Если только это не сон, произнес Ариман, а я не попал в него, сам того не осознавая.
Вполне возможно. Или я могу быть ходячей галлюцинацией, вызванной умственным перенапряжением или психической усталостью. Или голосом некой части твоего разума, отделившейся от главного канала мыслей. Как-никак твой инквизитор нечто вроде этого, верно?
Как бы то ни было, тебя здесь нет. Ты не Магнус. Ты не мой отец. Ты ненастоящий.
И все же мы разговариваем.
Ариман покачал головой и закрыл глаза. Затем он развернулся и направился к двери, потянувшись разумом, чтобы рассеять обереги и открыть комнату течениям варпа.
Ты не хочешь узнать, почему я здесь? поинтересовалась фигура.
Мне от тебя ничего не нужно, ответил Ариман.
Даже предупреждения?
Ариман замер. От двери его отделял всего шаг. Справа, повернувшись лицом к комнате, стоял Гелио Исидор. На секунду Ариману показалось, что свет в глазных линзах рубриканта усилился.
Если бы он слышал, что бы ты сказал ему? прозвучал вопрос за спиной у Аримана. Что бы ты сказал ему о грядущем? Ты бы сказал ему, что скоро все закончится? Сказал бы, что спустя столько времени он вернется к началу? Сказал бы, чего это может стоить?
Фигура подняла правую руку, так что рукав соскользнул, обнажив предплечье, и медленно потянулась к Гелио Исидору.
Ладонь Азека сомкнулась на запястье фигуры прежде, чем ее пальцы успели коснуться личины рубриканта.
Прошел долгий миг, а затем фигура посмотрела туда, где пальцы Аримана сжимали ее запястье. Реальное запястье.
Азек разжал хватку и отступил назад. На него, словно волна давления, накатили шок и отторжение, пройдя по нервным окончаниям и зашипев в крови. Колдун потянулся к идее, что если это сон или иллюзия, то любая ее часть могла казаться реальной, не являясь таковой, но все, о чем он мог думать, было ощущение морщинистой кожи в его ладони.
Я здесь, чтобы поведать тебе о том, чего ты пока не знаешь, произнесла фигура. Я здесь, чтобы предупредить тебя, Ариман.
Колдун покачал головой. Удары его сердец внезапно стали подобны раскатам грома в груди, как будто за последние несколько минут начав биться только сейчас.
Магнус не стал бы мне помогать. Если бы он знал, что я замышляю, то сделал бы все, что в его силах, чтобы уничтожить меня.
Да, сказала фигура. Да. Это так.
Ариман снова взглянул в единственный глаз под рваным красным капюшоном. Он почувствовал, как на язык приходят слова, но прежде чем успел их сформулировать, фигура заговорила снова:
Что-то грядет, сын мой. Что-то, чего я не вижу, что-то, чего не видел ты. Что-то, что ты упустил.
Что?.. начал Ариман, но фигура покачала головой и отступила назад.
Оно близится, но путь его начался давным-давно. Я вижу тень, но не очертания.
Ариман моргнул. Пот катился с него градом, обжигая глаза, руки и ноги дрожали. Фигура сделала еще шаг назад, и масляные огни погасли один за другим.
Почему? окликнул Ариман. Зачем предупреждать меня, зная о моих намерениях?
Тымой сын, ответила фигура в капюшоне.
Ариман опять моргнул, а когда снова открыл глаза, то стоял у наполовину заполненной стойки для доспехов под непоколебимым взором Гелио Исидора. На краю зрения продолжало гореть масляное пламя.
VПустота
+ Ты готов?+
Кнекку взглянул туда, где стоял Сарик. Воин был в доспехах, но без шлема, с поднятым вильчатым мечом.
Кнекку кивнул.
Сарик метнулся вперед, его движение породило спиральное пламя. Разум Кнекку мигнул и расколол иллюзию. Перед его внутренним взором посыпались осколки ментальной энергии. Сарик стоял там же, где и прежде. Кнекку сделал выпад, острие копья накалилось до синевы. Образ Сарика обратился в туман. Кнекку почувствовал, как меч воина опускается из разреженного воздуха, когда тело Сарика вновь появилось из пыли. Кнекку отскочил назад и переформировал разум, приняв удар на копье. От силы замаха рука колдуна едва не сломалась. По вершине башни прокатился беззвучный черный взрыв, когда заключенные в оружии энергии поцеловались. Мощь удара скользнула по древку копья к полу.
