Вот спасибо! Как раз этого мне и не хватало. Если б ты еще мог отвести меня домой
Сидевший напротив пес глядел честными глазами и вилял хвостом: ясно, что о доме в теплых краях он знать ничего не знает.
Боль в плече постепенно утихала, и то хорошо.
Внезапно он вспомнил, почему его пристанище так называется. Ладно бы всплыло что-нибудь полезное, а то ведь сущая ерунда.
Раньше эта улица носила нетривиальное имя Горка, но таких Горок в Аленде больше десятка, и после очередной мелкой заварушки с обитателями Хиалы ее официально переименовали в улицу Побежденных Демонов. Оценил? Как обычно, светлейшие маги проявили восхитительную дальновидность. Я бы сильно удивился, если б не нашлось шутников, которые повадились замазывать на табличках первое слово. Еще бы тамошние обыватели не занервничали кому захочется жить на улице Демонов! Разве что мне, но я, сам понимаешь, другое дело. Власти тогда спохватились и вновь переименовали злополучную Горку, на сей раз в улицу Светлой Победы. Таблички на стенах поменяли, но даже гордое новое название не спасло положения: теперь никто не желает селиться в местечке с дурной репутацией.
Он не помнил лица собеседника, зато как наяву услышал голос ироничный, богатый оттенками, чуточку снисходительный.
Одно воспоминание потянуло за собой другое:
Если заглянешь ко мне в гости на бульвар Шляпных Роз, буду безумно рад. Боюсь только, флажок над моей резиденцией тебе не понравится. Ты ведь меня знаешь Соседи от него тоже не в восторге, но уже притерпелись а куда им деваться?
Этот разговор состоялся неизвестно где и когда, непонятно с кем, а может, и вовсе приснился, но там прозвучала подсказка: бульвар Шляпных Роз. Надо выяснить, есть ли в городе место с таким названием.
Надвинув капюшон и прикрыв нижнюю часть лица шарфом, он вместе с собакой отправился на разведку. Собака вскоре исчезла. Впрочем, наверняка еще объявится.
В первой же попавшейся чайной он спросил о бульваре Шляпных Роз, который то ли есть, то ли нет. Оказалось, есть. Посоветовали взять наемный экипаж, а то далековато. Отойдя на несколько кварталов, он так и сделал. По дороге думалось: ну, приеду я туда, осмотрюсь, и что дальше?
Вот уже второй день, занимаясь своим нужным лекарским делом во славу Тавше Милосердной, Зинта нет-нет, да и вспоминала странного рыжего парня, который якобы с ней знаком, хотя она его ни разу в жизни не видела. Не могла отделаться от неясного ощущения, будто они и впрямь когда-то встречались. Что-то цепляло в его интонациях, в манере говорить Хотя быть того не может: такое красивое лицо она бы нипочем не забыла.
Но ведь еще и запах В детстве Зинту дразнили: с тобой нельзя играть в прятки, ты вместо того, чтобы искать нас по-честному, нюхом учуешь. В ту пору она стеснялась своего чрезмерно тонкого обоняния, зато потом, когда стала лекаркой, оно ей очень помогало и в приготовлении целебных снадобий, и в распознавании болезней. Нередко бывало, что те или иные впечатления для нее сплетались с ароматами. Вот и сейчас голос рыжего парня напоминал о каком-то понравившемся запахе, его-то и нужно определить, тогда она поймет, в чем дело.
Крепкий кофе. Незнакомые цветущие растения. Еще что-то комнатное непривычное, ни на что не похожее Сопутствующая запаху картинка наконец-то прояснилась, и Зинта потрясенно ахнула, остановившись посреди тротуара. Едва не налетевший на нее фонарщик с лестницей и бутылью масла не обругал ее только из почтения, потому что признал лекарку под дланью Тавше.
Знакомы они с этим рыжим! Она же в гостях у него побывала за компанию с Эдмаром, когда тот прятал ее в другом мире от инквизиторов Светлейшей Ложи. А лица не видела, потому что хозяин дома был в лечебной маске: незадолго до их визита он получил ранение. Глаза тоже пострадали, и он смотрел на гостей благодаря штуковине, которая называется «визор» в том мире полным-полно всяких механических чудес. Значит, теперь у него все зажило, даже шрамов не осталось, и зрение вернулось.
