Лисенок загодя готовился, бросила, борясь с дурацкой злостью, Матильда, чего уж там А Хаммаиловых дружков купить вряд ли трудно.
Умный покупает и продает другому умному, это дурактовар, что бы он о себе ни воображал. Внука тоже бы купили, не у Эпинэ, так у какой-нибудь сволочи вроде Хогберда Правда, поганец оказался слишком умен даже для такой сделки, он просто не полез в ловушку. Хоть бы его мориски прирезали, борова пегого!
Да ты, горлица моя, никак недовольна? прогудел начинающий раздражать Бонифаций. А для чего мы с тобой по горам скакали, как не для того, чтоб Лисенок, себе угождая, о Талиге радел?
Противно, когда королевские головы как капустные кочаны покупают!
Принцесса перевела взгляд на Дьегаррона, который хотя бы не светился от радости. Смотреть на маркиза вообще было приятно, Матильде с детства нравились мужчины, напоминавшие хищных птиц. А выскочила первый раз за фазана, второйза кабана.
Маркиз взгляд выдержал, только чуть шире открыл глаза, большие, по ложке каждый.
Не думаю, что Хаммаил достоин вашего сожаления, покачал он больной головой. Я располагаю лишь слухами, но они очень похожи на правду. Вроде бы казарская охрана сложила оружие, поняв, что ее обманули. Люди слышали, как Хаммаил кричал: «Все на стены, и я за вами, мы отобьемся или умрем!» Однако на стенах его не дождались. Потайной ход, обычное дело Пусть наша война, сударыня, еще не стала вашей, но в Алате подобное вряд ли прощают.
Еще чего не хватало! отрезала урожденная Мекчеи. С трусами у нас разговор короткий.
С трусамида, а с твоим собственным братцем? На охоте Альберт от кабанов с медведями не шарахался, а вот от врагов, заявись те под стены? Хотя великий герцог Алати всяко успел бы между собой и врагами кого-нибудь сунуть.
Уподобившись зайцу, сюзерен становится вровень с капустой, вздохнул Дьегаррон, причем гнилой. Мерзавец попробует такую продать, человек порядочный выбросит и вымоет руки. Среди оставшихся с Хаммаилом, похоже, были и те и другие.
Готова поклясться, буркнула, все еще размышляя о братце, Матильда, ход, которым удирал казар, оказался не таким уж и потайным.
О подробностях и сам Лисенок, и те из его людей, кто все знает, пока молчат, ноэто известно точноХаммаил убит вместе с супругой, наследниками и ближайшей родней.
Ваш Лисенок охотиться умеет, с чувством произнесла алатка. Обложил соперника по всем правилам, выкурил из норы, тот на засаду сам и выскочил.
Да, ваше высочество. Может, коварство теперь уже единственного казара кэналлийцу и не нравилось, но тщательность проработки плана он оценил высоко. Баата показал себя умным и решительным.
Мы же, проревело из-за спины, памятуя о планах богоданного нашего регента, должны встретиться с сим хищником, мелким, но полезным благому делу.
Баата жаждет того же, обрадовал Дьегаррон. По его словам, пришли важные новости из Паоны, а это повод для заверений в дружбе. О своей роли в исходе Капраса из Кагеты хитрец вряд ли станет распространяться, но то, что гайифцы прошли через владения Бааты чуть ли не под хозяйской охраной, требует объяснений. Казар намерен их предоставить прежде, чем мы его спросим, да и гайифские ве́сти у него должны быть настоящими. Этот человек, насколько я мог понять, лжет не больше, чем требуется.
Но потребности его велики, так что гляди в оба. А что еретик злокозненный? Так небеса кагетские и коптит или убрался?
Кардинал Серапион все в том же монастыре, куда он удалился, узнав о морисском нашествии. Ходят слухи, что несколько придворных решили искать спасения у кардинала, но им даже не открыли ворот.
Ничего, в Закат всех пустят. И Серапиона, и подлипал Хаммаиловых, ты мне вот что скажи, братья-то наши меньшие как? Все мстят сквернавцам за варастийское разорение?
Коннер доносит о трех набегах на Кипару и двух на Кирку. Отпора не было нигде. Я начинаю опасаться, что легкость успеха и отсутствие потерь сделают бакранов беспечными.
