Ты что же, мил-друг, никак резать меня собрался? Уж не из-за той ли причины, которая у тебя за спиною носом пошмыгивает?
Кудеслав поспешно нагнулся, засовывая нож туда, где ему надлежало быть. Оторопь, вызванная внезапным появлением хранильника, проходила, и Мечнику уже с трудом верилось в недоброжелательность, якобы распознанную им в волховском взгляде. С чего бы это Белоконю быть недовольным? Ну, утешил да приласкал Кудеслав полуживую от страха купленницу своего друга (кстати сказать, купленницу эту Мечник наверняка зря вздумал про себя называть девушкой) По-братски ведь успокоил, без малейшего оскорбления для хозяйской чести. Не мог же волхв разгадать его непрошенные подспудные помыслы! Или мог? А если мог, то наверняка разгадал и ту решительность, с которой Кудеслав эти самые помыслы выгнал из головы. Раз и навсегда выгнал кажется.
Тем временем хранильник, отвернувшись от Мечника с Векшей, принялся внимательно разглядывать мертвого людоеда. Кудеслав подошел, встал рядом, и волхв сказал, не отрывая взгляда от обезображенной медвежьей головы:
Похоже, его когда-то лось копытами истолок.
Жаль, не до смерти, буркнул Мечник.
Жаль, кивнул Белоконь.
Он обернулся к Кудеславу и сказал, глядя ему в глаза:
А ты хорош с мечом. Я видели там, на подворье, и здесь Лучше тебя никто бы не сделал.
Ты, что ли, за нею сюда?.. Мечник кивнул на Векшу.
Хранильник тихонько рассмеялся:
Нет, за тобой. Шагах в десяти держался, а ты и не замечал. Воин
Он и на подворье поблизости от тебя был с луком своим, подала голос Векша (купленница так и не двинулась с места; понуро стояла там, где застигло их с Кудеславом хихиканье волхва). Я пыталась сказать, а ты: "Цыц!.."
Мечник ошарашенно уставился на Белоконя.
Как же?.. Ты же говорил, что нельзя тебе его убивать!
Ну, говорил, хмыкнул волхв. Мало ли как все могло обернуться Думаешь, мог я в избе высидеть зная, что подвел тебя под гибельную угрозу?
Он выждал немного, рассматривая выражение Кудеславова лица, потом пробурчал:
То-то! И пойдемте-ка домой.
Мечник до крови закусил губу. Стало быть, старик все время был рядом, и, ежели что, без колебания пожертвовал бы ради тебя сыновой жизнью, благорасположением богов, еще невесть чем А ты А что ты?! Да ничего! Ни в чем нет твоей вины перед ним! Подумаешь, купленницу по волосам погладилразве это вина? А мыслиони мысли и есть, не больше. Так что можно прямо и честно глядеть старику в глаза.
Кудеслав потупился и вымолвил, глядя на носки своих сапог:
Я пока не пойду. Меч не могу оставитьон там, под медведем. Попробую выдостать. И тушу бы освежевать, покуда не захолодела
Да нешто ты в одиночку волхв вдруг осекся и помрачнел. Ладно. Сыны вернутсяпришлю тебе на подмогу. Сам бы пособил, да не гоже мне все-таки касаться его. И ты, кажется, не больно-то хочешь от меня пособления.
Опираясь на лук, как на посох, он двинулся вниз по склону. Поравнявшись с Векшей, хмуро бросил: "Пошли уж!" Та было шагнула следом, но вдруг замерла, прикипев взглядом к пальцам свободной от лука волховской руки. Словно бы спиною увидав эту заминку, хранильник приостановился, зыркнул через плечо:
Ну, чего встала?
Я Векша облизнула губы, вздохнула, будто перед прыжком в холодную воду. Можно, я с ним останусь, помогу?
Белоконь медленно обернулся.
Думаешь, ему от твоей помощи выйдет хоть какой-нибудь прок?
Купленница молчала, по-прежнему не отрывая глаз от старческих пальцев и от чего-то в них. Кудеслав собрался было сказать, что ему Векшина помощь выйдет хуже злодейской помехи, но не успел. Волхв вдруг как-то сник, словно бы сделался ниже ростом и уже в плечах.
Ладно, почти прошептал он. Все верно. Судьбу не обманешь.
На шести шагах трудно разглядеть маленькую вещицу, почти целиком спрятавшуюся в темной ухватистой пятерне. Да Мечник и не шибко приглядывался, что там волхв вертит в рукепросто надо же было куда-нибудь смотреть, чтоб не встретиться глазами со стариком! Показалось ли Кудеславу, что это сушеная лягушачья лапка? Наверное, показалось: нынче хранильнику вроде бы совсем ни к чему таскать при себе простенький детский оберег от судорог.
