Толпа шумно выдохнула и зааплодировала. Подавив в себе желание раскланяться, я похлопал пациента ладонью по щеке:
Эй, фриц! Глаза открой! Слышишь меня?
Колькой его зовут! подсказал мне один из «красноармейцев».
Николай, открой глаза! приказал я.
«Фриц» послушался. Глаза распахнулись и с неподдельным изумлением уставились на меня. Рот открылся
Говорить не пытайся: всё равно не выйдет! предупредил я его, Объясняю: ты подавился, потерял сознание, мы вставили тебе в трахею трубку, дышишь пока через неё. Моргни два раза, если понял.
Веки старательно опустились и поднялись два раза.
Молодец. Сейчас приедет «Скорая», отвезёт тебя в больницу. Там из твоей гортани вынут еду и заштопают дырку в шее. Будешь как новенький. Понятно?
«Фриц» опять два раза моргнул.
Отлично. А вот и «Скорая», кстати! обрадовался я, услышав приближающуюся сирену. И почувствовал, как кто-то дёргает меня за штанину. Опустив глаза, я с удивлением обнаружил, что рука, вцепившаяся в брюки, растёт из моего неожиданного пациента.
Ты чего?
Рука отпустила штаны и залезла в карман немецкого мундира. Через миг показалась оттуда с каким-то предметом. И ткнулась в мою руку.
Я вздрогнул: в моей ладони оказалось что-то вибрирующее и холодное. Очень холодноепросто ледяное. Ощущение было приятнымособенно с учётом тридцатиградусной жары.
Я разжал пальцы: на ладони лежал шестигранник из какого-то чёрного металла. Небольшой совсем: с гранью сантиметров пять, не больше. Зато довольно тяжёлый. Всмотревшись, я обнаружил, что матовая чёрная поверхность усеяна непонятными символами, расположенными правильными столбцами по пять знаков в каждом.
Что это? я перевёл взгляд на «фрица».
Тот широко улыбнулся. Потом ткнул пальцем сначала в шестигранник, затемв себя и, наконец, в меня.
Палыч, это он тебе подарок сделал. В знак благодарности за спасение жизни! перевёл Петрович.
Пациент радостно закивал головой, соглашаясь.
Я пожал плечами:
Спасибо, конечно, но Это хоть что?
Теперь пожал плечами «фриц». Похоже, он и сам не знал, что подарил.
Нормально пробормотал я и добавил уже громче, Ладно, Николай, спасибо большое. Давай, поправляйся и в следующий раз ешь аккуратнее. Тщательно пережёванная пищазалог здоровья. Ты теперь это знаешь.
«Фриц» улыбнулся и кивнул. Знает.
Так, что у нас случилось? сквозь толпу протиснулись две докторицы со «Скорой». Или фельдшерицыне важно.
Я широким жестом указал на лежащего с трубкой в горле и ухмыляющегося «фашиста»:
Вот, принимайте: эхо минувшей войны. А вернеежертва обжорства. В гортанишашлык, в трахеетрубка. В больнице и то, и другое надо будет убрать. Именно в этой последовательности.
Круто! констатировала докторица помоложе, оценив плоды нашей работы.
А то! скромно согласились мы с Петровичем.
2 июня, Нероград, отделение кардиореанимации, 0905.
Я задумчиво повертел странный шестигранник в пальцах: предмет по-прежнему тихо вибрировал и приятно холодил кожу. Загадочные символы на чёрном металле будто слегка подсвечивались изнутри и ровным счётом ни о чём мне не говорили.
Палыч, в ружьё! Петрович брякнул трубку местного телефона на аппарат и вскочил, В хирургии якобы инфаркт с кардиогенным шоком!
Я затолкнул таинственный подарок «фрица»-Кольки поглубже в свой шкафчик и захлопнул дверцу. Не буду думать об этом сегодняподумаю об этом завтра, так, кажется, говаривала несравненная Скарлетт О'Хара в «Унесённых ветром»?
Через пару минут наша бригада лихо ворвалась в палату второго хирургического отделения. И, судя по всему, вовремя. Бледное тело на постели уже тихо похрипывало с закатившимися глазами.
Зато вокруг царило нездоровое оживление. Кровать обступило трудноисчислимое количество народу. Я успел заметить и заведующего отделением, в которое мы прибыли, и пару-тройку знакомых хирургов, и несколько озабоченных медсестёр, и О нет, только не это!
