Однако Лоуренс уже толкнул дверь кабинета и дернул выключатель внутри. Яркий луч проник в коридор. Николь, наконец, рассмотрела того, кто стоял сзади, и крик замер у нее на устах. Это был всего лишь Оливер, друг и сотрудник отца. Не удивительно, что они так поздно приехали домой вместе. У них могут быть общие дела, которые следует обсудить лишь в приватной обстановке. А она подумала уже
Заметив ее, Оливер склонил голову чуть ниже, чем это полагалась. Или ей только так показалось из-за того, что она стояла в самом верху лестницы. Силуэт внизу больше не казался ей ни страшным, ни странным. Какое-то зло от него, может, и исходило, но вполне человеческое, мелочное зло, связанное с какими-то планами, чувствами или интригами и не идущее ни в какое сравнение с тем мрачным монстром из ее снов.
Всего на миг ей показалось, что она видела его, то чудовище, которое в видениях она назвала своим отцом. В это время ее настоящий отец уже заперся со своим партнером в кабинете. Оттуда послышался звон бокалов и графина с коньяком, зазвучали приглушенные голоса. С отцом все было в порядке, и он вовсе не чудовище. Николь ни разу в жизни не слышала от него ни одного плохого слова. Так почему же она сравнивает его с монстром? Есть ли в этом хоть какая-то взаимосвязь? Вряд ли. Просто в темноте у человека, бывает, рождаются странные видения. В полумраке не сложно себе вообразить, что шуршащая шелковыми юбками Хеттер на самом деле леди-вампир. В сумраке может показаться, что цветущие лозы в саду живут сами собой и тянутся к окнам ее спальни, чтобы разбить стекло, чтобы обвить ее, приковать к постели и заставить спать веками, как героиню сказки Перро. В темноте ей ведь часто кажется, что запах лилий на ее столе является всего лишь прелюдией к явлению того, кого она всегда ждет, а еще в темноте у нее есть любовники, которых на самом деле не может быть. Потому что они ангелы.
Тайны, фрески, лилии
Она не шла у него из головы. Колин чувствовал себя как в дурмане. Он старался не замечать, как бывшие приятели провожают его долгими взглядами. Ему сейчас не нужно было ничье общество. Он просто хотел остаться наедине с собой и помечтать немного. Наверное, так себя чувствуют все влюбленные. Только вот он был скорее не влюблен, а опьянен. Такой же эффект, наверное, производит первая в жизни затяжка марихуаной. Человек теряет контроль над собой, даже падает в обморок, а потом ему нравится.
Стивен сказал бы, что у него поехала крыша. Наверное, так оно и было. Уже больше десяти минут он возился с замком в своем шкафчике и удивлялся, почему тот не открывается, и только спустя какое-то время до него дошло, что он не держит в руках ключа. Колин ошарашенно огляделся вокруг. Благо, коридор был полупустым. Иначе, над ним уже бы начали смеяться. Так, интересно, куда же он подевал ключ и почему пытался раскрыть замок голыми руками? Таким образом себя может вести только сказочное существо, у которого по ключу или отмычке вместо каждого пальца, а он, к сожалению, был всего-навсего человеком.
К сожалению! Колин с трудом подавил обреченный вздох. Он видел сказочное существо вчера, на занятиях, в своем классе, совсем близко от себя, и он не мог к нему подойти. Он просто не имел права. Он ведь простой смертный. Сказочный поворот в жизни не для него. Хотя, видит бог, он уже так давно мечтал о маленьком чуде. Наверное, его надежда теплилась с тех пор, как он увидел впервые в интервью приятное лицо Лоуренса Гордона и влюбился. Влюбился так сильно и так страстно, что даже самые близкие из его друзей временами смеялись над ним. А теперь вот появилась Николь. Его вторая напасть и, похоже, еще более сильная, чем первая. Николь унаследовала красоту своего отца. Наверное, у них в роду сказочная внешность была потомственной. Кто знает, может, когда-то столетия тому назад в их роду какой-то счастливый смертный женился на фее, и теперь что-то неземное попало в кровь ко всем потомкам, одарив их золотистыми волосами и мерцающей кожей. Колин даже усмехнулся. Ну, вот в нем проснулась склонность к поэзии. Если верить слухам, то эта первая черта всех влюбленных. А забывчивость тогда будет второй? Где только ему взбрело в голову оставить этот чертов ключ? Без него он не сможет достать свои вещи и, хуже того, недокуренный косяк. Что если ящик придется взломать и тогда все увидят, что он хранит здесь. Тогда его исключат. Нет, этого нельзя допустить. Колин закопошился возле замка с удвоенной энергией и только обломал себе ногти. Он не умел взламывать замки, даже с помощью шпильки. Вот сюда бы Стивена. Для него не является сложностью даже замок сейфа со сложнейшим шифром не то, что простого шкафчика, но друг как назло куда-то запропастился. Он не одобрял последнего увлечения Колина. Возможно, даже ревновал. Кто его знает. Но с тех пор, как Колин заговорил о золотоволосой девушке, Стивен дал понять, что не хочет о ней и слышать. Что ж, пока Колину хочется говорить о ней, ему придется разговаривать со стенками.
