Осень Окаяна - Татьяна Авлошенко 6 стр.


 Не спорь с ним, Ольгейрдоттир!  прошептал старый Торфинн.  За любое слово нас могут объявить еретиками.

Беркана со всей силы сжала ремешок уздечки.

 Лезете в дом, не спросив хозяев?  зло спросила она.  А в Аскхейм сунуться боязно?

Беркане показалось, что Брат Ревнитель усмехнулся. Поди пойми, когда вместо лица у него гладкое железо.

 Воины Господа не боятся ничего. Мы едем в Аскхейм. Хутор попался нам по дороге. Почему бы не почистить дом доброго соседа?

 Открой лицо, незваный гость!

 Нет!  Ревнитель Истинной Веры отшатнулся, схватившись за маску, словно девушка пыталась сорвать ее.

 Боишься?

 Нет. Только Магистр может являть миру лицо свое. Братьям нельзя. Гордыня. Все мы равны перед Господом, и все, что ни делаю я, есть деяние не мое, но Братства.

Давно улеглась на дороге пыль, поднятая копытами лошадей Братства и отряда нордров, а люди хутора Мёрк все стояли тесно сбитым, ощетинившимся вилами и топорами кругом. Только перешептывались тихо, словно боялись вспугнуть небывалую удачу. Наконец простодушный здоровяк Гисли решился:

 Ушли никак?

 Эти ушли, другие придут,  буркнул Торвальд.  Собирайте, чего надо в дорогу. В леса уйдем, на Смолену.

Молчанием ответили жители хутора Мёрк. И снести это безмолвие было много труднее, чем плач женщин, ворчание стариков и суровое непонимание мужчин. Ибо надежда имеет слова, обреченность же  никогда.

 Смолены  люди не хуже нас,  словно оправдываясь, молвил Торвальд.  Перезимуем. А здесь оставаться нельзя. Падчерица эрла в другой раз и не успеть может.

Люди не сказали ничего. Постояли немного и пошли собирать нехитрый скарб, сгонять скотину, снимать с привычных мест домашних богов.

Так умер хутор Мёрк.

Глава 6

В тот день был медовый зной,

Пчелами льнущий к полю,

Шли на рысях домой,

Шли, нагулявшись вволю.

А. Витаков

 Здравствуй, березка.

Рядом с Берканой, вольно положив руку на холку гнедой, шагал Вольга. Шел спокойно и дерзко, словно не мелькали вокруг балахоны Ревнителей Истинной Веры, будто не пророчил каждый их взгляд нечестивцу смолену смерть близкую, долгую и мучительную.

 Ты? Откуда?  рявкнула Беркана.  Где Сер?

 Я,  спокойно кивнул смолен.  С хутора Мёрк. А Сер где-то. Дела у него, дела.

 Ты что здесь делаешь?

 Ты нас в Аскхейм звала, вот я иду в Аскхейм. Туда же, куда и вы. Вместе веселей.

 Братство!  простонала Беркана.

 Так у меня к ним дело важное, тайное. Никому не скажешь?  и, за руку притянув Беркану, шепнул ей в самое ухо.  Жабу хочу дохлую им в котел кинуть.

 Тьфу!

Вот и разговаривай с таким!

Беркана огляделась. Безлицые ехали молча, не спешили вязать язычника, только косились злобно. Они сбились в стаю и больше всего напоминали кучу грязноватого тряпья.

 Тебя сожгут,  обреченно сказала Беркана.  Думаешь, если идешь с дочерью эрла, то и не тронут? Сожгут.

 Если заметят.

 Если заметят?

Вольга не ответил. Не замедляя шага, он оглядывался, словно высматривал кого-то.

Дерзкий мальчишка! Прогнать его из отряда? Но тогда безлицые наверняка расправятся с лишенным защиты язычником.

 Эй, Йорг! Здорово!

Вольга заорал так, что гнедая Берканы шарахнулась в сторону. Проезжающий мимо нордр взглянул на смолена так, словно тот шел с хирдом от самого Аскхейма.

 А, Вольга! Здорово! Так ты жив? А говорили, что тебя не то засек насмерть какой-то герумский барон, не то сожгли на костре балахонники.

 А еще что?  прищурился смолен.

 Еще?  Йорг явно наслаждался, пересказывая слухи.  Еще говорили, что тебя сожрал дракон и что ты женился на дочери императора. Но я в это не верил. Мало ли что болтают люди. Я рад, что ты жив.

Махнув на прощание рукой, Йорг поехал дальше.

 Позови его!  задорно зашептал Вольга.  Позови и спроси, как долго я иду с вами. Не скажет! Он заметил меня потому, что я окликнул его.