Но она-то, она-то хороша, нет бы сразу догадаться! Ее ввел в заблуждение цвет волос. Это сейчас он рыжий, а в прошлую встречу был седой: Эдмар рассказывал, что поседел он на службе, когда у него на глазах погибли люди, которых надо было спасти. А потом не стал восстанавливать, хотя для волшебника такой силы это нетрудно. Как заметил язва Эдмар, он не хочет выглядеть младшим братом своей жены. С виду ему лет двадцать, но на самом деле больше: Стражи не умирают от старости.
А я с ним говорила, как с мальчишкой, виновато подумала лекарка.
Впрочем, главное другое: она и впрямь знает, как его зовут и где он живет. Надо поскорее ему об этом сказать! А потом разобраться, почему он все позабыл и бродит по Аленде, как неприкаянный. Пришел в Сонхи из своего мира, открыв Врата Перехода это понятно, но что же такое с ним стряслось то ли там, то ли здесь, если всю память отшибло?
Злыдня оказалась неважнецкая. Хмурые волшебники собрали ее руки-ноги-потроха в корзину, конфискованную тут же на рынке для казенных нужд, вытащили из-под прилавка с мочалками закатившуюся туда голову, которую упаковали в отдельный сверток, и все это погрузили в карету с гербом Светлейшей Ложи.
Маги мяско воровали, мы от голода рыдали, грустно проворчал Словоплет, теребя пуговицу замызганной малиновой курточки.
Что ж она оплошала-то? Дергун досадливо почесал похожий на сизую грушу нос. Сама себя оприходовала эка невидаль, а могла бы полрынка нам на жрачку перевести!
Сплыла наша жрачка, процедил Золотая Серьга. Надо разведать, что случилось, да господину доложить. Если мы расскажем что-нибудь интересное, он на нас не прогневается. За работу!
Гнупи шмыгали в толпе, никем не замеченные. Они примчались сюда, когда почуяли, что смерть всех-на-куски вырвалась на волю. Хотя «вырвалась» чересчур сильно сказано: скорее уж выползла, как издыхающая раздавленная муха из-под кухонной тряпки. Еще до пролома в рыночной ограде не добежали, а уже стало ясно, что праздника не будет. Тощие крухутаки, до поры кружившие в небе в ожидании дармовой поживы, разлетались прочь, понуро взмахивая длинными серо-черными крыльями: что бы ни произошло, они в тот же миг об этом узнают. Гнупи разобрало любопытство, и шайка Вабро отправилась посмотреть, что там у людей за кавардак.
О происшествии судачил весь Кирпичный рынок.
Опять этот рыжий! возмутился Шнырь. Мало ему загубленной крыски, еще и злыдню убил! Она-то ему чем помешала?
Такому всякий мешает, подхватил Дергун. Как нашему господину до всех есть дело, словно цеплючему репью, так же, видать, и этому.
Пошли! скомандовал Жмур.
Они всей гурьбой повалили прочь, шустро лавируя в толчее. Никто из людей их не видел, так что поневоле приходилось каждому уступать дорогу. В отместку гнупи гримасничали, передразнивая смертных, да еще изо всех сил топали по слякотному месиву, норовя кого-нибудь забрызгать. А Хумдо Попрыгун и Чун Клешня забежали в трактир «Пляшущий окорок» и наплевали в тарелки посетителям, чем потом похвалялись всю дорогу.
Известно, что, если гнупи плюнет человеку в тарелку или в кружку, тот начнет после этого душевно маяться, поэтому нельзя оставлять на ночь открытую посуду с остатками еды. А если уж оставил наутро содержимое лучше выбросить, иначе не удивляйся, если все вокруг покажется тебе до того гадким, что глаза бы не смотрели. Правда, избавиться от сей напасти нетрудно: для этого надо всего лишь развеселиться из-за какого-нибудь пустяка.
Шайку охватило злорадно-приподнятое настроение, только Шнырь печалился из-за своей потери, да Вабро размышлял о предстоящем объяснении с господином с такой досадой, словно отведал кушанье, в которое сам же перед этим плюнул.
Они ослушались распоряжений и ввязались в ссору с посторонним, вдобавок упустили тех троих, которым должны были «обеспечить нескучный досуг». Этих смертных зовут Куду, Вабито и Монфу, они давние враги господина и в придачу маги, несмотря на свое нынешнее жалкое состояние. Вот и воспользовались колдовством, чтобы ускользнуть от мучителей и замести следы, пока внимание гнупи было приковано сначала к рыжему, а потом к обманувшей надежды злыдне. Ищи-свищи их теперь по всей Аленде!