Единственный приятель не хотел ему посочувствовать. Да и чему здесь соболезновать. Глупо так увлекаться. Глупо терять ключи, когда они так нужны. Колин с досадой пнул кулаком о дверцу. Ни к чему хорошему это, конечно же, не привело, кроме гулкого эха отдавшегося после удара и резкой боли в разбитых пальцах. Парень постарался проигнорировать несколько пар изумленных глаз, устремившихся на него, и подул на рассеченные костяшки.
Хоть бы этот колледж сгорел, тихо прошептал он, и мысленно добавил «хоть бы этот колледж сгорел до того, как другие увидят, что я прячу в своих вещах». Ведь, кроме недокуренного косяка, там еще осталась аккуратно вырезанная и убранная в рамку фотография его кумира. Не то, чтобы позорным считался сам факт хранить у себя фото знаменитой кинозвезды или даже политика. Колин боялся не того, что фото обнаружат, а то, что кто-то взглянет и поймет, какие чувства он испытывает. Это все равно, как если бы кто-то заглянул ему в сердце, предварительно сорвав кожу с груди и обнажив все внутренние органы.
Дай я попробую, голос, прозвучавший сзади, заставил его отодвинуться. Никто не применил грубой силы, даже не дернул его за плечо, но Колин понял, что должен подчиниться. Не голос, а музыка. Он понял, кого увидит еще до того, как обернулся.
Она осмотрела дверцу, как будто ожидала, что на той должна остаться вмятина. Она стояла совсем близко, а он не мог поверить в то, что она рядом. Николь коснулась пальцами замка, очень мягко, почти без усилия. Колин даже не успел удивиться тому, какие длинные и тонкие у нее пальцы. Почти не по-человечески длинные. Тут же раздался щелчок. Замок раскрылся, хотя в это и не верилось. Николь ведь даже ничего не сделала, но ключа и не потребовалось.
Иногда ключи и не нужны, коротко пояснила она. Я тоже редко пользуюсь ими.
Она ушла, а он все еще изумленно смотрел ей вслед, даже не потрудившись закрыть дверцу. Любой проходивший мимо теперь мог взглянуть на все его пожитки, а Колин и не думал спасать ситуацию. Он не верил в то, что только что увидел. Не верил в то, что она секунду назад была здесь. И самое главное, он не мог поверить в то, что стоял как истукан и не мог заставить себя произнести ни слова, когда ему представился удачный момент. Это ведь, скорее всего, была единственная возможность заговорить с Николь, а он ею не воспользовался. Второй такой момент вряд ли будет. Она была так близко. И вот теперь вокруг него сгущалась удивительно густая тьма, а сказочное создание с золотистой головой исчезало в конце коридора. Это была она, вне всяких сомнений, и наркотический бред здесь ни при чем. Сегодня он еще не успел даже затянуться. Колин так хорошо запомнил разорванные на коленях джинсы, струящийся топ вполне современную одежду, так удачно сочетавшуюся с неземной головой феи. Она уже ушла, а он все так же и стоял в коридоре, ощущая плотную, почти одушевленную темноту вокруг себя и так и не в силах поверить в то, что только что увидел.
Я не хочу идти на занятия, Николь сидела в его библиотеке на единственной здесь софе, подтянув колени к подбородку и тупо уставившись на стеллажи. Нед как обычно принес ей шартрез, но она отказалась. Мне снятся дурные сны.
Я знаю, он слегка повел плечами. Это вполне естественно.
Нет, не говори мне о том, что это естественно, она посмотрела на длинные ряды старинных книг на дальних полках, и они вдруг показались ей одушевленным и зовущими. Она могла даже поклясться, что слышит странный звук, как будто шуршат страницы и раздаются шепчущие голоса, хотя тот дальний угол в библиотеке всегда оставался пуст: ни читателей, ни заинтересованных, ни даже тех, кто просто хочет стереть пыль. Этих красивых темных переплетов будто и не видел никто, кроме нее и самого куратора библиотеки.
