Через знакомых Завьялов выяснил, кто снабжает Маринку дурью. Совсем не удивился: у Сухого половина московских центровых паслась на «травке» и «снежке». Выловил Сержа у клозета в «Пивных Традициях» и коротко внушил:
- Еще раз услышу, что ты Маринке кокс толкаешь, намотаю причиндалы на гаечный ключ и вырву с корнем.
Сухой проникся моментально и поверил каждому слову. Знал недоносок: Боря-Завянь слов на ветер не бросает.
Услышав в телефоне просьбу от Завьялова «пригнать по адресу», подумал: «Вот о н о... пришло». Точнее, прилетело.
- Сережа, - ласково проговорил неузнаваемый по голосу Завянь, - я не спрашиваю тебя в теме ты или нет. Я тебе говорю - привези. Ты отвечаешь «когда и сколько?» и бежишь исполнять. Вкурил?
- Вкурил, - громко сглотнув, подтвердил Сухотский. - Когда и сколько?
- Через... - Завьялов на секунду задумался. - Через два часа. На одну понюшку. Адрес знаешь?
- Угу. А... это для тебя, Завянь?
- Много текста, Серый. Через два часа скажешь консьержке, что привез журнал. Океюшки?
- Яволь.
Завьялов произвел отбой. Пару секунд постоял перед «порше». Поскреб щетину и пошел к водительской дверце.
3 отрывок
Кеша, пытавшийся заинтересованно подслушать разговор из запертого салона, извелся нетерпением. Мрачный «бомж» Завьялов сел за руль. Направил на себя зеркальце заднего вида, включил освещение салона и ощерил в зеркало зубы.
Сюрприз. У бомжа оказались хоть и прокуренные, но в целом недурственные зубы. Боря пошире разинул пасть...
Батюшки. И пломбы не железные, практически неразличимые!
В интересного бомжа меня «одели», возвращая зеркало в нормальную позицию, подумал Завьялов. Еще раньше он слегка удивился обстоятельству: ноги бомжика уверенно обращались с автомобильными педалями. Борис даже слегка расслабился, убедившись в достойных мышечных реакциях изношенной бомжеской системы...
Теперь еще и зубы в приличном состоянии.
Занятно. И очень к стати.
Уверенно воткнув «порше» в автомобильный поток, Завьялов покатил в знакомый магазин. По пути проинструктировал затихшего Иннокентия:
- Сейчас мы приедем в магазин, Кеша. Там ты, с уверенной рожей скажешь девчонкам: «Привет, красотули, прикиньте-ка нехило моего дядю из... Конотопа, например. Пригласите Аркадия Генриховича, пожалуйста, работа - для него». Попозже накидаешь им в уши историю. «На вокзале дядю обокрали. Раздели. Побили. В ментовке добавили - сутки дядя просидел в приемнике». Усёк?
Кеша быстро пробормотал историю про дядю и поинтересовался:
- А это зачем?
- А затем, родимый, - вздохнул Завьялов, - что мне как-то надо жить в этом теле. Желательно - одетым.
- Аркадий Генрихович, это - кто?
- Легенда, - хмыкнул Боря.
Лет восемь назад Завянь привез в одежный магазин Аркадия Генриховича вусмерть пьяного жениха. Жених перегулял на мальчишнике, когда отправился за невестой - не совладал с желудком.
До процедуры получения с рук на руки невесты оставалось меньше часа. Костюм воняет и цветет разводами вчерашнего салата оливье. Свободную жизнь жених пропивал на совесть - три дня, две ночи. Мальчишник закончился в каком-то диком шалмане со стриптизершами под оливье не установленной свежести.
Завьялов выгрузил тело жениха перед салоном кудесника Генриховича, транспортировал фигуру до примерочной и кратко информировал:
- Аркадий Генрихович, друг любезный, выручайте. Эту пьяную харю ждет взвод потенциальных родственников из первой полусотни «Форбс». Ежели профукаем невесту - повесится на первой же березе.
Владелец магазина проникся речью, оглядел фигуру, мгновенно вычислив размер, и щелкнул пальцами продавщицам:
- Девочки в примерочную коктейль номер пять. Ирина, готовь ботинки из последней коллекции...
Через восемнадцать минут в отмытый салон лимузина усаживался совсем другой жених. В костюме от лучшего лондонского дома, в удобных итальянских лаковых штиблетах, благоухающий отнюдь не оливье.
... - Возьми кредитку, Кеша. И не вздумай стоить глазки продавщицам. Они девицы - вышколенные, мы парни - независимые. Когда легенда будет набивать пакеты, о ценах - ни гу-гу. Я в магазине ничего примерять не буду, скромным обворованным дядюшкой из Конотопа постою в сторонке, в носу поковыряю.
