Подошвы шуршат по плиткам, из рукава чуть не выпадает заточка. Накатывает волна оторопиа если вывалится, то прощай почки? Я делаю вид, что поправляю тяжелую скатку, и засовываю нагревшуюся сталь глубже внутрь рукава.
Малой, иди быстрее. Нужно выйти до прихода начальства, шепчет подошедший охранник.
Почему охранник шепчет? Я оборачиваюсь, но он холодно подает команду двигаться дальше, на безучастном лице не дергается ни один мускул. Глубоко внутри шевельнулась почти умершая надежда Неужели? Так утопающий хватается за соломинку, как я хватаюсь за этот шепот.
Мы проделываем обратный путь. Охранники на выходах здороваются с Сергеичем, окидывают меня подозрительным взглядом, но крепкие двери отпираются. Заминка происходит на выдаче одежды.
Едем на очную ставку, забери одёжу и отдай прежнюю! командует Сергеич охраннику-каптеру.
Подожди, но как же Владимир Александрович? Он за такое по головке не погладит, охранник мотает головой.
Ты его головку будешь гладить, если сейчас не выдашь. Голубев велел привезти в Шую на место происшествия или тебе его личное присутствие нужно? Так я сейчас позвоню и вызову! Можешь сходу писать рапорт! каждое слово Сергеича прессом раскатывает охранника по стеллажу.
Ладно-ладно, хорош угрожать. Чего ты так, Сергеич? Надо, так надо, охранник уходит и вскоре возвращается с моей одеждой.
Я быстро переодеваюсь, заточку удается незаметно спрятать в кроссовку. Холодное лезвие впивается жестким ребром в край ступни.
Долго ты ещё возиться будешь? бурчит Сергеич. Как баба собираешься!
Всё-всё, я готов, я выпрямляюсь и одергиваю куртку.
Покеда! Шмотки далеко не убирай, авось ещё вернется, Сергеич смотрит на охранника и подталкивает меня к выходу.
Выходим в промозглый серый день, но даже свет от низкого неба кажется ярким после тусклой камерной лампочки. Четырехэтажное здание удаляется по мере приближения к КПП. В лужах отражаются стальные ворота, увитый колючкой забор опоясывает территорию. За забором кипит жизнь, тут же она делает остановку.
Всего одна ночь, а как сдвинулось сознание. Всё готов отдать и рассказать милициилишь бы не возвращаться обратно. Вряд ли меня ждут в камере с распростертыми объятиями.
На КПП Сергеич достает из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и передает за зарешеченное стекло.
Чё без наручников? интересуется опухшее лицо за стеклом.
Да куда он денется? в ответ спрашивает Сергеич. Даже дерзкий джигит с простреленными ногами далеко не убежит.
Пухлый охранник улыбается дежурной шутке и отдает листок обратно.
На выходе рычит заведенный милицейский «уазик». За рулем сидит крепкий парень в камуфляже, короткий ежик русых волос приветственно кивает моему провожатому. Я ныряю на заднее сиденье, громко хлопает дверца, с другой стороны залезает Сергеич.
Здорово, Сань! я повернулся к охраннику, но оказалось, что Сергеич обращается к водителю. Давай по дороге заскочим ещё за сигаретами.
Здоров, Сергеич! Вроде есть пока, угощайся, водитель протягивает назад полупустую пачку «Примы».
Сам травись такой гадостью, я же от «Балканки» не отступлюсь. А ты, дружок, сиди тихо и не дергайся, тогда и доедем мирно, без лишних болевых телодвижений, Сергеич кладет мне на плечи не руку, а железнодорожный рельс.
Сквозь ткань камуфляжа ощущаются тугие мышцы, словно руку сплели из канатов. Водитель окидывает меня взглядом, хмыкает, и машина резво трогается с места.
Саня вел умело, маневрировал в потоке неспешно ползущих машин. Пару раз подрезал, но возмущенных сигналов не последовалолюди предпочитали не связываться с ментами. Однако в запыленном зеркале заднего вида виднелись сомкнутые губы и нахмуренные брови «подрезанных» автовладельцев.
Охранник и водитель переговариваются о быте. Санек пожаловался на жену, пилящую из-за маленькой зарплаты, Сергеич посочувствовал. Видно, что не первый день знакомы и подобные перевозки для них не в новинку. До Кохмы мы долетаем за пятнадцать минут, и Санек притормаживает у «единственного магазина, где продавались нормальные сигареты».