Навстречу нам из врачебной толпы выдвинулся, радостно потирая толстенькие ручки, наш начмед Гадёныч. СиречьАлексей Кадиныч. Сын киргизских степей. Или казахских? Точно не скажу, каких именно степей сын, но то, что сукинопределённо. Доказано неоднократно им же.
Наконец-то! И часа не прошлоа кардиореанимация уже тут! с фальшивым восторгом воскликнуло начальство.
Я демонстративно посмотрел на часы:
Вызов поступил три минуты назад. Звонки записываются и фиксируются по времени. По запросу можно сделать распечатку, дабы убедиться в некоторой некорректности вашего замечания, тонкую иронию которого, вне всяких сомнений, оценили все присутствующие здесь коллеги.
Коллеги, несмотря на драматизм обстановки, захихикали. Гадёныч побагровел и начал плеваться слюной:
Пал Палыч, не до ваших штучек сейчас! Состоялся консилиум: у этой больнойинфаркт и кардиогенный шок. Забирайте её к себе. Я поднимусь позже и проверю назначения.
За моей спиной тихо хмыкнул Петрович. Гадёныч разбирался в неотложной кардиологии немногим лучше, чем яв древнекитайской грамматике.
С вашего позволения, Алексей Кадинович, я осмотрю пациентку, прежде чем принимать решение о переводе, с ледяной вежливостью сообщил я начальству и, обойдя его, присел на стул рядом с предметом обсуждения.
Так. Женщина, лет сорокасорока пяти. Уже зацепка: дамы в этом возрасте, как правило, инфарктами не болеют. Бывают, конечно исключения, но уж так редко
Так что случилось? поинтересовался я.
Вперёд выступил хирург и начал вещать:
Больная Семёнова, сорока двух лет, третьи сутки после операции холецистэктомии. Послеоперационный период протекал без осложнений. Сегодня, около тридцати минут назад, почувствовала себя плохо: появился озноб, крупный холодный пот, похолодели конечности, возникло неприятное ощущение за грудиной. Чуть позжеприсоединились судорожные подёргивания конечностей и психомоторное возбуждение. Около десяти минут назад потеряла сознание.
Давление?
Шестьдесят. Нижнее не определяется. Записали кардиограмму. Вот, коллега протянул мне бумажную ленту.
Я быстро просмотрел её. Разумеется, ничего.
Кто поставил диагноз: «инфаркт»?
А что же это ещё, по-вашему?! возмутился Гадёныч.
Ясно. Вопрос снимается. Начмед наш мнит себя гениальным диагностом и лепит инфаркт миокарда в любом неясном клиническом случае.
Что касается несчастной Семёновой, сорока двух лет, то у меня на её счёт стали вырисовываться совсем другие подозрения. Крупный холодный пот, психомоторное возбуждение перед потерей сознания, стремительность этой самой потери
Я осторожно пощупал через закрытые веки глазные яблоки пациентки: ну, так и есть, твёрдыебудто каменные! Перевёл взгляд на капельницу, из которой что-то исправно вливалось в г-жу Семёнову:
Что капается?
Глюкоза с инсулином и панангин, с готовностью ответила сестра.
Мои подозрения перешли в почти уверенность:
Сколько инсулина?
Шесть единиц!
Чем набирали? задал я коварный вопрос молоденькой сестричке.
Ну как чем? Шприцем! удивилась та.
Покажите, каким и как! потребовал я.
То есть? бровки подпрыгнули под самый колпак.
Возьмите шприц, такой же, каким вы набирали инсулин, и покажите, как именно набирали, медленно и внятно объяснил я задачу.
Сестра вопросительно посмотрела на своего заведующего.
Давай-давай! подбодрил тот её.
Девушка поджала губки и засуетилась у процедурного столика. Через минуту повернулась ко мне и протянула шприц:
Вот. Шесть единиц. Как и тогда.
По палате пронёсся дружный вздох. Я протянул руку и перекрыл краник капельницы. Чудо-лекарство перестало вливаться в несчастную Семёнову.
В шприце, который победно демонстрировала нам сестра, было шесть миллилитров инсулина. Миллилитров, а вовсе не единиц! Для справочки: в одном миллилитресорок единиц инсулина. То есть, в капельницу вместо шести добрая сестричка заправила двести сорок единиц!
Пациентка, естественно, благополучно влетела в инсулиновую кому. В коей и пребывала по сей час.