+Ты стал медлительнее+,рассмеялся Сарик.
Воля Кнекку вырвалась наружу. Доспехи Сарика смялись, когда его подбросило в воздух. Кнекку увидел, как крутится тело брата, и почувствовал, что в его ментальной защите появилась трещина. Кнекку вонзил свои мысли в разум Сарика и превратил их в бурю обломков. В стены самоконтроля Сарика впились тысячи ощущений.
Он рухнул на пол, раскрошив под собой камень. Кнекку направил острие копья вниз. Сарик поймал удар на зубцы меча. Кнекку отвел руку, но разум Сарика прожужжал сквозь вильчатый меч, сцепив его лезвие с копьем. Сарик рывком поднялся и крутнулся, сбив Кнекку с ног. Теперь пришла его очередь падать, но перед этим он еще раз ужалил разум Сарика.
Время будто замедлилось.
А затем воля Сарика сжалась, словно челюсти. Кнекку пронзила боль. Перед глазами взорвался калейдоскоп цветов, ярких звезд из сапфиров и рубинов. По нервным окончаниям прошел огонь. Его мышцы окаменели, кровь звенела, готовая вскипеть. Он врезался в пол. Камень и керамит треснули, и на дисплее шлема замигали руны повреждений. Он попытался встать, но мышцы больше не повиновались ему. Сарик встал над ним, между зубцами его меча плясало зеленое пламя.
+Все?+В его вопросе ощущался отголосок улыбки.
+Все+,ответил Кнекку, и боль с параличом мгновенно прошли.
Он поднялся на ноги. Копье все еще было в руке. Колдун взглянул на трещины, паутиной разбежавшиеся по нефриту от места его падения. Кнекку взмахнул рукой, и камень стекся обратно в зеркальную гладь.
+Твои действия были предсказуемы для любого, кто тебя знает+,послал Сарик.
Кнекку кивнул. Конечно, Сарик прав. Вот почему он вел столь многих воинов Алого Короля в нескончаемых сражениях внутри Ока. Кнекку предположил, что ему следовало быть благодарным Сарику за то, что во время их поединков он придерживался единой формы.
+Что-то снедает твой разум и отнимает силы, Кнекку, послал Сарик. Расскажи, в чем дело+.
Кнекку отвернулся и выглянул за парапет. Последнее из девяти солнц переливалось на горизонте и отбрасывало длинные тени, опускаясь ниже и ниже. Небеса прояснились, полог эфирной энергии истончился в купол цвета кровоподтека. Когда небо начало темнеть, поднялся ветер, принеся с собой звуки из леса башен и черных гор за ними. Серебряные шпили, дрейфовавшие над городом, заблестели в лучах заходящего солнца. Ушей и разума Кнекку коснулись отдаленные голоса и гортанные крики птиц, но они были слабыми, шум мира постепенно стихал, пока день соскальзывал во мглу.
На мгновение ему вспомнился свет, что падал на моря Просперо, расцвечивая гребни волн красным и золотым. Кнекку видел их еще в детстве, в то недолгое время, что знал своего родного отца. Он даже не помнил, как его звали, но помнил шум лодки, когда они возвращались с приливом из моря. А еще помнил солнце, катившееся по небу в тот последний раз, как они пришли с моря и узрели Тизку. На следующий день его родной отец отправился в море один и так и не вернулся. С тех пор прошли годы, годы, которых Кнекку не мог вспомнить и которыми с радостью пожертвовал, чтобы стать одним из легиона, стать одним из Тысячи Сынов. Но воспоминание о том закате и пустоте, последовавшей за ним, осталось.
+Расскажи мне, брат+,снова послал Сарик.
+Когда ты в последний раз видел нашего отца?+спросил Кнекку, не сводя взгляда с красных далей.
+Когда нас вызвали+.
+Как и я+.
+Король приходит и уходит, когда пожелает+,послал Сарик.
+Да, произнес Кнекку, и посмотрел на брата. Но почему он ушел?+
+Не думай об этом. Он видит дальше всех и знает больше, чем можно знать. Если его здесь нет, значит, это служит его целям+.
Кнекку кивнул, но движение оказалось медленным и полным сомнения.
+А если есть другая причина?+
+Никакой другой причины нет. Он видит. Он знает+.
Кнекку склонил голову. Солнце превратилось в полоску на краю мира. Небо лишилось последней синевы, башни на миг поймали закатные лучи, и небеса с землей стали багровыми.
