видит.
Когда никто не видит, ронять себя тем более не стоит. Лейтенант отодрал еще теплое тесто. Но в дороге манерничать и впрямь глупо. Это свинина?
С грибами, уточнил Уилер. Сударыня, вы позволите нам маринованный чеснок?
Конечно, мама вот так же раскрывала глаза, когда ей говорили, что запел соловей или что-то расцвело, он ведь вкусный. Я тоже буду.
Волшебницы чеснок не едят, волшебницы не разъезжают в мундирах и не возят с собой котов, зато при этой Селине можно не задумываться над каждым словом. Вот бы еще понять, что или кого забыла белокурая серьезница в армии Савиньяка, хотя какое, в сущности, ему до этого дело?
Вечер получался отменным. Драгун молчал и ел, зато они втроем болтали о кошках, соленьях, волынках и деревянных башмаках, будто не было никаких войн и мятежей, только придорожная харчевня и хорошая компания. А потом у входа на террасу воздвиглась длинная тень, и Руппи узнал корнета Понси, которого по вполне очевидным причинам за стол не позвали. Что ж, он пригласил себя сам.
Теперь я вижу, возвестил памятный по прошлой зиме ябедник, вижу всю низость коварства! Что ж, мне остается одно. Капитан Уилер, выподлец! Судьба свела нас прежде, чем я надеялся, и не я преследовал вас, но рок. Я требую удовлетворения!
Чего-чего? беззлобно удивился Уилер и повернулся к Руппи, с которым как раз выпил на брудершафт. Ты что-нибудь понял?
Пожалуй, шепнул Фельсенбург, глядя на преодолевшего половину расстояния от двери до стола и не перестававшего вопить корнета. Он поэт и
чучело, с чувством произнес Уилер, но деда жаль.
Не надо его обижать, тихонько попросила Селина. Это из-за меня. Я слушала его стихи, он думал, мне интересно, а мне надо было в приемную регента и погулять по Тарме. Капитан, вы же знаете!
Я не больно, пообещал капитан.
Ты шепчешься с ним! Даже сейчас!..
Палец поэта почти ткнул Уилера в грудь. Понси по-прежнему напоминал сразу и богомола, и ужа, но Руппи отчего-то представился юный дятел, напавший на умудренного жизнью хоря.
Соблазнитель и трус!
Заткнулся бы ты, приятель, и шел бы спать, посоветовал «фульгат». Будь он в самом деле вероломным убийцей, ревнивец был бы уже мертв.
Я не уйду! Долговязая фигура стала еще длиннее, впрочем, сумерки вытягивают всё. Сейчас ты мне ответишь
В Уилере усомниться было трудно, но Понси встал слишком удобно, чтобы этим не воспользоваться, к тому же взыграла, требуя своего, память о Старой Придде. Руперт незаметно подвинул ноги. Корнет усиленно стаскивал новую, неразношенную перчатку, та не поддавалась, а Уилер с веселым любопытством следил за тужащимся мстителем. Момент был самый что ни на есть подходящий. Вскочить, ухватить голубчика за плечо, завести руку за спину, как это делают в кабаках с разгулявшимися матросами, и конец грядущему кровопролитию. Дурацкий, правда, ну да по герою и подвиг.
Корнет Понси, напомнил Руперт, регент Талига запретил дуэли, так что считайте себя арестованным. Уилер, куда его проводить?
Куда? задумался «фульгат». Видел я тут в саду подходящую гауптвахту, так ведь утопится, чего доброго. Да и людям несподручно будет.
Трус! возопил корнет. Жалкий трус, прячущийся за вражескую спину!
Этого Руппи не стерпел. Знакомая по Эйнрехту разухабистая волна радостно захлестнула лейтенанта и тут же рассыпалась искрами, колкими, будто снежинки или смех.
Доносчик! провыл наследник Фельсенбургов в тон ревнивцу. Жалкий доносчик, вмешавшийся в дело чести. Вспомни Старую Придду, несчастный, и Старый Арсенал! Теперь мой друг и его враг отмщены самой судьбой. Ты не получишь удовлетворения прежде тех, кого выдал!
Ой, удивилась за спиной Селина, так вы знакомы?
Этот господин требовал от нас любви к прескверным стихам. Стоять спиной к даме было невежливо, и Руппи, не выпуская добычи, обернулся. Чуть до дуэли не дошло Леворукий, и как я мог забыть?! Корнет вызвал или почти вызвал герцога Придда. Антал, ты не можешь с ним драться прежде полковника.
Да я в общем-то и не собираюсь. «Фульгат» был само миролюбие. Придд, говорят, в Гёрле А этот-то с Заразой что не поделил?
Одного вашего поэта, Понси он нравится, прочимнет. Имени я не запомнил
Невежда! завопила приотпущенная заболтавшимся лейтенантом добыча. Я говорил тогда, я скажу сейчас!.. Вы все невежды, а тылжец! Ты не можешь не помнить великого Барботту, но ты хочешь жаждешь унизить его! Ты притворяешься, что забыл обращение гения к тебе подобным, сейчас ты вспомнишь! Я Я презираю вас всех
Не всякий презренья достоин, Руппи, рассердившись, прижал костлявую руку посильней, и Понси замолк, как и любви, и насмешки.
Ненависть, грусть, сожаленье трогают разные струны
Старину Майнера Руппи переводил на талиг под надзором самого злобного из присланных бабушкой менторов, сегодня это пригодилось.