Я боюсь, она нахмурилась. Это ли она ощущала, но слова уже сорвались с губ.
Нечего бояться.
Неправда! Он просто старался утешить ее. Николь сразу это поняла.
А у тебя бывают видения?
Он ответил не сразу. Даже спрятал глаза на какой-то миг. Ей даже показалось, что он промолчит.
Видения не всегда так пусты, как ты считаешь
Мне видится война в небесах, она ощутила, как он напрягся, это чувствовалось даже на расстоянии, хотя они не касались друг друга. Он будто стал каменным. Мне больно, Нед, если бы ты это видел, если бы можно было описать словами
Что? Она сама толком не знала, что видела, но стоило только прикрыть веки и открыть сознание этой бушующей стихии поединков и криков.
Мне больно, что я не с ними, прошептала она так тихо, что, наверное, и сама не смогла бы различить эти слова, но он их различил и, кажется, понял.
Ты не хочешь, чтобы кто-то об этом знал?
Нет, но ты ведь никому и не скажешь.
Он как-то странно покачал головой, пшеничного цвета пряди легли ему на лоб, оттенив синие глаза. Она вдруг поняла, почему Лоуренс так ненавидит его. Нед был не только красивее его, он был моложе, эта древняя мудрость во взоре ничего не значила. Его лицо осталось почти мраморным, ни одной морщинки, ни одной мимической складки, ни одного пусть даже мельчайшего признака того, что этих черт коснулось беспощадное время. Возможно, Нед даже моложе, чем он хочет казаться. Это ли не повод для зависти и ревности со стороны того, кто уже стареет? Николь вздохнула. Это лицо перед ней, мудрое и доброе, соблазнительное и невинное, было выше и прекрасней любого произведения искусства, но не прекрасней того, что видела в мимолетных снах она.
Ты похож на тех, кого я вижу, вдруг решилась признаться она. Ты мне их напоминаешь, не совсем, но во многом.
Правда? он почему-то снова напрягся.
Николь кивнула.
И чем больше я смотрю на тебя, тем больше понимаю, что эта жизнь пуста без вмешательства чего-то сверхъестественного, чего-то, чего я давно жду.
Николь
Не надо напоминать мне о том, что я и так знаю. Ты считаешь, что это приходит мне в голову потому, что я боюсь смерти. Эта болезнь в моей крови Ты думаешь, что я скоро умру?
Нет, конечно же, нет, поспешно возразил он.
Только не надо мне лгать, он хотел сказать что-то другое, и она это чувствовала. Она сразу улавливала, когда люди неискренни с ней, а в нем уловить мельчайшие колебания настроения почему-то было еще легче, чем в любом другом человеке. Ты ведь знаешь, что это за болезнь? Ты просто не хочешь меня пугать?
Он осторожно коснулся ее рукой, будто этим простым жестом можно было все объяснить.
Прежде чем ответить я должен понять, способно ли это испугать тебя на самом деле.
Слова прозвучали загадочно, ей так показалось, по крайней мере. Николь упрямо тряхнула головой.
Я не могу есть, призналась она. Уже давно. Это тоже из-за болезни?
Он помедлил с ответом. Размышлял он или просто не хотел признаваться ей?
Возможно.
Обтекаемый ответ, прокомментировала она и слегка улыбнулась, но только уголками губ, ее глаза остались задумчивыми, устремленными на тома в черно-золотых переплетах.
Ты хочешь знать все, но во многое ли ты отважишься поверить?
Она посмотрела на него внимательно и долго.
Хотелось бы знать все, наконец призналась она. Хотелось бы взглянуть в лицо правде.
Тогда посмотри в зеркало, пропищал какой-то тоненький голосок у нее над ухом. Слышал ли Нед? Она не заметила, чтобы он как-то отреагировал, значит, он просто не слышал. Или же эти голоса звучат только внутри ее сознания. Не удивительно, что у человека, который так болен физически, еще вдобавок ко всему и больное воображение. Только вот физически больной она себя почему-то не ощущала. Да, у нее случались припадки, близкие к эпилептическим, но не было никакой немощи, никакого недомогания, высокой температуры, болей во всем теле или быстрой утомляемости, как это бывает у всех тяжело и неизлечимо больных. Она чувствовала себя прекрасно, пока не начинались припадки, а еще у нее были дурные сны, но не было ни мигрени, ни учащенного сердцебиения, ни давления, ничего, из того, что мешает человеку жить и дышать полной грудью. У нее только была больная кровь. В ее крови будто выли и бунтовали мириады частиц не успокаивающихся демонов.
