Я вою и качусь по земле, пытаясь приблизиться к нему хотя бы на расстояние укуса. Оборотень ускользает и издевается, то превращаясь в тетю Машу, то в Марину, то в Александра. Я хочу убить его... Я рвусь к нему... Я не боюсь его! Мышцы трещат в огненных кольцах питона, и я чувствую, что ещё чуть-чуть и смогу вырваться. Ещё немного и я достану эту тварь.
Трава становится жесткой, как колючая проволока и старается уколоть именно в глаза, залезть в ноздри, подобно восьмидюймовым гвоздям. Я жмурюсь, но всё равно вижу, что происходит. Черный оборотень уворачивается от моего рывка и жестко пинает в ребра. Раскаленное кольцо впивается в кожу, и я невольно бросаю взгляд туда. Одежда порвалась и сквозь прорехи виднеется розоватая кожа, она то темнеет шерстью, то снова розовеет. Кажется, что кожа дышит, и каждый выдох выбрасывает куски шерсти, а каждый вдох затягивает её обратно.
Оборотень вскакивает на сосну и растворяется в нейтак человека затягивает болото, так и перевертень погружается в твердый ствол. Я, невзирая на боль в ноющих мышцах и выворачивающие суставы кольца огненного питона, ползу к дереву в надежде ухватить и сдернуть вниз адское существо.
Я не успеваюдерево впитало в себя черную массу, лишь уродливый нарост напоминает о перевертне. Я рычу от бессилия я ползу к сосне, чтобы сорвать покрытый корой нарост чтобы впиться ему в глотку чтобы разорвать на части ускользающего врага. Я ненавижу его до глубины души, до судорог и бегающих мурашек. Я подползаю к дереву, когда земля взрывается, да так, что меня относит на три-четыре метра.
Огромное дерево ещё раз пропахивает корнем землю. Взлетает вверх вырванная с корнем стальная трава, сухие веточки падают на кольца горящего питона и тлеют на раскаленной змеиной коже. Я не вижу головы питона, не вижу его хвоста, лишь переливающиеся кольца. Корень хлещет в третий раз, но я успеваю откатиться дальше и ощущаю, как по лицу стекает теплая кровь. Похоже, что ободрал о колючую сталь травы. Однако думать некогдадерево вылезает из земли, в разные стороны летят комья земли.
Ожившее дерево похоже на отощавшего кальмара, у которого вместо головного плавника выросла колючая крона. Дерево раскидывает по земле корни и, перебирая ими как огромными щупальцами, двигается по направлению ко мне. Я перекатываюсь, не в силах ни подняться, ни отпрыгнуть. Я откатываюсь от ударов корней-хлыстов, горящий питон сдавливает объятия и не дает перекинуться в берендея.
Когда наступила ночь, и начали летать серые тени сов? Одна из них мчится к наросту на дереве и впивается в него когтями. Я радуюсь небольшой передышке, когда дерево перестает бить корнями по земле, а отвлекается на сову. Отползаю всё дальше и дальше, а сам не отрываю взгляда от битвы двух разных существ.
Дерево взмахивает корнями, пытается хлестнуть огромными лапами веток, но промахивается по юркому противнику. Сова каким-то чудом пикирует между летающих плетей и корявых сосновых лап. Птица прижимает крылья к бокам, снова взмахивает ими и нападает на черный нарост: крючковатый клюв выдирает клочки, от бритвенно-острых когтей отлетают шматки коры.
Сосна утробно воет, если воем можно назвать хруст и гулкий свист ветра в черном дупле. Как беззубый рот, дупло открывается и с щелканьем захлопывается, когда сова пролетает мимо. Длинная еловая ветка попадает под такой щелчок, и громкий хруст возвещает о том, что ель лишается одной из своих развесистых лап. Беззубые десны перемалывают молодую древесину в труху, из пасти сыплются желтые опилки и перемолотые шишки, щедро сдобренные сине-зелеными иголками. Дробилка в дейсвии
Огненный питон, чьи кольца сдавливают мое тело, немного ослабляет хватку.