Так придержи, а сквернавцам имперским поделом, ибо несть числа их прегрешениям! Ладно Вино продышалось, тайны кончились, брюхо свело, пора вкушать. Зови своих соратников, и начнем благословясь.
Дьегаррон вырвал у форелины помилованный Матильдой свекольный цветок и исчез, теперь на столе остались лишь дикие мальвы в глиняных кувшинах. Живые, даже в росе Неужели кэналлиец собирал их сам? Неужели для чужой жены?! Матильда потянулась к букету, выбрала темно-красный цветок, пристроила на все еще отменной груди и покосилась на супруга.
Одобряю, возвестил тот, хотя его никто не спрашивал. А теперь изволь занять место свое за столом сим.
Женщина хмыкнула, но послушалась, после чего пришлось хмыкнуть еще разБонифаций уселся рядом, причем таким образом, что разглядеть из-за него хозяина можно было, лишь улегшись в тарелку. Это развеселило окончательно, и Матильда вдруг почувствовала себя Матишкойверткой, смешливой, знающей толк в каверзах и подначках.
Хорхе, поинтересовалась сакацкая язва, когда два полковника, генерал-адуан и верный Хавьер устроились за маршальским столом, все забываю спросить, гитару вам вернули?
Да, ваше высочество, подтвердил из-за мужнина брюха Дьегаррон, сразу же.
Я хочу послушать! объявила Матишка и засмеялась, как смеялась в пятнадцать лет, когда они с Фереком бегали за ежевикой.
2
Приличные командующие в походах богатеют, однако Капрас явно к таковым не относился. Добычи по понятным причинам не имелось, Хаммаил платить не стал, и бросивший казара на Каракисов маршал не счел себя вправе настаивать. Присланных Лисенком взяток с трудом хватило на нужды корпуса, зато на загорбке прочно обосновался Пургат. Настырный казарон вопил, ругался, требовал уважения и не желал понимать, что гайифцы не обязаны с ним нянчиться. Ламброс с Агасом советовали гнать придурка в шею, но для этого Карло слишком чувствовал себя предателем. Не перед Хаммаиломперед помертвевшим Курподаем и не просыхающей от слез Гирени. Малышка не усомнилась в том, что она казарской крови, и наотрез отказалась переходить на попечение новоявленного «братца».
Капрас уговаривал, кричал, целовалне помогало ничего, кагетка лила слезы, как хороший фонтан, и твердила: «Хачу с табой!» В конце концов маршал сдался. Гирени просияла, захлопала было в ладоши, но тут же позеленела и, зажимая рот, выскочила прочь, оставив будущего отца проклинать свою уступчивость. Вечером Карло написал Баате, через неделю получил ответ с завереньями в готовности принять «сестру» и «племянника», как только это потребуется, а на следующий день уходящий корпус настигли дальние родичи Антиссы. Умники исхитрились проскочить под самым носом у бириссцев. Карло нисколько не удивился бы, узнав, что Лисенок выпустил гайифцев нарочно, но беглецам подобное в голову не приходило, они почти свихнулись от пережитого страха. О казарской семье любящие родственники даже не вспомнили, их заботило однодобраться до Гайифы, а точнее, до Кипары. Туда, где идет война, Каракисы не хотели, зато им требовалась охрана. Днем и ночью.
Блохи сучьи! шипел рвущийся в бой Ламброс. Такие в задницу и заводят. Поперлись в Багряные земли, раздразнили морисков, а теперьбежать
Не могу не согласиться, вторил Агас. Вторжения следовало ожидать, но когда это Коллегия в последний раз занималась делом? Вот виноватых искатьэто по ним.
Капрас угрюмо отмалчивался. Дотаптывать проигравших не давало воспоминание о собственном возвращении из Фельпа, зато о встрече с Забардзакисом маршал мечтал все более рьяно, он даже придумал небольшую речь, предназначенную высшим воинским чинам. Речь не отличалась куртуазностью и зверски нарушала субординацию, но Капрасу она нравилась. Не сложилось.
Корпус был в дневном переходе от границы, когда свеженькая порция Каракисов принесла весть о том, что Доверенный стратег его императорского величества больше не составит ни единого циркуляра. Ну, и о прочих столичных радостях.
Удравшие из бушующей Паоны лягушки собирались укрыться в Кагете, однако граница встретила слухами о смерти Хаммаила, и беглецы заметались. Они могли угодить в зубы «барсам» или просто разбойникам, но бестолочам повезло влететь в объятия одного из передовых дозоров корпуса.