А вот причину стариковского огорчения Мечник наверняка понял правильно. Векшина нелепая просьба позволить остаться могла означать что угодно, но волхв умеет видеть куда глубже и дальше прочих людей. И будущее предугадывать он тоже умеет. Чужое будущее. Свою же судьбу не дано предвидеть даже самым могучим кудесникам-ведунам.
Потом волхв уходилссутуленный, неторопливый, усталый. Кудеслав раздраженно мял-теребил бородку, провожая взглядом мелькающую в просветах между деревьями дряхлую (да-да, именно дряхлую!) фигуру. Векша тоже глядела вслед Белоконю. Долго гляделапока хранильник окончательно не скрылся из глаз. А потом внезапно заплакала вголос и так стремительно кинулась к Мечнику, что тот даже отшатнулся сперва: воину показалось, будто скрюченные тонкие пальцы тянутся к его горлу.
Но это лишь показалось. Едва не сбив Кудеслава с ног, Векша всем телом грянулась о него, втиснулась мокрым лицом во влажный мех полушубка. Вконец обалдевший Мечник (не многовато ли разного-всякого для одного утраособенно после двух бессонных ночей?!) не нашел силы оттолкнуть, высовободиться из этих судорожных объятий. Да что уж перед собственной душою лукавитьрешимости он в себе не нашел! А когда, наконец, опамятовал, было поздно.
Потому, что сквозь горестные рыдания удалось-таки ему разобрать невнятное захлебывающееся бормотанье.
Он первым говорил с ней по-людски. Рявкал, цыкал, чуть дух из нее не вышиб древком рогатины; а волхв, конечно, хороший, ласковый, от сынка своего уберег да защищал от старой коряги Но не волхвМечник первым повел себя не как с купленною забавкой. Пускай и по незнанью, но первым был он
До чего же радовались старики приильменской общины, когда узнали, что Горюте-отщепенцу не хватает достатка для покрытия виры! Сказали: можно назначить тебе смерть за смерть, или жизнь за жизньтак по обычаю. Но можно и вот как присудить: кровь за кровь. Она ведь разной бывает, кровь-то: бывает последняя, а бывает и первая Вот и пускай дочка твоя, услада да прокормилица отеческая, мастерица-умелица отстрадается за дурную родительскую гневливость: жизньюза жизнь убиенного тобою гостя; а за его последнюю кровушкусвоей первою кровью
Отплатила, и не только кровью. Кровьэто лишь когда первый раз, а разов-то было несчитано. Уж очень гоноровитые попадались владельцы преданной сородичами забавкегоноровитые, кичливые, с широкой душой. Хвалясь, показывали другим, упивались алчными взглядами да завистливым причмокиванием; сами пользовались красной вещицей, но по сердечной щедрости и друзьям-знакомцам отказывали не всегда и не всем А потом повторялось все то же успевшее приесться действо: оглядывания, ощупывание, озабоченные лица, размашистое хлопанье одна о другую широких мужских ладоней, невесомый шорох отсчитываемых мехов И сновакак с теми, прежними
Хуже стало с хазарами, из которых лишь один знал словенскую молвь, а хозяевами считали себя едва ли не все. Днем переходы по изнывающим от комариного звона осенним чащам, а ночами Ночи лучше не вспоминать. Еще хуже пришлось с молодшим Белоконевым пащенком, выплакавшим ее у хазар за краденное отцово достояние. Чуть не изувечил от жадности да по незнанию; потом без малого уморил, страшась, что родитель, дознавшись, вряд ли помилует самовольника
Но хуже всего было с волхвом. Именно с ним она окончательно поняла, что весь оставшийся век ей доживать безродной скотиной, которую пестуютпока молода да пригожа; кормятпока работой оправдывает съеденный кусок Краса увянет быстрее быстрого; с годами пальцы утратят сноровку; глаза растеряют необходимую для ремесла зоркость, ивот оно: никому не нужная старуха среди вовсе чужих людей. Под ласковостью хранильника крылась железная лапа, которая давила и гнула, сообразуясь только с хозяйскими нуждами. Во сто крат тяжелее было от неискренней добротыуж лучше с бранью да тумаками, чем этак Что только хотел, то и вытворял с ней властный старик.
И косу вот обкорнал Такая коса была! Даже хазары не тронули, хоть и сокрушались, что цветом она для их глаз не шибко приятна. А этот
Векша все бормотала, все плакала, будто бы не оконцами небесной безоблачной синевы были ее глаза, а неиссякаемыми родничками. Так и стоял Кудеслав дубина дубиной, не зная как унять эти рыдания, как утешить и нужно ли ее утешать.
