Романова охватил страх. Дикий, почти неконтролируемый ужас. У него перехватило дыханиеи это дало ему какое-то время, чтобы не вскрикнуть первое, что пришло в голову: «Нет!» Он просто молчал. И, не сводя взгляда с лиц постепенно начинающих подниматься с мест и подтягиваться людей, все отчетливей понимал, что этоего судьба.
Судьбане то, что «предначертано», что «написано на роду», что является излюбленным оправданием для слабаков.
Судьбаэто то, от чего нам не дают отказаться вещи, в которые мы верим. Которым мы служим. Ради которых живем и боремся. Кажущаяся предопределенность, на деле являющаяся следствием «всего лишь» неумения поступиться Долгом и Честью.
Судьба.
* * *
Поразительно, что при всех стараниях и правительства, а затем отчасти и оккупантов, так и не удалось ни уничтожить, ни вывезти чудовищные запасы мобрезерва Советской Армии. Оставалось только благоговейно ужасаться тому, какие запасы сделаны в СССР. Видимо, их масштабы поразили и демократов 90-х, и недавних оккупантов из ООНпоразили и заставили опустить руки. Большинство складов даже не пытались вывезтиих просто поджигали, в результате чего, например, по слухам, в Комсомольске-на-Амуре из двухсот тысяч «АКМ» вышла из строя всего треть: под рухнувшей крышей и сгоревшими ящиками массово лежали совершенно неповрежденные стволы. Та же история произошла и с танкамиих пытались уничтожать, взрывая в башнях заряды тротила, но это почти ни к чему не приводило. Примерно так же обстояли дела и с другой техникой. «Команды уничтожения» со всего «свободного мира» надорвались в борьбе с мертвым СССР начистои в конце своей бессмысленной деятельности перешли просто на писание отчетов «уничтожили уничтожили»даже не выезжая на места, тем более что значительная часть из них контролировалась отрядами русских. Проверять же все равно уже никто не собирался Позже РА (к сожалениюне только она, но и кто угодно, включая обычные банды) активно пользовалась этими неиссякаемыми запасами.
И «Россию» собирали последние полгода в мастерских депо именно с привлечением этих запасов.
Бронепоезд в погоне за полной надежностью и наилучшей защищенностью был катастрофически перетяжелен. Никто, впрочем, не рассчитывал на его быстрое продвижениепредполагалось, что в сутки удастся проходить хорошо если двести километров. И в любом случае дать скорость больше сорока километров в час жуткая броневая гусеница не смогла бы даже по самому лучшему полотну в идеальных условиях. Дело было в том, что забронировали всекоммуникации и даже внешние переходы, чтобы при случае из бронепоезда можно было не выходить в принципе. Это раз. А двак бронированию была добавлена еще и противорадиационная защита, причем серьезная, позволявшая проходить даже смертельно зараженные зоны.
Впереди шел вагон с мощнейшей пневматической пушкой, гидравлическим резаком, подъемным краном и солидным запасом рельсов, вооруженный двумя курсовыми крупнокалиберными пулеметами и 23-миллиметровой «спаркой» в башне кругового вращения на крыше. Следомтри локомотива, из которых первый был рабочим, а два другихзапасными, хотя в случае необходимости имелась простая возможность запустить их в работу одновременно. Каждый локомотив имел наверху такую же башню, но с «ДШК». Три лучшие сменные бригады дорожников из недавно созданного Гражданского Дорожного Корпуса располагались прямо в локомотивах, на вполне удобных «жилых» местах.
В первом вагоне везли аэросани и несколько снегоходов, а также ехали шесть лошадей, четыре овчарки и располагался запас питания для нихплюс часть «человеческих» продуктов. Вагон был защищен такой же башенкой, как у локомотивов.
Во втором вагоне ехали десять владивостокских лицеистов (младшим был Сенькабрать его в купе к себе и Есении Романов наотрез отказался), и еще десятерых должны были забрать по пути из Селенжинского лицея. Кроме амбразур для стрельбы в стенах, наверху были установлены все те же башенки с «ДШК»две.
Третий вагон занимал полувзвод преображенских гвардейцевтоже двадцать человек. Помимо амбразур для стрелкового оружия и двух постоянных пулеметных точек с «КПВТ» в бортах вагон имел наверху танковую башню со 125-миллиметровым орудием.
В четвертом вагоне располагались запасы продуктов, медпункт (два врача и два фельдшера жили тут же, Иртеньев выделил для экспедиции лучших своих специалистов этих профессий), мощная радиостанция и купе: Романова и одно на двоих едущих с ним витязейВячеслава Борисовича Жарко и Велимира Владимировича Русакова (свою жену Надежду Русаков с собой не брал, она осталась в Русаковке, а вот старший сын, 11-летний лицеист Вадим, был в поезде). Здесь же везли золотой запас экспедициипять тысяч новеньких золотых червонцев, отчеканенных по недавно созданному в результате детского конкурса проекту. Двадцатиграммовые монеты из золота 999-й пробы были с одной стороны помечены пикирующей Птицей Рух, а с другойимели надпись «РУССКИЙ ЧЕРВОНЕЦ». По ребру монеты шел национальный «растительный» узор.