Никто не заметил, как это случилось.
Полумеханическая команда «Слова Гермеса», лязгая металлическими ногами, спешно бегала туда-сюда. Двигатели гудели и потрескивали энергией. Киборги-охранники стояли в стенных нишах, ожидая сигнала к полному пробуждению, освобождения от боли в остатках плоти и превращения в машины для убийства, коими они были; ожидая, как и прежде, без конца, без способности надеяться. В санктумах колдуны ткали свои мечты или сидели без сна, бормоча секреты во мрак. Глубоко в недрах суднагде мрак рассеивало лишь тусклое свечение из теплоотводящих каналов и где влага из чрезмерно отфильтрованного воздуха скапливалась в неподвижных темных озерцахсущества, когда-то бывшие людьми, ползали по стенам на плотьметаллических крюках и не думали ни о чем, кроме того, как еще раз вкусить крови.
Никто не имел глаз, способных узреть Зал Клетей. Даже Игнис, сидевший в железном тигле корабельного мостика, не увидел внутренним оком тени того, что случится.
Заключенный в клетку Атенеум вдруг стал тихим и неподвижным. Огонь померк в его глазах, а слова перестали литься изо рта. Он просто сидел внутри многослойных клетей и тяжело дышал, словно от усталости.
Вдруг, натужно запыхтев, он резко повернул голову. Из пустых глазниц потекла кровь.
Я должен освободиться произнес он. Мои сыны, где мои сыны? Он хотел было встать, но ноги подкосились. Сферическая клетка зазвенела, и в воздух повалил густой дым, когда изнутри раздался крик:Где ты? Я должен освободиться. Я не Я не
Атенеум припал к платформе, судорожно пытаясь вдохнуть. Плоть начала содрогаться, и внутренняя сфера симпатически завибрировала. По решеткам побежали разряды молний. Кожу существа рассекли пышущие красным жаром трещины.
Не бросайте меня здесь! Вы не можете оставить меня! Не можете!
Его голова, захрустев позвонками шеи, откинулась. Клетки с лязгом загремели друг о друга. Из символов, высеченных в холодном железе и чистом серебре, закапало свечение.
Я должен освободиться! проревел он. В воздухе заклубился густой дым, когда все поверхности покрылись коркой изморози. Я найду способ! Должен найти!
Прутья начали гнуться, болты и символы затрещали.
Из коридора за люком донеслись крики и топот бегущих ног. «Слово Гермеса» больше не спалкаждое живое существо на борту ощутило растущее в сердце корабля напряжение.
Мои сыны! Где мои сыны?! звал Атенеум.
Запоры люка начали открываться, с треском раскалывая утолщающийся лед.
Почему?.. не утихал Атенеум.
Люк с грохотом распахнулся. Внутрь, сжимая посох, ворвался Ктесий. Колдун окинул взглядом лед, и пробегавшие по клетке молнии мгновенно погасли.
Почему я не вижу?.. Атенеум захрипелязык задергался во рту словно по собственной воле.
Ктесий ошеломленно смотрел на него. В глазах существа, свернувшегося на дне клетки, загорелись огни.
Почему я потерялся в этом лабиринте? сумел выдавить Атенеум, а затем из него выплеснулось нечленораздельное бормотание, постепенно сошедшее в безмолвие.
Пока Ктесий разглядывал фигуру в клетке, в открытый люк шагнул Игнис.
Проблема, констатировал он, обводя взглядом камеру.
Ктесий покачал головой:
Аномалия.
Что за аномалия?
Я Ктесий нахмурился. Я не знаю.
Ты ждал.
Ариман оторвал взгляд от сухой листвы, шуршащей по каменной плитке внутреннего дворика. Лицо, смотревшее на него, висело в воздухе серой кляксой с очерченными тонкими тенями абрисом, ртом и носом. Остальная ее фигура смазывалась пятном на фоне дворца у нее за спиной. Сквозь нее колдун мог разглядеть башни, мостики и минареты, вонзающиеся в затянутое тучами небо.
Я не был уверен, придешь ли ты, сказал он.
Великий Азек Ариман не уверен? Селандра Иобель холодно засмеялась, присев на противоположный от Аримана край каменной скамьи. Я польщена.
Я рад, что ты пришла, признался он.