Это и есть Барботта? удивился Уилер. А ничего!
Это дриксенский поэт, и он намного лучше в подлиннике.
Чушь, недостойная мужчины! ломать придурку руку Руппи все же не хотел, чем поклонник Барботты и воспользовался. А вы, вы предатели! Маршал Савиньяк должен знать, кто пьянствует с «гусями» и слушает их вирши, когда в наши груди целят кесарские пушки! И он узнает О, граф Лионель ведает цену как одиночеству и измене, так и гению. Мое имя для него кое-что значит! Сегодня вы трусите, и этому нет честных свидетелей, но в Гёрле мой друг капитан Давенпорт заставит вас принять вызов. Иначе вам плюнет в лицо вся армия!.. Гусиные приспешники!
Сэль
Уилер, последнюю минуту внимательно присматривавшийся к крикуну, наклонился к девушке и что-то тихо сказал, та покачала головой.
Нет Он просто такой.
Вот и славно! «Фульгат» отодвинул тарелку и, внезапно оказавшись на ногах, перехватил бьющегося корнета. Отпускай Если его ты отволочешь, некрасиво будет. Наш а, пусть будет нос, нам и подтирать. Драгун, поднимайся, потом дожуешь!
Глава 7Бакрия. ХандаваГайифа. Кипара
400 год К. С. 1417-й дни Осенних Скал
1
Сосредоточенные молодые лица всегда вызывали у Матильды умиление. Началось с задумавшегося над книгой сына, потом были внук, Робер, Удо с Дугласом, Мэллица, о которой надо наконец написать Альберту, и снова Дуглас Щенята пытались размышлять и выглядели при этом до одури трогательно, но Баата при всей своей серьезности не умилял, хотя был моложе Эпинэ и не забывал выказывать растерянность и просить совета. Надо думать, проныра еще в детстве понял, что маленького добрые и большие не обидят, а злые не примут всерьез.
Видит Создатель, заверял «неопытный» Баата, я еще никого не ждал так сильно, как вас! Мой покойный отец боялся того, чего не мог понять, и я унаследовал многие его страхи. Не хочу лгать, я надеюсь когда-нибудь стать достойным казаром, но сейчас я растерян Здесь нам не помешают, это любимое место моих покойных родителей, а прохладительное облегчит любую беседу.
Мешать в оседлавшей обтесанную скалу беседке и впрямь было некому, а вид восхитил бы и поэта, и художника, интриганов же восхищала невозможность подслушивания. Каменная толща под ногами и ажурные решетки вместо стен исключали чужое любопытство, но этого было мало: у подножия утеса, где начиналась удобная лестница, торчали казарские бириссцы, а парой пролетов вышеприхваченные Бонифацием вроде бы для почета адуаны. Сверху и те, и другие казались игрушечными солдатиками, Адриан таких присылал сперва чужому сыну, потом чужому внуку.
В самом деле удобно, согласилась принцесса, отгоняя воспоминание, особенно падать.
Это был несчастный случай, быстро сказал Баата, и Матильда поняла, что ненароком отдавила хвост одной из фамильных змей. Мой несчастный брат пытался поймать на лету бабочку. Вы их зовете фульгами, они должны нести удачу, но примета обманула.
Погибшегонесомненно, кивнула алатка, до сего мгновенья не представлявшая, как именно Лисенок теряет лишних родичей. К счастью, мы с супругом не в том возрасте, чтобы гоняться за бабочками.
Бонифаций знакомо поднял к небу палец.
Сии хрупкие создания, веско произнес он, сотворены, дабы напоминать нам, во грехах пребывающим, что из мерзкой гусеницы при должном питании родится летучий цветок, а из грешника при должном поведенииправедник. Только не всяк грех искупаем, и бабочка бабочке рознь: капустные черви, воспарив, сохраняют гнусную суть и заражают огороды ненасытной мерзостью. То же и ересь агарисская: кажет миру белые крылья, но пожирает заблудшие души аки гусеница капусту.
Как это верно! ахнул эсператист, успевший вступить в союз с олларианцами и породниться с потомками Бакры. Мне страшно об этом говорить, но в Паоне подняла голову чудовищная ересь
И что учудила тварь злокозненная, кардиналом Паонским именуемая? буркнул, нюхая подкисленную лимонным соком воду, супруг. Объявил Паону новым Агарисом? Так морискам от сего лишь удобнее.
Баата взмахнул девичьими ресницами.
Мориски отходят, сообщил он, но мне проще рассказывать с самого начала. Первое насторожившее меня известие
Царственно расположившись в удобномдругого Лисенок почетным гостям не предложил быкресле, Матильда слушала и недоумевала: новости перечеркивали все, что алатка знала об имперцах. Покровители поганой Агарии от века гребли жар чужими руками, усердно избегая серьезных драк. Представить, что «павлины» соберутся и дадут отпор врагу, который едва ли не помелом гнал их от самого побережья, Матильда не могла, и Бонифаций, судя по враз забытому прохладительному, тоже.
Поднимаясь в казарскую беседку, супруги готовились слушать о бесхозной по случаю морисского вторжения Йерне, куда Баата, сожрав Хаммаила, просто не мог не попытаться запустить лапки. Новость о «Богоизбранном, Богохранимом, Богодарованном и Четырежды Богоугодном» Сервиллии шмякнулась на голову, будто оброненная нерадивым орлом черепаха.