Сердцем бронепоезда был пятый вагон, почти весь внутренний объем которого занимал генератор, разработанный и лично смонтированный Ошурковым. Во время монтажа Дмитрий Анатольевич почти не спал, почти не ел, стал похож на череп с глазами, ни с кем не мог разговаривать иначе как с криком и полуистеричными обвинениями в тупоумииа когда его загадочный агрегат заработал и дал энергию, то Ошурков упал в обморок. В больнице его с трудом привели в себя и отказались выпускать ближайший месяцфизику был поставлен диагноз сильнейшего нервного истощения
Так или иначе, но энергии, которую давал загадочно урчащий генератор, хватало на полную запитку сразу всех трех локомотивов и всех систем бронепоезда (напримермногочисленных прожекторов, дальномеров, прицелов, тепловизоров), причем опять жена полную мощность. А в коридоре вагона тревожно пахло озоном.
Тем не менее аварийную цистерну с обычным жидким горючим Романов приказал взять с собой. Просто на всякий случай. Она шла сразу за вагоном генератора, а за неюдве цистерны с питьевой водой. Все они, как и вагон генератора, защищались 23-миллиметровой «спаркой» в башне кругового вращения на крышах.
Шестой вагон был точной копией третьего, только гвардейцы там были семеновские. И наконец, замыкал поезд спецвагон, в котором были установлены два 120-миллиметровых миномета с возможностью стрелять через люки в крыше. Гарнизон вагона составляли тоже двадцать бойцов, но не гвардейцев, а дружинников Русакова.
Боеприпасы, часть продуктов, скромные душевые, туалеты, электропечки (в основномдля разогрева продуктов, не для готовки) все это равномерно и удобно располагалось «под руками» у гарнизона
Торжественных проводов как таковых не было. Об экспедиции все знали, сейчас, наверное, сотни тысяч человек желали ей успеха. Но все эти люди занимались важным делом, все рабочие вопросы решались в рабочем же порядке, и Романов, последним и в одиночку добравшись до вокзала, удивился не пустынному перрону, а тому скорей, что на нем вообще кто-то стоит.
Это был старик Ждивесть. Романов даже не знал, что он приехал с северавитязем старик не был, большими делами вроде бы не очень интересовался. Правда, Романову хорошо известно, что среди местных родноверов Ждивесть пользуется недюжинным авторитетом. Более того, переданных на воспитание бывших рабов Ващука старик все-таки «вытянул в люди» почти всех, что само по себе, учитывая контингент, являлось подвигом. И еще Ждивесть чем-то напоминал Романову ушедшего Лютовоя. Конечно, в старике не было холодной определенной монументальности Вадима Олеговича и его джентльменской европеизированности. А все-таки
Ждивесть стоял возле самых ступеней на перронв куртке на меху, теплых штанах, заправленных в большие унты, в трехпалых перчатках, но без шапки, с непокрытой головой, и его густые седые волосы, шевелившиеся под ветром, забил снег. На поясе, туго перетянувшем куртку, висели длинный нож, большая пистолетная кобура и обереги. Стоял, видимо, довольно давно и неподвижноуже и снега намело вокруг головок унтов.
Он молча отступил, пропуская Романова на перрон. Тот так же молча прошел мимо, не спросив, зачем Ждивесть проделал весь долгий путь из своих мест. Но потом не выдержалоглянулся и встретил усмешку еще крепких, целых зубов старика.
Поезжай, сказал Ждивесть. Мылюди Запада, но солнцена Востоке поднимается. Показывай ему дорогу в родные наши земли. Не в первый раз нам, людям, ему помогать! и торжественно, но в то же время очень обыденно, привычно начертал в воздухе Громовой Молот и Солнечное Колесо. Эти знаки Романов хорошо знал, часто видел их. Среди витязей родноверов было несколько; хватало их и среди других людей
Романов кивнул. Может быть, это было глупо, но Ждивесть, похоже, ничего другого просто не ждал. Он уже простецки совсем махнул рукой и стал спускаться по лестницесловно на дно озера из поземки. А Романов, секунду постояв, повернул за угол здания вокзала и споткнулсяему послышался вдруг отчетливый удар грома, какой бывает по весне во время первых гроз. Он вскинул головунет небо по-прежнему темное, клубящееся, низкое, подсвеченное странным заревом. И все же все-таки все-таки Романов понял неожиданно, очень ясно и отчетливо понял, что Солнцеесть. Оно там, за тучами; оно сейчас садится, потому что наступает вечер. Оно живо, оно не умерло, оно борется с этой тьмой.
Оно вернется
Снаружи бронепоезд казался серым. Ярким пятном выделялись лишь флаг и герб на первом вагонеи алая надпись на нем же: «Россия».
По перрону около бронепоезда прохаживался Сенька. Вид у мальчишки был крайне ответственный; увидев Романова, он подбежал навстречу, метрах в трех перешел на шаг, отсалютовал и звонко доложил:
Бронепоезд «Россия» к отправке в экспедицию готов полностью! Доложил лицеист Власов!