Кларочка, сделайте ей двадцать кубов глюкозы. Сорокапроцентной, распорядился я. Впрочем, запоздало, поскольку Клара уже склонилась с полным шприцем над больной.
Маловато будет задумчиво протянул Петрович, когда шприц опустел.
Угу, согласился я и кивнул застывшей в ожидании Кларочке, Повторить.
Повторили. Больная Семёнова, сорока двух лет, распахнула глаза и уставилась на меня:
Тени
Я взял её за руку и нащупал пульс. Тот бился ровно и уверенно. Судя по всему, давление нормализовалось.
Тени Они пришли прошелестела женщина, умоляюще глядя на меня.
Всё хорошо, голубушка, всё хорошо! я слегка пожал её пальцы и улыбнулся, Теперь всё хорошо.
Семёнова покачала головой:
Нет. Вы не понимаете Тени
Я вздохнул. На выходе из комы такое бывает. Мозг ещё не оправился после гипоксии и отёка.
Сто тридцать на восемьдесят! сообщила Кларочка.
Ну что же, отлично. Мавр сделал своё дело, мавр может уходить. Я ещё раз пожал руку Семёновой и поднялся:
Ну-с, коллеги, нам здесь больше делать нечего. Продолжайте лечить основное заболевание. А мы засим удаляемся.
Но инфаркт пискнул было Гадёныч и умолк.
Я посмотрел на него мудро и печально:
А инфаркта у больной Семёновой, сорока двух лет, нет и не было. Вы согласны, коллеги?
Коллеги замычали и закивали головами, дружно выражая согласие.
Консилиум вынес вердикт! торжественно констатировал я, подхватил «тревожный чемоданчик» и, сопровождаемый своей свитой, покинул палату.
Прямо фильм ужасов какой-то: «Тени! Они пришли!» передразнила Кларочка несчастную Семёнову, когда мы подошли к лифту.
Сон разума рождает чудовищ! процитировал я и улыбнулся, Малыш, это ещё не самая странная вещь из тех, которые можно услышать от вернувшихся в наш мир коматозников. Да ты и сама знаешь.
Знаю, кивнула Клара, Но всё равностранное что-то. Интересно, что ей привиделось?
Ну, если через часок-другой ты задашь Семёновой этот вопрос, она тебе уже сможет вполне внятно объяснить, что имела в виду. И описать свои бредовые видения. В красках, пожал я плечами и сделал шаг назад, Поберегись!
Вовремя! Раздался жуткий стон прибывшего лифта и массивная стальная дверь с грохотом распахнулась, пройдясь в аккурат по тому месту, где я только что стоял.
На седьмой? догадливость престарелого лифтёра восхищала.
На седьмой! хором подтвердили мы, расположившись в лифте.
И, под аккомпанимент тоскливого воя древнего механизма мы вознеслись. На седьмой.
15 июня, Западная Украина, Львов, 1120.
Красивый у вас город. Очень красивый! восторженно сказала Саманта, откинув голову на плечо Петра и внимательно рассматривая раскинувшийся внизу древний Львов.
Пётр кивнул и покрепче обнял девушку. Ленивый порыв ветра взметнул её рыжие волосы и пощекотал ими лицо молодого человека. Пётр чихнул и засмеялся.
Ты что? Саманта обернулась и с удивлением посмотрела на него.
Ничего. Волосы у тебя щекотные, пояснил Пётр.
Девушка тоже улыбнулась:
Знаешь, я ведь только недавно их отпустила. А раньше всегда коротко стриглась. Под мальчика. Представляешь?
С трудом. Правильно сделала, что отпустила. Тебе очень идёт.
Саманта пожала плечами:
Ну наверное. Тебе виднее. Хотя с короткой стрижкой тоже было здорово. И забавно, она вновь отвернулась к городу и замолчала, захваченная великолепным видом.
А посмотреть и в самом деле было на что. Из буйной зелени там и сям выглядывали бесчисленные красные черепичные крыши. Будто диковинные остроконечные грибы пробились сквозь высокую траву после солнечного дождя. Узкие старинные улочки отсюда, сверху, выглядели вовсе уж игрушечными, плотно заставленные такими же кукольными аккуратными домами. Только кресты костёлов и ратуша, гордо вздыбленная в центре города, выглядели вполне серьёзными и взрослыми.
Сэми, я знаешь, о чём подумал? задумчиво спросил Пётр. И сам же ответил, Ведь вот эта картина не менялась уже несколько веков. Ну, если не считать, конечно, некоторых досадных дополнений в виде современных коробок. Но мы на них смотреть не будем, верно?