Мечнику и самому было несладко. После великой удачи (ведь и впрямь мало кто сумел бы этак споро и безвредно для себя угомонить лесное чудовище!) гадюка-судьба подсунула под ногу склизкое.
Нет, не позволит Мечнику совесть обокрасть хранильника. Ни Белоконевой купленнице, ни Кудеславу нынешнее утро не сулит никаких находок. А вот потери
Был у Мечника другодин-единственный, зато какой!
Был.
Отныне не будет. Придется теперь дружбу рвать по живому, чтобы хоть вспоминалась она добром.
Говорят, у всех баб на такое глаз куда как остер, да только Векша то ли слепенькой уродилась, то ли вовсе глупа. Старая Белокониха разглядела, даже Кудеслав догадался, а эта, с осени у хранильника проживя, так и не поняла: впрямь ведь старик разум от нее потерял.
И Мечник бы мог потерять. Верно, потому-то до сих пор нет у него жены, что и в своих, и в дальних пройденных землях надеялся он отыскать именно такую, как Векша.
Вот и отыскал себе на беду.
Слышишь, ты, приильменская наузница-чаровница? Вовсе ничего путного не найти нам с тобою нынешним светлым утром.
Но на хранильников двор Мечник Кудеслав больше и ногою не ступит. Дружеская-то верность крепка, только лучше не испытывать ее крепость этаким вот рыжим соблазном.
* * *
Никак, уже восвояси ладишься, друг душевный? за ехидством Белоконева взгляда могло крыться все, что угодно. А почеломкаться на прощание со стариком, поклониться ему за приют да ласкузапамятовал? Или недосуг тебе, спешные дела заждались?
Кудеслав так и замеродна нога в стремени, другая на земле. Белоконь, всей грудью навалившись на посох, с неподдельным интересом следил за изменениями краснеющего Мечникова лица.
Ну, ты уж решай: или в седло, или обратно на землю-матушку. А то неудобно, поди, этаким раскорякой
Волхв отер ладонью глаза, стирая с них насмешливое лукавство; заговорил по-иному, серьезно:
Впрямь, остался бычай, есть о чем рассказать и тебе, и мне.
Кудеслав послушно выпростал ногу из стремени, отпустил конятот бесцельно побрел по двору, время от времени лениво подбирая с утоптанной земли какую-то казавшуюся ему съедобной всячину.
За насмешку простипо-доброму я, не со зла же, Белоконь снова будто смахнул что-то с глаз. Это я тебе должен бы в пояс кланяться за людоеда, а не ты мне за ласку, которой не было Или была? прищурился он вдруг. Векша-то долгонько оставалась с тобою. Может, уж вперед моего успела за все отблагодаритьда так, что мне бы сейчас впору стребовать с тебя лихву?
Волхв сказал это негромко, с вроде бы вполне дружескою ехидцей, но Кудеславу почему-то вдруг припомнилось испуганно-свирепое "Кто?!", медвежьим ревом плеснувшее из Белоконевой глотки тогда, давно, в святилище ржавого небесного камня.
А хранильник коротко оглянулся, поманил так и не успевшего заговорить Мечника к боги знают когда брошенному возле дворовой огорожи корявому ошкуренному бревну:
Пойдем-ка присядем. Речи предстоят долгие, а в ногах правды нет.
Кудеслав послушно двинулся следом.
Речи, поди, предстояли не только долгие, а и злые. Старику было от чего злобиться. Его купленница и впрямь долгонько оставалась наедине с Мечникомпочти до полудня, когда пришли помогать свежевать медведя воротившиеся Белоконевы сыновья. Плакать к тому времени она перестала, от Кудеславовой груди давно уже отлепиласьпросто стояла неподалеку, глядя то вбок, то на вершины деревьев (куда угодно, лишь бы не на него). Только когда в лощине послышались голоса да объявились людские фигуры, Векша вдруг сказала негромко и торопливо:
Век бы тебя, облома, не видеть! Ведь притерпелась было уже к доле своей, покориласьнет же, сызнова все кувырком
Сказала, и ушласклоном, чтоб не встретиться с подходившими.
Кудеслав немногим дольше ее задержался возле людоедовой туши. Наскоро обтер вызволенный меч сперва о медвежью шерсть, потоммедвежьим же салом; отмахнулся от подобострастного аханья хранильниковых сыновей и заторопился прочь до того поспешно, что даже рогатину забылвспомнил о ней лишь покорно усаживаясь рядом с Белоконем (ну вот, теперь еще от Велимира на орехи достанется: шкуру не взял, оружие не сберег одно словоурман железноголовый!).