За несколько месяцев своей службы гнупи по-настоящему прогневали господина только однажды, и то виноваты были не они. Ох, как господин в тот раз осерчал Он тогда приказал им заляпать грязно-серой краской особнячок Шаклемонга Незапятнанного, известного в Аленде нравоучителя, написавшего «Размышления и сетования о конфузном происшествии с неким амулетчиком и волшебным зверем куджархом». В своей книжице тот намекал на господина, также замешанного в этой истории, и всяко порицал его за непотребное поведение.
Гнупи это поручение пришлось по нраву: знатная пакость! Они все сделали, как велено, с ухмылками и пересмешками малюя пятна на оштукатуренных стенах под покровом ночи. То-то Незапятнанный разинет рот, когда выйдет утречком на улицу да оглянется на свой домик!
Господин был бледен от злости можно подумать, это ему дворцовый фасад изгадили. Радужка длинных подведенных глаз недобро сияла расплавленным золотом, а голос походил на змеиное шипение:
Вы, мерзавцы, хотели сделать как лучше или замыслили угробить мою репутацию? Кто из вас до этого додумался? Вабро, ты?
До чего до этого, господин? рискнул уточнить Жмур.
Додумывался он до многого, потому и верховодил над остальными.
Кто написал на стене «Шаклемонг придурок» с тремя грамматическими ошибками?
Гнупи нередко жалели о том, что не могут соврать на словах, но сейчас только это их и спасло: господин отлично знал, что их дружное «Не мы!» истинная правда.
На торцовой стене у Незапятнанного, прямо под оберегом, было выведено углем: «Шаклимонг предурак». Крупными буквами, кривовато, но старательно. Позже выяснилось, что это дело рук амулетчиков Светлейшей Ложи, которые тоже посчитали себя оскорбленными. Уголь они использовали не простой, а заклятый, и уничтожить надпись удалось не сразу.
Шаклемонг делал вид, будто не верит в их причастность, и сообщал всем и каждому, что с неким господином Тейзургом, если вы такого знаете, он больше не здоровается мол-де не в моих правилах здороваться с теми, кто грамоте не обучен. Вроде бы господин этого так не оставил и все же с ним поквитался, но подробностей гнупи не знали.
Золотая Серьга понимал, что не сможет рассказать ничего, кроме правды, но изложить эту самую правду, если подойти умеючи, можно по-разному, верно? Вот он и обмозговывал интерпретацию «Жестокий рыжий разбойник и мы, от него пострадавшие». Дайте-то боги, чтобы вышло убедительно!
Когда непривычный а что в таком случае для него привычно? но довольно удобный экипаж, запряженный парой лошадей, довез его до бульвара Шляпных Роз, уже начинало смеркаться. Над дальними крышами светилось чайной желтизной вечернее небо, по нему ползло в облачную высь множество дымков.
Расплатившись с возницей (с лихвой, судя по изумленно-довольной физиономии парня), он двинулся по улице пешком, озираясь из-под капюшона.
Справа особняки и дворцы с колоннами, башенками и лепным декором, слева доходные дома с пестрой мозаикой вывесок и витрин на первых этажах. Посередине бульвар с заснеженными деревьями, там сейчас малолюдно, зато на тротуарах полно фланирующей публики и по мостовой неспешно катят коляски. Фонари через каждые десять шагов их уже начали зажигать, фонарщики стараются действовать деликатно, чтобы не мешать гуляющим.
Увидев издали здание с флагом, он сразу понял то самое. Замедлил шаги, настороженно сощурился.
Дымчато-белый двухэтажный дворец. Арочные окна первого этажа обрамлены лепниной, изображающей цветы, раковины, стрекоз и скорпионов. Наверху круговой балкон-галерея, скаты над ним загибаются вверх, и оттуда глядят скульптуры то ли причудливые звери, то ли демоны. Здание увенчано изящной белой башенкой с флагом на посеребренном шпиле.
Крышу нетронутым пластом покрывал снег, и наблюдателю пришло в голову, что его там нарочно оставили, для красоты. Такой эстет, как хозяин дворца, вполне на это способен.
Они определенно знакомы, но возобновлять знакомство что-то не хочется. Нет, не страх. Было время, боялся, но это в прошлом. Скорее нежелание сложностей, которых однозначно не миновать, если они снова встретятся и тот примется за старое.