 Ты колдун? Отвел глаза моим людям?

 Нет,  Вольга тряхнул серебряными волосами.  Я смолен. В лесу родился, в лесу живу, с лесом знаюсь. Смотри туда,  он махнул рукой в сторону трех мрачных елей, почти выступивших на дорогу.  Что скажешь?

 Елки как елки. Приметные. Густые. Засаду хорошо устраивать.

 Засаду? Да. Значит, внимательно смотрела. А теперь скажи, дочь эрла, под какой из них лежит белый камешек?

 Нет там никакого камешка!  Беркана начинала злиться. Подъедут же! Сейчас подъедут! И как того священника на хуторе. А этот дурила болтает о каких-то камешках!

 У средней! У средней!  веселился Вольга.  Посмотри еще раз.

Беркана нехотя взглянула. Действительно, круглый голыш, белый, как куриное яйцо, словно подмигивал из-под корней ели, стоящей посередине. Как его можно было не заметить?

Вольга улыбался.

 Увидела? Потому что знала, что он должен там быть. Вот и я, как этот камешек. С лесом слился, частью его стал. Кто знает, тот видит, а кто нет Нордрский корабль в море, говорят, тоже заметить мудрено.

Бурая ряса Ревнителя промелькнула совсем близко. Беркана схватила смолена за руку, притянула к себе.

 Эти тоже не видят? Они ж тебя уже на куски глазами разорвали!

 Они смотрят на тебя, дочь эрла,  ответил сразу посуровевший Вольга.  И ненавидят тебя. Будет лучше, если этой ночью ты не будешь спать.

Беркана не заметила, как прошел день. Лесная дорога была спокойна. Нордры не спешили, ехали шагом, берегли силы свои и коней. Братья Ревнители сгорбились в седлах и даже друг с другом не разговаривали. Солнце, наработавшись за лето, посвечивало лениво. Было тепло, тихо и покойно.

Вольга шел рядом размеренным шагом человека, привыкшего к странствиям. Левую руку он положил на холку гнедой, и Беркана заметила, что на безымянный палец смолена надето тонкое зеленое колечко из стекла. Такие любят носить девушки из Дудочного леса. Память об оставленной где-то подружке? Что ж, при его-то красоте

А ведь убьют парня! Ночью убьют. Не отпущу его от себя. Свои дурного не скажут, а Братство А что за дело мне до Братства?

Вольга всю дорогу то напевал что-то вполголоса, то болтал о том, что на глаза попадалось. Долго смотрел на отца Мартина, а потом спросил просто и весело:

 А это кто? Ваш святой? Великий мученик? Почему лицо в шрамах? В битве так не посекут.

Беркана приосанилась. История Гуннбьерна из Сэгарда служила славе Аскхейма и потому была любима дочерью Ольгейра эрла.

 Отец Мартин, тогда его звали Гуннбьерн, был в молодости рабом моего отца,  при этих словах смолен скривился, но девушка предпочла этого не заметить.  Гуннбьерн жил в месте, именуемом Сэгард. Там строят драккары. Среди людей Сэгарда есть добрые христиане, но есть и язычники. Поэтому туда однажды явился отряд Братства. Кто-то успел предупредить людей, и они ушли в лес. А Гуннбьерн вернулся. Безлицые заметили его и схватили. Они хотели узнать, где скрываются люди Сэгарда. Но Гуннбьерн ничего не сказал. Тогда ревнители начали пытать его. Палач проводил ножом по горлу и лицу Гуннбьерна, и тот всякий раз не знал, оставит ли нож простой порез или перехватит горло, вырежет глаз. И все равно молчал. Тогда ревнители сломали Гуннбьерну руки и бросили его на скале, которую заливает во время прилива. Они хотели выколоть пленнику глаза, но старший не велел. «Пусть этот языческий прихвостень видит, как подходит его смерть»,  сказал он. И Ревнители ушли. Драккар моего отца проходил недалеко от скалы. Кормщик услышал, как кто-то читает молитвы. Люди сказали, что это морской тролль выполз поглядеть на луну, но отец ответил, что нечистый дух не может слышать Божьего слова, не то что произнести его, и велел править к скале. Сначала хирдманны думали, что спасли осужденного на смерть преступника, но потом люди Сэгарда рассказали правду. Нордры умеют ценить верность и отвагу. Отец освободил Гуннбьерна, и тот стал священником.

Беркана замолчала. Искоса взглянула на Вольгу  ну, мол, каково? А Вольга смотрел на отца Мартина. Когда взгляды священника и язычника встретились, смолен почтительно поклонился. Отец Мартин кивнул ласково и чуть смущенно.