Очень хотелось Мечнику уехать, не видясь с волхвом. Татем украдливым проскользнул через двор, торопливо оседлал да вывел коня Ан углядел же хранильник, в самый последний миг завернул. Ведун старый Ишь, зыркает, будто ворон на разлитое варево: лакомо, а не склюнешь
Ну, так что же? с прежним ехидством подначил Белоконь, выждав, пока Мечник усядется. Векша-то хорошо ли тебя отблагодарила? Уж скажи
Да холодновато еще, чтобы прямо в лесу, на сырой земле, заниматься этакими благодарностями, попробовал отшутиться Кудеслав.
Волхв прищурился:
Не скажи! Дело-то жаркое, за ним и в настоящую стужу не вдруг озябнешь!
Жаркое, да не настолько.
А тебе, неженатому, откуда может быть ведомо настолько или не настолько? вновь прищурился Белоконь.
Чтоб такое изведать, собственную жену иметь не обязательнона крайний случай и чужая сгодится Мечник прикусил язык, но глупые слова уже сорвались. Дошутился.
Волхв вдруг захохотал, да так раскатисто, что бродивший по двору конь прянул и оглянулся.
Вот теперь вижу, что ничего для меня огорчительного меж вами не случилось, с трудом выговорил хранильник, утирая слезы. Не то бы ты, чем подобное ляпнуть, скорей вот это бревно проглотил!
Отсмеявшись, Белоконь посерьезнел:
Шутки шутками, а только не хочу, чтобы это впредь между нами стояло. Вот слушай: нынче ночью я тебе о Векше и о замыслах своих рассказывал почти так, как оно все на самом деле. Почти, да не совсем. Думалось мне, будто если бы у нее родился от меня сын, то уж он-то У нее ведь и впрямь немалая ведовская сила. У нее да у меня Удайся сын хоть в мать, хоть в отца, хоть в обоих родителей разомвсе едино был бы ведун. Вот из него-то я и воспитал бы себе
Так как же ты не побоялся гнать ее в лес на ночь глядя? И зачем мальцом вырядил?
Погнал потому, что больше гнать было некого, развел руками хранильник. Мужиков не хватило; моих же тюх на такое и упряжкой не сдвинешь. А мальцом обрядил от страха. Ну, чего смотришь? На мне, чай, узоры не намалеваны.
Это кого же ты убоялся? еле сумел выговорить ошарашенный Кудеслав.
Белоконь криво усмехнулся:
Кого? А ты сядь покрепче да еще руками ухватись за колоду, тогда скажу он глубоко вздохнул, и вдруг брякнул чуть ли не зажмурясь:
Тебя!
Пожалуй, Мечник бы все-таки не упал, даже если бы по Белоконеву совету не ухватился за бревно руками. Но ждал он чего угодно, кроме того, что довелось услыхать. А волхв продолжал:
Свою-то долю предугадывать мне не дано, а вот Векшину я доподлинно вызнал. И твою тоже. Не минуть вам с нею друг друга, никак не минуть. А я, дурень старый Веришь ли, до того она меня раззадорилапытался судьбу обмануть, отвести тебе глаза от нее. Как твой приезд, я ее в амбаре прятал, или еще где придется А она все равно тебя как-то высмотрела, исхитрилась-таки Ведь нешто с долей поспоришь? Доляона все по-своему ломит, да как! Чем сильнее противишься, тем больней, с костяным хрустом, с кровушкой Людоед, верно, и впрямь послан мне в наказание. Заставила-таки судьба меня, строптивца, тебя да Векшу свести. Ценой сынова увечья заставила. Так что теперь уже вижу: никак по-моему не бывать. А и пускай себе, махнул он вдруг рукой с деланой беспечностью. И так от нее одно беспокойство. С тобой вот друг на друга было стали косо глядеть Бабы мои вообразили, что молодая да любая непременно свой порядок в избе заведет, над ними подниметсяособенно ежели родит-таки мне сына
Хранильник вдруг трескуче хлопнул Кудеслава по плечу:
Забирай купленную, слышишь? Дарю! Только глаза Белоконя заискрились вдруг хитрой усмешкой. Только есть у меня такое условие: чтобы жить вам не у Велимира, а здесь. Понял? Иначе не отдам. Вот и думай, торопить не стану. Но чтоб сына-первенцамне в воспитание! Оно, поди, и так не худо получится: от молодого отца дети куда крепче будут, чем от меня, сыча старого. А ведовской силой и ты не обижен.