Он поморщился под капюшоном, почти оскалился: ага, вот только его фокусов мне сейчас не хватало в придачу к отшибленной памяти и тому очевидному факту, что я в розыске.
Флаг ему и правда не понравился: зловещая пляска-переплетение синих, фиолетовых, изумрудно-зеленых змеистых узоров на черном поле. Выглядит угрожающе. Зато, пожалуй, честно: сразу видно, что представляет собой обладатель эмблемы. Хотя дело тут не столько в честности, сколько в неистребимой любви к рисовке.
На заднем плане одноэтажные надворные постройки с полуколоннами и арками, как будто вырезанные из слоновой кости. Перед парадным крыльцом фонтан с изваянием: три танцующие нагие девушки, должно быть, молочный мрамор. От тротуара дворец отделяла кованая ограда с воротами для экипажей и узорчатой калиткой.
Заметив на калитке бронзовую табличку, он подошел ближе. Надпись сообщала, что за оградой находится суверенная территория иностранного представительства: «вторжение возбранено законом».
И что дальше? Потянуть за цепочку звонка, попросить доложить о себе (он ведь даже своего имени назвать не сможет!) или пройти мимо? Не хотелось ему искать помощи здесь, но больше-то идти некуда
Его раздумья прервал по-юношески задиристый возглас:
Эй, провинция, чего глаза вылупил? Никогда таких хором не видел?
Рядом засмеялись. Он повернулся и лишь тогда понял, что реплика адресована ему.
Это же самый подлый сволочизм, если тебя приворожили к одной наипервейшей на свете сволочи, а женят на другой сволочи! Когда Дирвен Кориц, набравшись смелости, высказал это соображение учителю Орвехту, тот хмыкнул и невозмутимо посоветовал найти в текущей ситуации что-нибудь хорошее: «Можешь порадоваться хотя бы тому факту, что тебя ждет брачный союз с Глодией, а не вышеупомянутый альтернативный вариант».
Все бы им зубоскалить Если бы Дирвена заставляли жениться одни архимаги Ложи, он бы уперся насмерть или никакой Глодии, или зарежусь, останетесь тогда без первого амулетчика но ведь и мама туда же! Они тихой сапой перетянули ее на свою сторону, а Дирвен обещал, что больше не будет ее расстраивать. И так натерпелась.
После того как их разлучили, ее увели пшоры подземный народец, который крадет людей и заставляет их работать у себя в пещерах, да еще кровь потихоньку высасывает, и люди там прозябают, словно измученные бледные тени, пока не умрут. Дирвен не знал, что она угодила к этим тварям. Он тогда сбежал из Овдабы и встретил учителя Орвехта, который привез его в Ларвезу, а потом он стал боевым амулетчиком Светлейшей Ложи, но о маме не забывал решил, что рано или поздно вернется за ней и заберет с собой. Что ж, это «рано или поздно» наступило, когда его похитили овдейские тайные службы спохватились, придурки! Из застенков он выбрался и маму все-таки спас. Теперь они опять вместе, вдали от Овдабы с ее дурацкими законами, и все бы хорошо, но мама тоже хочет, чтобы он женился на Глодии.
Старичье из Сокровенного Круга ей голову заморочило: мол-де как будет распрекрасно, если сынок ваш остепенится, а для этого ему кто нужен? правильно, разумная жена! Ради такой перспективы они даже раскошелиться готовы. Ну, то есть удерживать в казну жалованье Дирвена не целиком, как сейчас, а только три четверти. Однако отдавать деньги будут не ему, а новоиспеченной госпоже Кориц, после свадьбы. По этому поводу все радовались, хотя было бы чему. Сплошная засада.
Свободный вечер Дирвен лучше бы провел в трактире с ребятами, но Глодия и ее сестрица Салинса потащили его гулять на бульвар Шляпных Роз: там все светское общество друг перед дружкой дефилирует, а мы чем хуже?
Честно говоря, семейство Глодии к светскому обществу имело такое же отношение, как индюк к арифметике. Кузина учителя Орвехта, который был внебрачным сыном аристократа и крестьянки, минувшим летом приехала в Аленду пристраивать замуж подросших дочек. Поскольку ее двоюродный брат уважаемый маг, их сословная принадлежность не играла определяющей роли: из деревни, зато с недурными связями. Во всяком случае, для Дирвена эту партию сочли подходящей.