Верно, с готовностью согласилась девушка, На них и смотреть-то неинтересно.
Точно. А вот это всё, Пётр обвёл рукой панораму города, Это всё стоит тут уже Бог знает, сколько времени. И десять лет назад, и пятьдесят, и сто, и двестивот тут, на этом самом месте, наверняка так же стояли пары и обнимались, глядя на город у их ног
И целовались? уточнила девушка, лукаво взглянув на него.
И целовались, конечно! Вот так Пётр наклонился и продемонстрировал Саманте, как целовались их предшественники.
Наступила долгая пауза. Вполне объяснимая.
Уф голова закружилась! выдохнула девушка, неохотно оторвавшись, наконец, от губ молодого человека.
Ага. У меня тоже, подтвердил он.
Очень красивое место. Располагает к Саманта пошевелила пальцами в воздухе, с трудом подыскивая нужное слово, К романтике, вот!
Точно. А твой русский всё лучше и лучше. Прямо на глазах.
У меня хороший учитель, улыбнулась девушка и прищурилась, Как ты сказал, называется эта гора?
Какая? удивился Пётр.
Ну, эта. На которой мы сейчас стоим.
А, ты вот о чём Высокий Замок.
Высокий Замок задумчиво повторила Саманта, Красиво. А почему так назвали?
Ответить Пётр не успел. Земля под ногами вдруг подпрыгнула высоко вверх и тут же, без остановки, ухнула обратно. Обнявшаяся пара, подброшенная взбесившейся мостовой, зависла на секунду в воздухе и обрушилась следом.
Саманте повезло: она упала на Петра, оказавшегося внизу. Но всё равно, девушка пребольно ударилась локтем о некстати подвернувшийся булыжник.
Peter! Are you o'kay? How are you? What happened? от боли, страха и неожиданности девушка перешла на родной язык.
Говори по-русски, Сэми! прокряхтел снизу Пётр, Я в порядке. Почти. Бок только сильно ушиб.
Что это было?! Саманта осторожно поднялась на ноги, прислушиваясь к собственным ощущениям. Локоть противно ныл, но всё остальное, кажется, не пострадало.
Понятия не имею растерянно пробормотал юноша, тоже поднимаясь. Ему это явно давалось с трудом.
Наконец, держась за бок и пошатываясь, Пётр утвердился на ногах. Огляделся и присвистнул: молодые люди теперь стояли на дне огромной ямы метра в три глубиной. Вернее даже, не ямы, адлиннющей расщелины с крутыми, почти отвесными стенами, загадочным образом образовавшейся вдруг здесь, на вершине горы.
Питер, смотри! Саманта больно вцепилась ногтями в его руку, указывая куда-то вверх.
Проследив взглядом за её рукой, юноша похолодел. И было, из-за чего!
Огромная телевышка, обосновавшаяся на вершине Высокого Замка, теперь сильно наклонилась в их сторону. И продолжала клониться на глазах, наполняя воздух тоскливым стоном корёжущегося металла!
Бежим! не раздумывая, Пётр помчался по дну расщелины прочь от падающей вышки, увлекая за собой Саманту.
Грозный скрип над их головами всё усиливался. Сверху посыпался какой-то мелкий мусор. Покамелкий
Берегись! Пётр рванул девушку в сторону.
На то место, где она только что была, с грохотом обрушилась непонятная металлическая конструкция размером с приличный шкаф.
Не останавливайся, Сэми! Беги! прикрикнул юноша на ошеломлённую подругу и ускорил шаг.
Ещё один кусок гибнущей вышки упал совсем рядом. В каком-то метре от них.
Питер! Надо в сторону бежать! Она же прямо на нас падает! отчаянно прокричала Саманта, оглянувшись.
Не успеем! Высоко, стены отвесные Не успеем выбраться! Беги, не рассуждай! Ещё немного!
Металлический стон всё усиливался. Вышка неохотно наклонялась всё больше и больше, с каждой секундой ускоряя своё неумолимое движение вниз. Со звоном, будто гигантская струна, лопнула одна из растяжек, удерживающая вышку в вертикальном положении. Толстенный металлический трос гигантским кнутом хлестнул по воздуху и прошёлся по старым деревьям, срезав их, будто бритвой.
Одно из них рухнуло в расщелину. Прямо перед бегущими людьми.