Беркана обиделась. Она старается, рассказывает (а сколько вечеров потрачено на то, чтобы сложить эту сагу и выучиться говорить ее вот так  коротко и торжественно!), а Вольга смотрит на отца Мартина, будто узрел что-то интересное. Да кто он такой, отец Мартин?! Тихий священник, только и способный, что рассуждать о милосердии Божьем. Гуннбьерн из Сэгарда был героем, отец Мартин  простой слабый человек.

 Но почему он вернулся?

Такой вопрос слушающие сагу обычно не задают. Важен подвиг, а не то, что было до него.

 Тогда в Сэгарде как раз строили новый драккар. Гуннбьерн боялся, что безлицые разрушат его. Это был «Урс». Последний корабль моего отца.

Никогда никому не рассказывала Беркана про гибель Ольгейра. Тому, кто знает историю эрла, ни к чему слушать ее лишний раз. А тому, кто не знает Значит, и знать не достоин! Но сейчас Беркану прорвало. Быстро, словно боясь, что Вольга устанет слушать и прервет ее, говорила дочь эрла о том, как любил отец «Урс», сколько славных походов совершил на нем, и как в один день, ничем не суливший беды, отправился с малой дружиной не в поход даже, так, вокруг Окаяна обойти, барекских работорговцев попугать. Но из этого плаванья не вернулся никто. А через год свершилось небывалое  собравшись на большой тинг, нордры назвали эрлом Ису, вдову Ольгейрову.

А потом Беркана говорила про мачеху. И не было в словах ее горечи и обиды. Говорила о том, как четырнадцать зим назад шел отец с дружиной на «Урсе» вокруг Окаяна и неподалеку от того места, где впадает в море величавая Смолена, увидели люди, как взлетает над берегом стройная женская фигурка. И многие потом клялись, что видели за плечами девушки орлиные крылья. Даже когда взметнул растрепавшиеся волосы встречный ветер, все казалось людям, что не падает она, летит. Только когда без шума, без всплеска сомкнулась над девушкой морская вода, бросился Ольгейр эрл за борт, нырнул, а потом подал на драккар молодую смоленку.

Жизнь и свобода спасенного неприкосновенны. Раз уж Господь решил явить чудо, то отныне душа и тело возвращенного к живым человека принадлежит только Ему. Долго потом вздыхали сердобольные женщины Аскхейма над метавшейся в жару красавицей, смазывали мазями целебными обожженное тело ее, творили молитвы о страждущей душе. А когда выходили наконец, ни слова смоленка никому не сказала, только поклонилась низко, рукой земли коснувшись, и ушла из Аскхейма. И долго смотрели ей вслед молодые хирдманны.

А через год смоленка вернулась. Она просила Ольгейра принять ее в дружину, и эрл не мог отказать, потому что у девушки были глаза берсерка. Она никому не сказала ни своего имени, ни откуда родом, ни что было с ней раньше. Нордры прозвали ее Исой, Льдом, и даже бывалые, много повидавшие хирдманны дивились холодной храбрости, спокойствию и уму смоленки. А потом она стала женой Ольгейра.

Словно волна, катился рассказ Берканы, но вдруг утратил силу, сник. А вот спросит сейчас Вольга: «Кто же отдал тебя в Лорейн, дочь Ольгейра? Может быть, мачеха? Смелая умная честная Иса?»

Не спросил. Смотрел глазами своими серыми оленьими и улыбался по-доброму.

 Эй, Берхен!

Беркана не заметила, как к ней подъехал Эйрик Мьёлльнир.

 Река Мёнестрём впереди, Берхен. На этом берегу встанем. Если бы на хутор не свернули, сейчас бы к бродам вышли, а так завра по течению подняться придется.

 Хорошо.

Эйрик гикнул и поскакал к замыкавшим отряд всадникам. Беркана обернулась к Вольге. Смолена рядом не было.

Синие глаза Ольгейра эрла смотрели в самую душу.

 Ты храбр и верен, Гуннбьерн. Такой человек не может быть рабом. Хочешь остаться в моем хирде?

Свободен! И сам эрл предлагает вступить в хирд, остаться на корабле. Не об этом ли мечтал Гуннбьерн?

Юноша приподнялся, тянулся, чтобы вождь услышал его хрип:

 Я хочу стать священником, эрл! Священником!

 Попом? Но почему?

 Чтобы служить Господу честно. Чтобы понять. Не быть таким, как они!

Глава 7

Там один расхохотался

Во сне, другой вскричал: «Убийцы!»