Сова с уханьем и пронзительными вскриками кружится у черного нароста. В воздухе мечется пыль, взлетают фейерверки земли и вертолетиками кружатся сосновые семена. Несколько совиных перьев опускаются на вырванную траву. Я упираюсь спиной в поваленную березу и застываю, когда вижу, как черный нарост начинает отделяться от дерева. Будто великан подцепляет огромным ногтем запекшуюся корку раны и понемногу отдирает её.
Сова с прежним упорством кидается на черный нарост, сосна слабеет, и её корни обессилено падают на землю. Ветви замедляют взмахи, и дерево угрожающе наклоняется. Питон спускает кольца с груди, и я потихоньку шевелю руками.
Дупло раскрывается, изнутри раздается тот же омерзительный вой, и сосна опирается на ель, на то самое дерево, у которого отхватила большую ветвь. Черный нарост отлетает от ствола и тяжелым мешком падает вниз. Ель, в отместку за оторванную ветвь, наклоняется в сторону, сосна с воем падает на землю. В прелый воздух взлетают кряжистые ветви, в агонии по земле переплетаются плети корней. Я подвигаюсь ещё чуть-чуть и чувствую, как на свободе оказывается правая рука.
Серая птица нападает на слабо дрожащий черный кусок дерева. Над кронами деревьев с криками летают полчища ворон. С удивлением, что я не замечал их истошных криков раньше, я понимаю, что сейчас вовсе и не ночь, а лишь ранний вечер. Темнота же наступила из-за каркающего, хлопающего крыльями и беспрерывно гадящего сонма ворон. Освободившейся рукой я понемногу стаскиваю с себя раскаленные кольца огромного питона. Вскоре на волю вырывается вторая рука, и дело по освобождению идет живее. Ещё немного и на свободе окажутся ноги.
Черный нарост превращается в лежащего перевертня, над которым кружит серая сова. От совы так вкусно пахнет.
Пахнет пищей
Кар!крикнул подлетевший иссиня-черный ворон.
Блестящие бусинки глаз оценивающе смотрят на меня, словно покупатель на рынке присматривается к туше поросенка и выбираеткакую часть заказать к празднику. Я кидаю в него шишкой, и ворон отскакивает от меня на пару шагов.Однако взгляд остается таким же оценивающим, взглядом вечно голодного стервятника. Спустя два стука сердца он начинает съеживаться и, в конце концов, юркает черной мышкой в прошлогоднюю листву. Уходит в никуда. С ног соскакивают последние кольца, мой огненный питон умирает, обессилено сложив свои кольца в темную груду.
Нет!доносится откуда-то женский голос.
Меня подкидывает на местеоткуда? Я представляю, как разрываю мягкую плоть и вгрызаюсь в теплое мясо. Перед моими глазами проносятся окровавленные пальцы и ошметки волос, которые падают на взорванную землю. Где она? Я втягиваю ноздрями воздух и чувствую жжение во всем теле, словно миллионы муравьев бегают под кожей.
Женька, надень веревку обратно!раздается голос со стороны совы.
Серая птица сидит на черном перевертне и смотрит на меня, её круглые янтарные глазищи прожигают меня насквозь. Она снова открывает клюв:
Женька! Надень! Веревку! Обратно!
Так вот откуда идет женский голосот совы. Так вот почему от неё так вкусно пахнет. Я двигаюсь к ней, не обращая внимания на истошные крики ворон. Сова склоняет голову набок и спокойно ждет моего приближения. Она уже не просит надеть веревку, лишь следит за передвижениями круглыми глазами.
Вороны кричат в истошнее и спускаются к верхушкам деревьев. Теперь их крылья задевают за раскидистые ветки и вниз, как хлопья черного снега, спускаются темные перья. Я перешагиваю через мертвого питона, теперь он напоминает обычную веревку с какими-то привязанными мешочками. Совсем недавно он сдавливал мне грудь огненными кольцами, а теперь валяется мертвым тросом. Его я должен нацепить? Чтобы снова ощутить боль в мышцах и ожоги по телу? Глупая сова
Женя! Веревку! Обратно!снова раздается со стороны совы, но я лишь ухмыляюсь и делаю к ней ещё шаг.