Следующий инструктаж прошел уже в машине, знатно набитой приличными картонными пакетами. Чародей Аркаша не подвел, прикинул конотопского дядюшку вплоть до трусов и шейного платочка.
- Сейчас, Иннокентий, мы войдем в мой дом. Поздороваешься с консьержкой: «Здрасьте, Полина Викторовна». Далее - по отработанному тексту. Дядю обокрали, побили, он два дня не жрамши. Если дядя будет приходить ко мне - пускайте без звонка, у него есть ключ. И кстати. Пакетики не забудь помочь донести престарелому родственнику...
* * *
Знакомая до мелочей трехкомнатная холостяцкая берлога как будто увеличилась в размерах. Потолок улетел ввысь, дверные ручки упирались в бок выше зоны талии и постоянно цеплялись, попадались в рукава растянутой олимпийки...
Низкорослым прибитым найденышем Завьялов растерянно бродил по комнатам и заставлял себя не сосредотачиваться на гнусных ощущениях горошины, попавшей из кофейной чашечки в графин.
Жесть! Как все паршиво изменилось... Стало чужим, несоразмерным, непривычным!
Подобное ощущение Завьялов уже испытал в «порше». Но там он, скрипнув зубами, отрегулировал водительское кресло и бдительно следил, чтоб машинально не промахиваться мимо рычагов управления.
С квартирой этого не сделаешь. Потолок не приспустить. Высоту дверных ручек тоже не отрегулируешь. Любимые тапки не ушьешь на скорую руку.
Раздраженно поглядывая на беспечно прогуливающегося по трехкомнатным просторам Кешу - себя, себя, себя!! - Завьялов с трудом удерживал в гортани рычание. В горле клокотала, закипала ненависть к родному телу, хотелось вцепиться ногтями в собственную грудь, разодрать ее на части и - вынуть! Вытащить оттуда существо, занявшее чужое место!
Завьялову казалось, что квартира предала его. Впустила и приняла чужака, позволила себя разглядывать, как «плечевая» проститутка на шоссейке! Отдалась - задаром развалилась! Изменила старому, нет, НАСТОЯЩЕМУ хозяину за здорово живешь!
Завьялов никогда не страдал вещизмом. Реально обалдел, когда почувствовал ревность - пальцы тела-Кеши прошлись по кнопкам пульта управления музыкального центра.
Его, его центра! Кеша вроде бы пытался запустить проигрыватель, на котором ЕГО «битлы» стояли!
- Не трогай, - глухо произнес Борис. - Ничего здесь - не трогай.
- Почему? - удивленно обернулось тело. - Вы думаете, я здесь что-нибудь сломаю?
Завьялов закрыл глаза, мысленно сосчитал до десяти и только тогда, поглядев на стену мимо родимого лицо, размеренно проговорил:
- Давай договоримся сразу, Иннокентий. На м о е м п о л е, ты играешь по м о и м правилам. Если я говорю: «Не трогай», значит, на это есть причины. Сядь на диван. Можешь включить телевизор. И молчи, пока тебя не спросят. Усек?
- Угу. - Тело-Кеша послушно опустилось на диван. Поглядело вокруг. - А как включить этот... телевизор?
Собравшийся уйти из гостиной Борис остановился. Вопрос был неожиданным, так как на журнальном столике, на самом виду, лежал пульт управления. Похититель чужой собственности сюрпризы подносил - мешками.
- Пульт перед тобой, - пристально наблюдая за движениями еще недавно собственных серо-стальных глаз, проговорил Завьялов.
Зрачки сновали по сторонам, довольно продолжительное время не останавливались на прямоугольнике с кнопочками.
- Ты телевизора никогда не видел? - хмуро поинтересовался Боря.
- Ну почему же, - пожало плечами тело и вольно раскинуло руки по спинке дивана. - Видел, конечно. Только не такой.
- А какой? - Завьялов встал напротив дивана, задумчиво набычился.
- Мы переходим на м о е поле, Борис Михайлович, - знакомое до мельчайшей черточки лицо сложилось в ухмылку.
Боре жутко захотелось хотя бы шелобан в родной лобешник отвесить.
Сдержался.
Повернулся на пятках к арке-выходу, пошел в прихожую. До прибытия Сухого с понюшкой в пакетике оставалось сорок пять минут, а надо еще бомжеское рыло по мере возможности облагородить. Учитывая, что скорострельными банно-прачечными процедурами здесь не обойтись, - цейтнот.