Драгуны препроводили паонцев с их сундуками к своему полковнику, только старина Василис Каракисов не устроил. Поняв, что происходит, цацы потребовали встречи с командующим, на которой, сверкая орденами и фамильными кольцами, принялись стращать новой властью и убеждать повернуть. В ответ маршал злорадно сообщил, что поздно: Хаммаила нет, и всё, что он, Карло Капрас, может предложить дорогим соотечественникам, это уцелевших родственников. Каракисы паонские увяли и немедленно устремились к Каракисам кагетским, надо полагать, решать, куда и за сколько уносить ноги.
Мой маршал, отчего-то шепотом произнес слышавший разговор Ламброс, а вдруг новый императоркак раз то, что нужно?!
Хорошо бы, кивнул маршал и распорядился выслать вперед отряды для разведки и поиска местных властей. Новости бодрили и дарили надежду, остатки сожалений о судьбе Хаммаила забились в дальний уголок сознания, где и уснули рядом с совестью. Карло ждал возвращения разведчиков и в ожидании тряс Агаса, но гвардеец свою обычную говорливость утратил.
Я больше не знаю Ореста, сказал он, когда раздраженный командующий стал требовать ответа. Поверьте, лучше не знать императора, чем знать о нем не то, что нужно. Орест повел себя решительней, чем можно было надеяться, выходит, он не вмешался в некоторые события не потому, что не мог, а потому, что не желал?
Ты о своей ссылке? в упор спросил Капрас.
О том, что ей предшествовало. Меня сослали в Кипару, поскольку я вызвал одного скотародича Каракисов, к слову сказать. Только вызвал я его, чтобы избежать ареста вместе с дедом по матери. Гвардейцы по-прежнему не могут свидетельствовать против своих соперников, а если ты не можешь свидетельствовать, ты не можешь и лжесвидетельствовать.
Ты впутался в заговор? в упор спросил маршал. В какой?
Окажись поблизости бешеный огурец, Капрас с удовольствием наподдал бы его ногой, но в пределах досягаемости имелся лишь булыжник, пинать который было опрометчиво.
Никаких шагов не предпринималось, Левентис был сама сдержанность, однако мы в самом деле ставили принца Ореста выше его братьев. Нам хотелось перемен, и мы не всегда держали языки на привязи.
Дед по матери тоже не держал?
Ему вменили в вину служебные злоупотребления.
Служебные злоупотребления можно вменить в вину всем, и чем выше пост, тем очевиднее провинности. Другое дело, что это повод, а причина однаполитика. Тесть старины Динаса проиграл и потерял почти все. Голова, впрочем, уцелела.
Не хочешь напомнить о себе?
Кому? Мой маршал, я рискую повториться, но я в самом деле не знаю Ореста. И мне не нравится, когда столицу Гайифы громят гайифцы же. Если новый император сумел справиться с мятежом в считаные часы, чего он ждал все это время? Чего он ждал, когда преследовали его сторонников, и кто ему помогает сейчас?
Не все ли равно? отмахнулся желавший не сомневаться, а радоваться Капрас. Лишь бы дело делалось.
Агас не воевал, не считать же за войну стычку с дикарями на козлах! Теньент силен в интригах, иначе не сумел бы так легко и красиво вытащить своего маршала из казарской ловушки, но представить толпу солдат, разбитых, потерявших любимого командира, он не в состоянии. Орест дал парням Задаваки сорвать злость на тех, кто в самом деле виноват, и Карло императора не осуждал. Сунувшихся защищать Коллегию прикончили б и не заметили, зато теперь самое время выплеснуть оставшуюся злость на морисков. Ламброс думал так же.
Только бы про нас не забыли! беспокоился артиллерист. В такой суматохе не корпус, армию потеряешь
Не потеряли, доставленный губернаторской эстафетой указ подоспел к вечеру. Бравый курьер о том, что он везет, знал не больше своего чубарого, а новость была столь же радостной, сколь и неожиданной: под стенами столицы императорская армия одержала первую серьезную победу. Устав, разрешая зачитывать избранные места вслух, допускал показ запечатанных синим воском документов только лицам в генеральском чине, и Карло решил не рисковать.