У правды может быть не то лицо, которое ты ожидаешь увидеть.
Ей почему-то показалось, что выражение Неда нельзя назвать метафорой. Она только удрученно покачала головой.
Я сама не знаю, чего я ищу. Ты, вроде бы, научил меня всему и рассказал все обо всем мире и о том, что когда-либо существовало в нем, она обвела быстрым взглядом всю громадную библиотеку, стеллажи и полки, громоздящиеся друг на друге, столько книг, что их сложно даже просто пересчитать, не то, что прочесть. Нужны миллионы лет, чтобы изучить в полной мере все те сведения, которые в них содержатся, но он, такой юный, растолковал ей все. Все, тихо повторила она, будто одно такое короткое слово не может всего этого выразить.
Звук слетел с ее губ и затих. В библиотеке повисла тишина. Не было больше тихого шелеста страниц и шепота. Наверное, все это ей только показалось. В таком пыльном, загроможденном и тесном помещении, как это, всякое может показаться. Но Нед только покачал головой.
Далеко не все, вдруг проговорил он с какой-то особой интонацией.
Она не поняла, о чем он говорит.
Если хочешь что-то сказать, скажи сейчас, предложила она. Ей больше по душе была прямолинейность, никаких сравнений, никаких метафор, никакой хитрости, но в Неде ее и не было. Он просто давно силился ей о чем-то сказать, но почему-то не мог. Она ощущала это также четко и неуловимо, как ощущаешь кожей колебание ветерка.
Знаешь, есть вещи, в которые сложно поверить, он сам теперь обратил задумчивый взор к темным книгам на полках. Николь могла рассмотреть его точеный профиль и тень от ресниц на щеке. Бледные губы почти не двигались, но речь лилась, будто сама по себе. Ох, уж эта его манера говорить. Кажется, он и не говорит вообще, а слова звучат, и глубокий приятный тембр его голоса не перепутаешь ни с каким другим. Никто больше не может говорить так нежно и успокаивающе, как он. Никто больше не обладает такими обширными познаниями во всех областях наук и искусства. И никто больше не старается казаться таким таинственным. Зачем он вообще умалчивает о чем-то, если все может рассказать.
Тебе лучше будет прочесть обо всем этом самой однажды
Ты боишься, что на слово я тебе не поверю? она спросила почти с вызовом, но он только покачал головой.
Есть то, о чем лучше узнавать самой наедине
О боже, ты имеешь в виду мастурбацию? Николь вскочила и хотела идти. Издевательское замечание сорвалось само собой. Она не любила, когда с ней играют. Даже больше, она никому этого не прощала. Не простила бы и ему.
Стой! его рука удержала ее тогда, когда она уже находилась от него вне досягаемости, и все-таки тонкие сильные пальцы впились в ее запястье. Он не мог поймать ее на таком расстоянии от себя, у него же не бесконечно длинные руки, но он все же это сделал. Она нехотя повернулась назад.
Не злись, Николь, его голос был как всегда спокоен, я не это имел в виду. Сядь! Я же говорил, что не знаю, как объяснить некоторые вещи. Я не хочу становиться твоим врагом из-за какого-либо недоразумения. Еще слишком рано.
Она послушно опустилась на край софы и окинула его подозрительным взглядом. Руки как руки, исходящие от широких плеч, но вполне пропорциональные. Она до сих пор недоумевала, как он мог поймать ее, когда она находилась от него уже в нескольких шагах. Он не встал и не побежал за ней, но он успел схватить ее по дороге. Николь сокрушенно покачала головой. Да, пальцы у него длинные, слишком длинные и такие тонкие, кольца и перстни, которые он носит, лишь слегка скрадывают ощущение полной нечеловечности этих рук. Вряд ли даже у музыкантов или прядильщиц бывают такие тонкие пальцы, и в то же время они невероятно сильны. Николь продолжала изучать их взглядом. Уродство ли это, то, что они так вытянуты? Но разве можно назвать уродством то, что выглядит красиво. Ей было приятно, когда эти пальцы коснулись ее лица, нежно отвели непокорный локон. Потом Нед слегка помассировал ей плечи, будто старался успокоить испуганного ребенка.