Единственно, с кем ты можешь поговорить, это с воспоминанием о своем враге? В ее голосе послышался смешок. Можно ли опуститься еще ниже?
После вопроса повисла тишина. Ариман смотрел, как ветер закручивает сухие листья спиралью и поднимает их в воздух.
Я хочу кое-что спросить, наконец сказал он.
Ничего нового я тебе не расскажу. Все, что мне ведомо, ты и так знаешь.
Ариман поднялся, волоча по камням полы синих одеяний, и повернулся к Иобель.
Давай прогуляемся.
Мгновение она не двигалась и не отвечала. Затем поднялась и последовала за Азеком. В молчании они вышли из дворика, углубляясь во дворец по коридорам из резного камня и выгнутой бронзы. В некоторых переходах сумрак разгонял падавший с неба сквозь окна и световые люки светнеизменно свинцово-серый. В других горели факелы или масляные лампы, свисавшие с потолка на медных цепях. Вдоль каждого коридора и лестницы рядами выстроились двериузкие проемы, прикрытые почерневшими плитами, возвышающиеся арки, вмещавшие двойные двери из железа и серебра, простые косяки для резных дубовых панелей. Ни одна дверь не походила на другую и многие выглядели несколько иначе, если посмотреть на них во второй раз. Изнутри в двери скреблись обрывки шумов. Коридоры изменялись на глазах. Стены перестраивались, выгравированные орнаменты рассыпались и, подобно цветкам, распускались вновь, ступени поднимались из гладких полов или обрушивались в пустоту.
Весь дворец был воспоминанием; каждая комнатахранилищем минувших дней, каждый коридор, крыло и башняскоплением знаний. Каждая деталь была порождением воображения и интеллекта, ничто из этого не было реальным, но всеосознанно сотворенным. И дворец тянулся и тянулся, безостановочно увеличиваясь, превращая края в новые крылья и этажи. Он существовал в разуме Аримана, и единственная часть, которую колдун не мог держать под контролем, было призрачное воспоминание Иобель.
Ты придумал, как не позволить мне проникнуть вглубь твоего разума, произнесла Иобель, остановившись, чтобы приложить прозрачную руку к створке, разрисованной птицами с сине-золотым оперением. Даже тут есть двери, которые мне не откроются. У меня такое чувство, будто ты мне не доверяешь.
Это так. Тызагадка, циста сознания внутри моего разума, от которой я не могу избавиться. Тебя не должно существовать. При жизни ты делала все возможное, чтобы уничтожить меня. Поэтому нет, я не доверяю тебе, инквизитор.
Справедливо.
Иобель замолчала, и они сделали еще пару шагов. Перед ними открылась выложенная плиткой арка, обрамлявшая вид на мраморный мост, раскинувшийся над пропастью между двумя башнями, без каких-либо поручней и стен. Как и большинство элементов дворца воспоминаний, это была замена, созданная после того, как предыдущая версия была практически полностью разрушена. После того как Иобель разрушила ее. Часть его невольно уважала инквизитора за это.
Когда ты отправляешься на Просперо? спросила она, когда они ступили на мостик.
Ариман бросил на нее взгляд, не сумев утаить проблеска удивления. Он очень тщательно постарался скрыть текущие планы от мстительного призрака. Или же так считал.
Иобель рассмеялась, звук был сухим и лишенным веселья.
Ты запер двери, но твой разумэто мой мир, Ариман. Я вижу очертания секретов, что ты прячешь даже от самого себя. Иногда задаюсь вопросом, не являюсь ли на самом деле тобой, не может ли единственная разница между нами заключаться в том, что я полагаю себя личностью.
Разве это не единственное различие между любыми разумами?
Теневое тело Иобель пожало плечами.
Ты пришел сюда для философских дискуссий или что-то спросить у меня?
Они дошли до середины моста. Под ними, вгрызаясь в тени, круто уходил вниз каньон из резного камня и потускневшего металла. Ариман остановился, и Иобель замерла рядом. Небо было все того же цвета свинцовой серости полузабытой осени. Горизонт вдалеке пятнали черные грозовые тучи. Ветер, трепавший одежду колдуна, приносил запах дождя.
Магнус знает, что я иду, тихо промолвил Ариман.
Это неудивительно, сказала Иобель. Теперь онсоздание варпа, демонический князь Изменения. Течения варпаего кровь и воздух. Даже сама мысль о твоих намерениях посылает рябь по Великому Океану. Он будет готов. Ты это знаешь.