Грудь распирает от силы, под кожей бегают муравьи, на земле лежит черный перевертень, и сова так вкусно пахнет человеком Я решаю перекинуться и дать волю животным чувствам, что сдерживал до этого момента. Дерево уже не бьет корнями, ветер тихо качает коричневые ветки с длинными зелеными иглами.
Женька!вскрикивает сова и отлетает от лежащего перевертня.
Треск материи заглушает последующие слова. Огонь бежит по жилам, когда я представляю перед собой черного оборотня, не этого маломерка, что лежал под совой, а настоящеготого, который почти убил меня в злопамятную ночь. Меня сгибает судорогой, и в тот же миг тело взрывает изнутри, словно я проглотил гранату без чеки.
Окружающая реальность вмиг преображается, над головой больше нет миллиарда воронкружатся несколько десятков птиц, вспарывает испуганными криками лесную тишину. На месте лежащего оборотня смутно виднеется обнаженный человек, но это был перевертень в ноздри сразу лезет запах мокрой псины. Чуть поодаль, за поваленным деревом маячит чем-то знакомая женщина. По её щеке тихо сползает струйка крови из рассеченного лбатак вот чем наносило всё это время. Я кидаюсь на запах.
Женька! Надень веревку обратно!слабо вскрикивает она.
Четыре словачетыре прыжка. Ровно столько отделяет её от меня. В теле играет злая мощь, именно она заставляет лапы оттолкнуться и изгибает тело в смертоносном прыжке. Через запутанную веревку, через мертвого перевертня, через поваленный ствол. Я готов увидеть ужас, страх, мольбу, но только не то, что вижу в последнюю секунду
Женщина улыбается
Они всего лишь пища
Мир взрывается миллионом цветов, и все цвета пожирает великая тьма
Женька, ты как, очнулся?я ощущаю похлопывания по щекам. Если судить по ощущениям, то меня хлопают лопаткой для переворачивания блинов.
Почти, ещё немного и совсем проснусь. Не бейте, пожалуйста, больше!я пытаюсь увернуться от жесткой ладони.
Я тебя вообще должна была оставить здесь, рядом с перевертнем,отвечает ведарша.
Каким перевертнем?я сажусь на холодную землю и тут же взвываю от веревочного ожога, но вскоре забываю о боли.
Я изумленно оглядываюсь по сторонампо небольшой лужайке словно прошелся ураган. Полянка перекопана, дерн вырван кусками, на боку лежит огромная сосна. На вырванных кусках земли чернеют вороньи перья, будто здесь пировала огромная стая каркающего племени. Больше всего меня поразила именно упавшая сосна: в три мужских обхвата, толстые корни походят на канаты подвесного моста, почти у самой верхушки темнеет дупло, из которого торчит сломанная еловая ветка.
Так это всё не сон?
Я оглядываю себятело также стянуто веревкой с мешочками, но одежда отсутствует вовсе, кроме какой-то набедренной повязки. Кожа на местах соприкосновения с мешочками покраснела и скукожилась, будто расчесанная экзема на ногах. Однако самое главноея жив! Я смог пережить ночь Предела.
Что произошло?
Ничего существенного, перекидываться не хочешь?
Нет, я бы пожрал чего-нибудь,говорю я в ответ, и желудок утробно рычит, подтверждая мои слова.
Мяса или сыра?
Я вижу на женском лбу, почти у самой кромки волос, тоненькую корочку запекшейся крови, такая возникает, когда царапает кошка. Я просто смотрю на неё, меня потряхивает, но состояние больше напоминает похмельный синдром, словно отравился вчера коктейлем из литра водки, трех литров пива и отлакировал всё это полторашкой коньяка. Такое было один раз, так что знаюс чем сравнивать.
Сыра или мяса или того и другого и можно без хлеба!стенаю я, потихоньку ложась обратно на землю.