Датировано двадцать вторым днем Летних Молний, маршал обвел глазами замерших офицеров. Писали чиновники, все обычные обороты присутствуют. Сражение началось тринадцатого Летних Молний и закончилось на следующий день. Подступившие к самым стенам столицы вражеские войска были сначала остановлены у Белой Собаки, а затем и разгромлены. Язычники, понеся потери, бежали, угроза Четырежды Радужной Паоне снята, и это только начало.
У Белой Собаки? уточнил плохо знающий Паонику Ламброс.
Я знаю этот пригород. Карло оторвал глаза от бумаги. Там на южной окраине можно неплохо обороняться, местность удобная. Далее Нам предлагают «возрадоваться победе и восхититься величием императора Сервиллия, Богоизбранного, Богохранимого, Богодарованного и Четырежды Богоугодного», так что сообщите своим людям, и через час прошу в мою палатку. По такому случаю мы просто обязаны выпить, но больше никаких задержек! Велено со всей возможной скоростью вести корпус к столице и по прибытии находиться в полной готовности. При этом мы должны исхитриться и набрать по дороге дополнительных рекрутов не менее чем на два пехотных полка, а также все необходимое для их содержания. С учетом времени года, расстояния и дорог нас ожидают в Паоне к середине Осенних Молний. Должны успеть.
3
Бонифаций уходил громко, будто кабан сквозь кусты ломился. По-хорошему надо было благолепно выплыть вслед за супругом, но Матильда продолжала попивать слишком кислое, на ее вкус, вино и слушать. А Дьегаррон, раздери его кошки, играть. В ранней юности алатка на парней не заглядывалась, пока в ее пятнадцатую Золотую Ночку за дело не взялись скрипки, гитара в маршальских руках кружила голову не хуже. Бьющий по струнам кэналлиец казался незнакомым человекомлихим, здоровым и при этом отрешенным. Он видел то, о чем Матильда могла лишь гадать, вот она и нагадала горы. Не белоголовые и зубчатые, как Сагранна, а мягкие, округлые, то темные от елей, то пестрые от залитых солнцем луговых цветов. И пусть в этих лугах пасутся лошади, звенят монистами девчонки, а звездными ночами полыхают костры и смех обрывается счастливым стоном. Да будет счастлива молодость, хоть бы и чужая, и да пронесет ее через все пороги, не изломав и не испачкав
Что это было? выдохнула алатка, когда кэналлиец прижал струны ладонью.
Танец, откликнулся маркиз. Мы танцуем, когда уходит лето, и оно оборачивается на стук кастаньет.
Так я и думала.
Принцесса залпом допила кислятину, внезапно показавшуюся терпкой, будто сакацкая рябина.
Почему вы не женитесь?
Зачем? У меня четверо братьев, у двоих уже есть сыновья. Дьегаррон отложил гитару. Наша кровь останется под солнцем и без меня.
Допустим. Матильда по-деревенски водрузила локти на стол. Но неужели вам никогда не хотелось турнуть вашу свободу к кошкам?
Хотелось. Маршал знакомо поморщился, и вряд ли от боли. Однажды я поторопился, потом стал опаздывать и опаздываю до сих пор Дора Матильда, я не люблю исповедоваться.
Тогда пойте, потребовала ее высочество, поскольку требовать поцелуя было стыдно. У вас же все поют.
Только те, у кого есть голос. Длинные пальцы пробежали по струнам, точно ветер над лугом пронесся, и, слушая его, поднял голову рыжий осенний жеребец. Мне не повезло
Уличить Дьегаррона в несомненном вранье принцесса не успелавернулся муженек. Воздвигшийся у распахнутой двери, он напоминал стог сена, в котором угнездилась немалая змея. Матильда усмехнулась и отодвинула тарелку.
Кто пил мансай, тому кэналлийское кажется кислым Маршал, я вам не верю, вы не можете не петь, но каждый имеет право на тайну. Благодарю за дивный вечер.
Она вышла, задев бедром и не подумавшего посторониться хряка, то есть кардинала и супруга. За спиной тенькнула струна, прозвучали удаляющиеся шагиДьегаррон уходил через другую дверь. Адюльтера не случилось, его бы всяко не вышло, но заявившийся Бонифаций был несусветно глуп. Матильда так и сказала.
Ты болван, твое высокопреосвященство. Я живым мужьям не изменяю.