В прихожей, напротив сплошь застекленного платьевого шкафа, стояла тумба с выдвижными отделениями. В приличных семьях в подобных ящиках хранят перчатки, складные зонтики, запасные ключи и даже гостевые тапочки. Завьялов называл вместительную верхнюю ячейку привычным автомобильным термином «бардачок». Там валялись - порой годами - многочисленные мелочи, оставленные в холостяцкой берлоге хитроумными подружками в качестве предлога. «Борис, я у тебя браслетку позабыла... Зайду?» «Боренька, тебе не попадалась моя любимая помада?» «Завянь, я не могла у тебя оставить очки? неповторимые перчатки? бюстгальтер из Парижа!! рыдаю-пропадаю - бусики забыла!..»
Перчаток - парами и поодиночке, - бусиков, браслетов, туши для глаз, шарфиков, духов и прочей нежной дребедени набралось за годы холостяцкой жизни множество. Если бы Завьялов хранил еще и копеечные расчески, зубные щетки, носовые платочки, разрозненные чулки и тому подобное, давно бы выделил под дребедень отдельный шкаф. Но по дну ящика он позволял елозить лишь приличным побрякушкам и исключительно чистым предметам дамского обихода.
Борис выдвинул ящик на всю длину. Достал вместительную косметичку амазонки - гордячка Маринка так за ней и не явилась, - поковырялся в отделениях. Выловил несколько баночек и тюбиков с названиями «маска», «скраб», «гель для век», «бальзам для губ»... Подумал. Присовокупил еще и тоник.
На ванной полочке у раковины Завьялов хранил скромный джентльменский набор из лосьона, геля и пены для бритья. Но лицо бомжа простым набором не облагородить. Его, пожалуй, надо драить пемзой и предварительно вымачивать.
Борис вздохнул, отнес баночки и тюбики в ванную комнату. Вылил на дно ванны полфлакона шампуня, для создания пены включил воду на всю мощь. Вернулся в прихожую и встал перед огромной зеркальной дверью шкафа.
Пришла пора знакомиться п о д р о б н о.
Сбрасывать бомжескую одежду на чистый кафель ванной Борис побрезговал. Вот уже три часа он постоянно прислушивался к телесным ощущениям, приглядывался, искал между пальцев отметины и признаки чесоточного клеща. Ждал, когда начнется зуд в паху или на лысой голове... Вспоминал есть ли дома запас одноразовых бритвенных станков - пах, вероятно, брить придется...
К разоблачению Завьялов приступил, как к хирургической операции. Резко сделал первый обнажающий надрез: сбросил треники вместе с трусами!.. Стремительно скинул олимпийку вместе с оленями и нижней футболкой!
Прищурил левый глаз.
В огромном зеркале напротив стоял сухощавый старик с «деревенским» загаром: молочно-белыми, местами синеватыми ногами, загорелыми до черноты шеей, руками и грудью в местах, где заканчивалась майка-«алкоголичка». Обвисшая морщинистая кожа обтягивала весьма упругие мышцы, под тонкими складочками на животе угадывался - чтоб мне сдохнуть! - пресс. Реальный, с кубиками мышц.
Нормально.
А вот брить здесь уже нечего. Хотя когда-то бомжик был, мгм... не слабым парнем...
Завьялов поднял руки, покрутился, оглядываясь на старика через плечо...
Отстойных или тюремных татуировок нет. Синяков не наблюдается.
Занятный бомж.
Если б не одежда и грязные, неухоженные руки с черными ногтями, Борис подумал бы, что ошибся. Старикан не бомж. Тело он содержал в порядке: кожные складки не заросли впечатляющим слоем жирной грязи, кривоватые бледные ноги под носками тоже оказались довольно-таки чистыми. Растрескавшиеся пятки, при прочем общем великолепии, полнейшая ерунда.
Судя по тому, что брюхо не болит и не подводит, старикан питался не с помойки... И зубы, кстати, чистил.
Так может быть, не бомж? Пошел приличный старикан на прогулку, упал, скатился в лужу. Его за бомжа приняли - ведь документов нет, на «скорой» до больницы отвезли...
Завьялов поднял с пола грязную одежду, расправил на весу штаны, как следует оглядел олимпийку.
Одежда пестрела пятнами различной давности. Если бы «приличный» старикан единожды свалился в лужу, то это было бы заметно. Но олимпийку и треники застирывали многократно и небрежно, замызганная шапочка с помпоном залапана грязными ручищами...