В голове гремят толчки крови, будто в огромные чугунные ворота бьют большим тараном. Ворота скрипят и трещат, во рту скопилась вся сушь Сахары, руки и ноги ноют при каждом движении. Веревка обжигает при неосторожном движении.
Ведарша аккуратно распутывает веревку, и я могу вздохнуть свободно, без обжигающей корчи по телу. Я ойкаю, когда от резкого движения мешочек прижимается к обнаженной коже. Наконец обжигающая веревка падает вниз и я перешагнул через краснеющие бурдючки. Я выпрямляюсь, поддергиваю сползающую набедренную повязку и осматриваюсь по сторонам.
Что тут произошло?
Ничего не помнишь, шизофреник шуйский?ухмыляется ведарша.
Помню что-то, но то либо сон, либо виденье,я беру с разложенного платка бутерброд с сыром, оставив колбасу напоследок.
Ты ешь, а я пока расскажу. Пока тебя замотала, оказалось, что за нами следил перевертень. Похоже, что я не учуяла его с вокзала. Когда у тебя наступил Предел, то эта образина и вылезла. Я чуть не разорвалась, покуда защищала тебя и отбивалась от этого дурачка. Хорошо ещё, что попался не очень опытный, иначе я бы не дожила до рассвета. Однако ты смог выбраться из пут, и кинулся ко мне. Ты уж извини, что пришлось приложить как следует. Голова не болит?участливо интересуется тетя Маша.
Я автоматически потер лоб, шишка по размерам напоминает еловую. Последнее воспоминаниевспыхивает яркой картинкой: я лечу с оскаленной пастьюженщина тихо улыбается.
Это вы меня так звезданули?
Вынужденная мера. Сейчас развяжу, ты только не бросайся.
Обещаю, что не буду. А куда подевался перевертень? И почему я голый?
Перевертень? Он обиделся на нас и ушел, а ты всё-таки перекинулся, вот одежда и порвалась. Вот эту примерь, должна подойти,тетя Маша кидает бордовый рюкзак.
Я ловлю его на лету, и молнией проносится мысль, что я снова различаю цвета. Рюкзак чужой. Мой, с прокушенной рукоятью, лежит рядом с рюкзаком ведарши. Я развязываю белые шнурки, из темных холщовых недр показываются тренировочные штаны с желтыми лампасами по бокам и серая футболка. Штаны почти в самый раз, а вот футболка постоянно вылезает из-за резинки трико и болтается колокольчиком на похудевшем теле.
Тетя Маша осматривает мой новый наряд, одобрительно цокает:
Вот теперь можно и на дорогу выходить, а то выглядел как Тарзан русского разлива.
Такой же накачанный и красивый?
Неттоже из леса и с голым задом. Пошли, что ли?
Ведарша заканчивает сматывать веревку, засовывает её в свой рюкзак. Я не стал препираться, ведь она и так для меня много сделала. Безропотно подхватываю рюкзаки и закидываю их на плечо, но от одного вопроса я так и не смог удержаться:
Тетя Маша, а где хозяин красной сумки?
Где-где, сказала жеушел куда-то. Я ему накостыляла, он обиделся и убежал,не моргнув глазом, врет ведарша.
А сосну как повалили?
Да откуда я знаю? Она уже была такая, когда мы пришли. И вообщеменьше разговоров, больше движения. Не отставай.
Я не стал ловить её на лжи, этого не нужно. Чуть раньше я заметил окровавленную человеческую кисть, торчащую из-под поваленной сосны, на среднем пальце темнеет синяк. То, что я увидел ночью под воздействием безумия, на самом деле было вовсе не таким уж и безумным. И сова, и перевертень, и вороныя сжимаю в руке острое черное перо.
Я снова иду за ведаршей, а она ледоколом прокладывает дорогу среди кустов и деревьев. Не просека, конечно, но ступая за ней след в след, я меньше царапаюсь о торчащие ветви, чем если бы ломился сам. Развороченная полянка с человеческой кистью под корнями сосны осталась позади, впереди ожидает встреча с другими берендеями.