Сань, купи сразу блок, чтоб постоянно не мотаться! Сергеич протягивает через сиденье пятисотенную купюру.
Океюшки, Сергеич, тогда машину глушить не буду. Слушайте радио, водитель залихватски натягивает форменную кепку и выскакивает на улицу.
Охранник ждет, пока захлопнется дверь магазинчика и наклоняется ко мне.
За пятиэтажкой будет стоять машина. Забегаешь, ложишься на пол и не дышишь. Передавай Иванычу, что мы с ним в расчете. Дергай, пока Сашка не вернулся! скороговоркой выпаливает Сергеич, а после меня широким плечом выносит из машины.
Из лужи в разные стороны прыскают воробьи, когда я приземляюсь в рябившую под ветром гладь. Обернувшись на Сергеича (даже имени его не спросил), вижу, как тот широкой ладонью прихлопывает ноздреватый нос. По салону машины разлетаются алые брызги, охранник картинно откидывается на спину. Прямо подстреленный бандит из фильма про девяностые.
Беги, шипит Сергеич и обморочно закатывает глаза.
Я тут же срываюсь к указанному дому. Истошно верещит какая-то бабка, которая подошла к магазину и рассмотрела в открытую дверь окровавленного охранника.
Уби-и-или!
Глава 22
Крик подстегивает сильнее допинга и вливает дополнительные силы. Я лечу по мокрой земле. Чавкает осенняя грязь, фонтанами взлетают мутно-серые капли. Кирпичный угол дома приближается звериными скачками.
Я почти завернул за него, когда раздается выстрел, и что-то мелкое врезается в стену, выбив кирпичную крошку. Смертоносный кусочек металла с визгом уносится дальше, по плечу колотят рыже-коричневые дробинки кирпича. Ожидание повторного выстрела заставляет пригнуться. Мокрые кусты шиповника скрывают ветвями от стрелка.
Открывает обычный двор. Пара скамеек, натянутые веревки со стираной одеждой, песочница и пара шин вместо клумб. Чем-то знакомая темно-зеленая «буханка» притаилась под липой. Мужская фигура находится за рулем. Облупленная ручка царапает ладонь, салон встречает запахом рыбы и лежалой резины. Волосы слипаются и закрывают глаза, я откидываю их и спотыкаюсь об углубление в полу.
Дверь тут же захлопывается, знакомый голос командует:
На пол и не дышать!
Я ужом соскальзываю в металлическую выемку, сверху шуршит брезентовый полог. Углубление не приспособлено под человеческое телов бока упирается холодный металл. Я притихаю и действительно задерживаю дыхание. Крики и шум бегущих ног приближаются к машине.
Распахивает железная дверь и гремит запыхавшийся голос:
Слышь, куда этот ублюдок сквозанул?
Вон туда, через забор ушел.
Чего везешь?
Ничего, все пусто. Сам видишь. Мы за грибами собираемся. Сейчас знакомый выйдет и поедем.
Скрип сиденьяпреследователь оглядывает нутро «буханки». Наконец, дверь захлопывается, и рассыпается частая дробь удаляющегося бега. Фух! Я не могу поверить своему счастью! Неужели свободен?
Ровно урчит мотор, вибрируют стенки убежища. Грубый полог полностью скрывает выемку в полу, но мешает доступу воздуха. Слышатся тяжелые шаги, щелкает открывшаяся дверь, и крякает сиденье, принимая вес нового пассажира.
Поехали! командует грубый, как наждачная бумага, голос.
Переваливаясь на ухабах, машина медленно выезжает со двора. В шум мотора вклиниваются мужские голоса и женское аханьемы проезжаем мимо «УАЗика». Слышится зычный баритон «очухавшегося» Сергича, он по рации вызывает подкрепление.
Машину трясет, на ямах особенно сильно впиваются в спину камешки на дне.
Дышать-то можно? спрашиваю я из-под полога.
Через раз и только ртом! хохотнул водитель.
Через плотный брезент, за урчанием мотора, за шорохом покрышек, мне все-таки удается разобрать, кто говорил.
Евгений!
Неужели кинулся выручать друга? Да и второй голос показался знакомым. Никак сам Иваныч помогает? Вот это да!
Полчаса мы едем без разговоров. Мелодии попсы льются из радио, шумит пролетающая дорога, резко отзываются всплески луж и редкие наплывы моторов встречных автомобилей.