Борис оставил размышления-предположения на потом, быстро - время поджимало - убрал бомжеские вещички в большой пакет, забросил его в угол и, высунув в гостиную только голову, сказал телу-Кеше:
- Я мыться. Если буду еще в ванной отмокать, а в домофон позвонят и скажут: «Привезли журнал», прикажи впустить, получи что принесли и лишнего не разговаривай. Придет Серж Сухой, дай ему вот эти деньги и выставь. Понял?
Родная голова изобразила кивок с достоинством:
- Угу.
Но Боря не поверил. Если б три часа назад ему сказали, что он может выглядеть ушлепком на двести процентов, набил бы морду шутнику.
Бомжеское тело опустилось в горячую воду, как кусок рафинада в стакан с кипятком: блаженно растворилось. Разнежилось под шапкой пены, вытянуло ножки-ручки, подмышки поскребло и подбородок почесало...
Запах хорошего шампуня ублажал ноздри, Завьялов томно прикрыл глаза, приготовился к десятиминутному релаксу-отмоканию...
Не получилось. Появился странный и требовательный внутренний зуд: бомжескому телу чего-то явно не хватало. В груди возникло странное теснение - вроде бы не от сердечной недостаточности? - тело требовало чего-то привычного, необходимого и важного. И этого необходимого хотелось ТАК, что подвело желудок. До тошноты. До спазма. До головокружения. Тело ТРЕБОВАЛО дополнить существование неким фактором...
«Спиртным!» - с гадливостью поморщился Завьялов. Его угораздило очутиться в теле алкаша! Пропойцы, готового за стакан портвейна последний метр жилья отдать! Бухарика, уже пропившего свою жизнь и настойчиво молившего «нового жильца» повторить подобную ошибку.
Борис крепко стиснул кулаки и зубы, отправил внутрь себя рычание: «Не выйдет. Не выйдет, слышишь, ты урод! Я лучше сдохну от инфаркта в этой ванной, чем налью тебе хоть рюмку!! Я лучше завтра в погребальную контору съезжу и похороны оплачу, а послезавтра в бетонную стену врежусь! Я лучше...»
Тело изнывало и корежилось. На лбу Бориса выступил пот, свело скулы, желудок чуть не вывернуло...
«ПОШЕЛ ТЫ К ЧЕРТУ!!!»
Завьялов сел. Взял в трясущиеся пальцы щетку-скребок, которым отдраивал руки после возни с автомобильными движками, и начал зло скрести ногти, кожу в пятнах старческой гречки...
На глаза наворачивались слезы. Завьялов скреб доставшееся ему тело с остервенением злобного конюха; сдирал со шкуры обломившейся ему клячи остатки прошлой жизни. Мочалкой выбивал спиртную дурь!
В какой-то момент показалось, что переусердствовал: в ушах застучал сумасшедший пульс кровотока, в носу как будто шар раздулся...
Борис отбросил мочалку. Открыл сливной клапан ванны и осторожно перебрался через край. Медленно, придерживаясь стены, доплелся до душевой кабины в углу.
Он вообще чрезвычайно редко залезал в наполненную ванну. Предпочитал контрастный душ, стремительные, как его жизнь процедуры.
...Холодная вода вернула тело в норму. Борис домывался уже в кабине.
Тело почти подчинилось новому хозяину, о рюмочке уже не намекало. Легкий тремор пальцев Борис списал на недавнюю ярость.
Прежде чем выйти из ванной комнаты, Завьялов нанес на морду лица густой зеленоватый слой тонизирующей маски. Едва не плюнул в зеркало - такая гуманоидная харя там сидела! Одел банный халат, в коем утонул от макушки до пяток, и вышел к Кеше.
Хорошо, что не упал.
На диване, перед уже включенным телевизором, сидело НЕЧТО.
На мимолетный взгляд - вполне Завянь. При трезвом рассмотрении...
- Ты что с собой... со м н о й наделал, дятел долбанутый?!!
Пока Завьялов драил щеткой ногти, Иннокентий тоже не сидел без дела.
На журнальном столике перед ним лежала распахнутая косметичка Маринки и кое-что еще из «бардачка»: пара тюбиков помады, тональный крем, духи и тушь.
Если б Кешу равно заинтересовали и чулки... совсем Завьялов родное тело, конечно же, не удушил бы этими чулками, но вариантов и без удушения хватает. Связать, к примеру, мог вполне.
Тело-Кеша испуганно и нежно дотронулось ладошкой до ежика волос, вздыбленного укладочным гелем с фиолетовыми блестками... Отдернуло руку, словно укололось. Обиженно округлило глаза: а в чем, собственно, проблема, старичок?! Я вроде бы - старался!