В. Шекспир

Лагерь разбили подальше от берега, чтобы уберечься от докучливых комаров. Нордры сноровисто поставили шатер для Берканы, разложили костер, и вскоре с горьким запахом дыма смешался непривычный лесу дух доброй похлебки.

Безлицые, вставшие отдельно, тоже что-то стряпали. Беркана вспомнила о лиходейском замысле Вольги и невольно поискала глазами серый плащ и седые волосы. Смолен как привиделся.

Нордры не любят лес. Дети моря, они привыкли смотреть на много стрелищ вперед, издали узнавать друзей и врагов. Море жестоко, но простодушно, человеку опытному нетрудно разгадать его замыслы. В лесу не так. Чаща многолика, хитра, скрытна. Зыбкой глади моря нельзя верить, но она и не скрывает этого. Лес может спасти, чтобы тут же предать. Чаща опасна днем, но еще грозней она ночью.

Юный Амлоди зорко вглядывался в толпу деревьев. Казалось, мрачные исполины только и ждут, чтобы дозорный отвернулся, не смотрел, тогда они подберутся поближе, протянут корявые ветки-руки, схватят, задушат, растерзают и пойдут к золотистой искре костра, чтобы наказать дерзких, осмелившихся нарушить покой леса. А сколько чудовищ скрывается за неровными спинами деревьев?

Рука Амлоди сжала нательный крест.

 К Тебе, Господи, взываю

Нордр не должен бояться ничего. Амлоди не страшны живые враги, неужто смутят его какие-то деревья? Вот стоят черные, неподвижные, руку протяни  и ближайшее потрогать можно. Голоса еще какие-то мерещатся. Просто ветер в листве шелестит. Что лес? И в лесу люди живут.

Амлоди еще раз огляделся. Дерево, гнилой пень, заросли дикой смородины, молодой смолен с седыми волосами, разлапистый выворотень, снова деревья. Все спокойно.

Сер не стал менять обличье, только слегка перелепил морду, чтобы легче было говорить. Увидев эту чудовищную голову на мощном зверином теле, человеческую, но всю покрытую шерстью и с острыми волчьими ушами, Вольга невольно поежился. Не от страха  приходилось видеть и кое-что поужасней,  а от понимания суровой сосредоточенности вожака, готовности его к бою. Оборотень наиболее могуч в зверином обличии.

Вольга плюхнулся рядом с Сером на опавшую хвою.

 Ну?  волкодлак чуть скосил желтый глаз.

 Хорошая рать. Сильная, зоркая. Дозоры выставили. Завтра до Аскхейма доберутся.

 Можем уходить?

 Нет, Сер,  Вольга подобрал с земли сосновую шишку и подбрасывал ее на ладони.  Что-то тут не так. Балахонники нордров терпеть не могут, почему же идут с отрядом падчерицы эрла? И бареки эти Неладно, вожак. Дымом пахнет.

Оборотень молчал.

 Один день, Вольга говорил уже не так уверенно.  Завтра они будут в Аскхейме, а мы уйдем на Смолену.

 За плечами девочки Тьма.

Шишка упала на жухлую хвою.

 Кто?  резко спросил Вольга.  Упырь, Мстящий, колдун?

 Нет. Собственной силы немного. Будто сам пойман.

 Братство и Охотник,  задумчиво протянул смолен.  А ведь балахонники от всякого ведовства, как от проказы, шарахаются. Что-то тут Ой, вожак, а зачем она в Аскхейм-то идет?

 ?

 Падчерица эрла нордров собирается в Лорейн, чтобы выйти замуж за тамошнего герцога. Но вдруг решает вернуться в Аскхейм. Кто-то схватил ведогоня Берканы. А Братство тут как тут. Присосались, как клещ к собачьему уху. Она не еретичка, Сер, даже не ведьма. Она теперь самая настоящая нечисть.

Вольга замолчал. Сер в ответ тоже не проронил ни слова. Оба слишком хорошо знали, как поступают на острове Окаян с нечистью и местами, где она обитает.

 Сер. Он же наверняка будет здесь. Кто еще способен состряпать такое? Аспида не бьют в горах, только когда он падает на землю. В городе, тем более за проливом, мы к нему не подберемся. Один раз я его упустил

Волкодлак со вздохом положил голову на лапы.

 Слишком много говоришь. Если нордры продержатся эту ночь, завтра на рассвете отправимся в Аскхейм. Обо всем расскажешь Исе. Дальше они сами. Если не всех ведунов еще перетопили.

 Ладно, вожак!  Вольга сразу повеселел.  Перемахнем Братству дорогу!

Назад Дальше