Машина понемногу сбавляет скорость. Начинает активнее покачивать из стороны в сторонусъезжаем на проселочную дорогу? Чихнув выхлопом, "буханка" останавливается, пару раз дергается при торможении.
Хлопает пассажирская дверь и наконец-то распахивается душный полог.
Вылазь, шпиён! произносит Иваныч.
Кучерявые волосы шевелятся под напором ветра, в угрюмых глазах проскальзывают искорки веселья.
Ну, наконец-то, думал не доеду, я улыбаюсь в ответ.
За рулем скалится Евгенийпригодилась «буханка» отца. Как заядлый рыбак, тот не прочь поставить сеточку-другую в запрещенных местах, а от рыбнадзора прятал добычу в специальном контейнере-выемке. Эх, сейчас я готов за такую браконьерскую смекалку обнять и Евгения и его отца.
Тело затекло, и ещё минуты три я растираю онемевшие конечности. Уже потом пожимаю руку Михаилу Ивановичу, и не получается удержаться от гримасы, когда ладонь сдавливает стальными тисками.
С Евгением поздоровались «по-братски», от души. Да уж, бланш у него на лице был большой.
На чей кулак упал? спрашиваю я, глядя на фиолетовый синяк.
Эпицентр фингала отмечается на правом глазу, дальше расплываются цвета радуги. Похоже, Евгений попал под копыто взбесившегося быка, или же боднул с разгона грузовик.
В ментовке поскользнулся на четвертом этаже, а остановился на первом, и так три раза. Хорошо ещё, что глаз не вытек, усмехается Евгений.
Громко каркают вороны, кружатся над машиной, что потревожила покой. В отдалении от основной дороги, на нырнувшей в лес проселочной накатке, "буханка" практически сливается с придорожным ивняком.
Как топталось, зэчара? Евгений улыбается во все тридцать три зуба.
Нормально, снова хотели убить. К этому состоянию как-то начал привыкать. Ты-то как выбрался?
А за что меня задерживать? Посадили под домашний арест без права выезда, каждый день отмечаюсь у участкового. Спасибо дядьке-майору, а то до сих пор сидел бы в одиночке. Одолели, аж сил нет. Но вот за тебя взялись серьезно! Дядька руками разводит, говорит, что сделать ничего не может. Мол, и рад бы, да никак, говорит Евгений.
Я уже понял, что не скоро в техникум вернусь. Сергеич передал, что вы квиты? я смотрю на Иваныча.
Дочурку его травами да настоями выходил, когда эскулапы руками разводили, вот и отдал должок! гудит Иваныч. Ты как, размялся слегка?
Вроде как да, я пару раз взмахиваю руками.
Иголочки перестают втыкаться разъяренными пчелами. Тело ещё ноет, но терпеть можно.
Ну, тогда залазь обратно, ещё до места добраться нужно! Разговоры потом, сейчас не до них. На дороге возможны патрули, так что Евгений заделай дерюжку хорошенько! А ты лежи и задерживай дыхание на остановках! после этих слов Иваныч залезает обратно на пассажирское сиденье.
Залазь, рыбка моя! Евгений подталкивает меня обратно к машине. Смотри не протухни, а то выкину по дороге.
Я те выкину! Не гони шибко, фиолетоволицый, не дрова везешь.
С этим фингалом Евгений похож на демона японских мультиков про короля обезьян. Я последний раз потягиваюсь до хруста, и укрытие распахивает металлические объятия.
Чтобы собаки не учуяли! перегнувшись через сиденье, Михаил Иванович брызгает дурно пахнущей жидкостью из небольшого баллончика.
Может тебя вместо елочки на зеркальце повесить, ароматный ты наш? шутит Евгений.
Машину мой чаще, тогда и елочка не понадобится, отвечаю я.
Евгений снова накрывает пологом и тщательно убирает твердые края под пороги. Для дыхания остается небольшое отверстие у сидений.
Начинается движение. Я замираю, когда машина притормаживает. Несколько раз машину останавливают, осматривают. Чувствую себя важной персоной, если подняли такие силы на поиски сбежавшего парня.
Качнувшись на рессорах, «буханка» в очередной раз останавливается. Мое убежище раскрывается и, растирая онемевшее тело, я выбираюсь наружу. На крыльце небольшого деревенского дома, освещенного красными лучами уходящего солнца, на приехавшую троицу хмуро взирает родная тетка.
Вот это сюрприз! Тётя Маша должна быть в Юже, а мы куда приехали? Невысокие домики, дощатые заборы с кустами малины и полное отсутствие асфальта. Чем-то знакомая деревня
Мугреево-Никольское! И что же мы здесь делаем?
Ребята, быстро в дом. Иваныч, покуда посиди в машине! командует тётка. Или сходи вон в новый храм Уара, там можно помолиться за умерших некрещеными.
Тетка мотает головой в сторону деревянного здания. Если смотреть на него с высоты птичьего полета, то кажется, что на земле лежит большой ровный крест. На маковке шпиля в свете солнца блестит небольшой купол.
Некогда, Мария, в следующий раз. Да ты и сама можешь сходить туда, басит Иваныч. У ведарей тоже есть за кого помолиться.
Кто? вытягивает шею тетя.
Наталья. Троих с собой забрала, когда в больнице останавливала. Я находился рядом, двоих осилил, но к ней не успел.
Тетя ахает, прикрыв рот ладошкой. Иваныч сочувственно поджимает губы и кивает.
Зато Сашка успел уйти, Иваныч показывает глазами на меня.
Неужто, Пастырь вернулся?
Вряд ли, последняя кровь ещё жива.
Тетя тяжело вздыхает и покачивает головой.
Хорошо, я сохраню Сашку.
Мы с Евгением озадаченно переглядываемся, не понимаяо чем идет речь. Похоже, что наше недоумение заметили.
Да, ребят не задерживай особо. Кому-то ещё домой добираться! Михаил Иванович кивает на Евгения.
Тогда чего же мы стоим? Быстрее проходите, каждая минута на счету. Бывай, Иваныч. Береги себя! тетя захлопывает калитку и связывает концы веревок с мешочками.
Иваныч угрюмо кидает взгляд на тетку и ухмыляется. Невысокий дощатый забор по внутреннему радиусу окружает толстая веревка со знакомыми красными мешочками. Такую же веревочку я видел у ребят в «Медвежьем».
Теть Маш, так ты в курсе всего? спрашиваю я, пока заходим в узкий коридор сеней.
Евгений заинтересованно оборачивается:
В курсе чего? Меня просветите?
Рано тебе ещё знать! А ты, Сашок, пока прикрой рот и побереги нервы друга! тетя открывает обитую полосатым матрацем дверь. Проходите. Ты, сразу же мыться, а ты, парень, бери две корзинки и бегом в машину. Когда наступит время, тогда и наговоритесь.
Мы входим в небольшую прихожую, соприкасаемся плечами. По правую руку, за стеклом межкомнатной двери, светлеет просторная комната, слева же несутся ароматы из небольшой кухни. Горделиво возвышается русская печь. Рядом с побеленным боком желтеют лакированными стенками широкие корзины, наполненные до краев крупными грибами. Белые и подберезовики разбавляются шляпками подосиновиков.
Ого, какие тяжелые! Евгений присаживается у корзин и натыкается на хмурый взгляд тети Маши. Давай тогда, Сань. Попозже увидимся.
Давай, Жень. Спасибо за помощь! я обнимаю друга на прощание.
Живо! Я провожу, а ты ступай в баню! Через сенцы направо, белье на скамейке. Ну, а ты чего встал? тетка сухоньким кулачком толкает Евгения в бок.
Того выносит наружу. Тетка идет следом, я за ними. Наблюдаю, как сгорбившись под тяжестью корзин, выходит Евгений, а тётя Маша захлопывает дверь.
Сени проводят в большой дровяной чулан, где сквозь щели крыши пробиваются лучики заходящего солнца. В них пляшут пылинки, двигаются то вверх, то вниз, в зависимости от колебаний воздуха. Я толкаю обитую вагонкой дверь в стене чулана.
Сквозь маленькое окошко падает тусклый свет. На веревочках горделиво висят дубовые, березовые, даже можжевеловые веники. В воздухе парит необыкновенный аромат. Ожидание чего-то хорошего, очищающего наполняет тело, даже мурашки проскакивают от ощущения скорой помывки.
Сбрасываю прочь пропахшую рыбой одеждуна невысокой скамейке ждет чистый джентльменский набор: трусы, майка, трико.
Открываю дверь в пышущее жаром банное помещение, навстречу летят клубы горячего влажного пара. Первый вдох слегка обжигает легкие. Влажный пар царит по всей маленькой парной, капельки пота выступают на краснеющей коже.
Присев на обжигающую скамью, я вдыхаю раскаленный воздух, чувствую, как тело покидает усталость, и на её место приходит умиротворение. Спрессованные мышцы понемногу расслабляются.