Вольно, лицеист, кивнул Романов. Свободны. Я иду.
Мальчишка махнул руками крест-накрест и, улыбнувшись Романову, ловко взлетел в дверьподтянувшись до верхней ступеньки на руках. «Шит-шут»сипло сказал весь состав, дернулся, перекликаясь мощным лязгом по всем невидимым сцепам, и пронзительно, длинно взвыл. Потом сирена затихла, но в промороженном воздухе остался мягкий гул начинающегося движения. А из невидимых репродукторов послышалось:
Воля богов, но нам хочется снова
Жить от весны до весны,
Вновь услыхать после стужи суровой
Звуки щенячьей возни.
Снова увидеть, как зазеленеют
В мае леса и луга.
Смерть отступает; уйдут вместе с нею
В матушку землю снега.
Что будет завтра? Шкуру ли снимут,
Буду ль судьбою прощен?
Мы пережили долгую зиму,
Что тебе надо еще?
Под эту песню, провожавшую экспедицию, Романов прошел немного по перрону за медленно-медленно разгоняющимся бронепоездом. Потом взялся за ручку все еще открытой двери, задумался, все еще шагая рядом с вагоном и вдруг сказал сам себе негромко:
В мягком? Да, в мягком.
Усмехнулся и одним быстрым прыжком очутился внутри.
Маслянисто лязгнула дверь. Над пустым перроном гуляла поземка, и где-то впереди перемигнулись зеленые огоньки свободных путей.
Снежная слепота
Территория одного из бывших городов-миллионников Центральной России
Глава 1Дети злой зимы
И вот уж третья мировая
Война шагает по планете,
Где, ужаса не сознавая,
Еще растут цветы.
Идети.
Вовка проснулся от того, что хлопнула дверь спальни и мама позвала его вставать в школу.
Эщщщоптьму-у-утт прогудел Вовка и открыл глаза
В плотной неподвижной темноте где-то капала вода. Впрочем, Вовка зналгде. Из простенького умывальника, висящего на стене в трех шагах от места, где он спал. Звук был привычным, кран-«сосок» подтекал. А еще, если вслушаться, то различалось, как снаружинаверхуровно и немолчно дует ветер. Этот звук он давно различал, только если вслушивался. Ветер тоже стал таким же привычным, как снег.
Сегодня было, кажется, 25 июня 20 года. Насчет месяца и года он был уверен точно, а вот насчет днянет; за прошедшее время ему несколько раз приходилось сбиваться с числами. Часов у него никогда не было, а мобильник давным-давно сдох и был выброшен или потерян, Вовка уже не помнил. Это было вообще еще до того, как выпал снег.
В спальникетепло. Вовка всегда задергивался в нем с головой, оставляя только маленькую щель для дыхания. Не потому, что снаружи в комнатке коллектора было так уж холодно, а просто так казалось уютней и безопасней. И сейчас вставать не хотелось совсем, но Вовка понималраз «толкнуло», то, значит, пора. Пора вставать, начинать новый день, так сказать. Привести себя в порядок, сходить за продуктами, обойти пару кварталов. Как всегда все.
Он дернул «молнию» и сел на пластиковом топчане, сделанном из грузового поддона. Показалось, что и правда очень холодно, но в комнате было не ниже 1214 градусов, он это знал точно.
Вовка зевнул, протянул руку, нашарил на тумбочке рядом спички, чиркнул, привычно зажег керосиновую лампу, звякая стеклом. Привернул пламя и оглядел небольшую комнату со шлюзом-дверью. Свое обиталище вот уже много месяцев.
Печканастоящая, не самоделка, но с выведенной в вентиляцию самодельной трубой из консервных банок, конечно, давно прогорела. И даже остыла. Вовка сперва вообще побаивался ее топить, но потом исследовал вентиляцию и понял, что там тридцать три колена, а выводит она в какие-то развалины, да еще и не наружу, а в полузасыпанную комнату. Так что по этому признаку его не обнаружишь. А не топитьконечно, не замерзнешь, тем более в спальнике, но вылезать по утрам окончательно стремно Около печки гордо стоял кремовый изящный биотуалет.
Он зевнул, повел плечами. Еще раз огляделся, узнавая знакомые вещи и заново привыкая после сна к мысли, что впереди еще много часов, которые надо будет занимать разными делами. Хотя если по правде, то дел не так уж много и все они отработаны до автоматизма.
Автомат Вовки, «АК-74М», висел на вешалке у входарядом с маской-«менингиткой», большеухой кроличьей шапкой, теплой казачьей бекешей на настоящей овчине и ватными штанами на широких лямках. Под вешалкой стояли старые надежные кирзовые сапоги с меховыми вкладышами. Все это было очень грязным, потому что Вовка просто-напросто не знал, как и где это можно по-настоящему отчистить. Но когда парень выбрался из спальника, то оказалось, что на нем вполне чистые свитер и егерское белье. Стирка была мучением, но Вовка стирал вещи регулярно. И менял, благо был запас. Он рос. Рос, несмотря ни на что.
А слева под мышкой у парня висел «ТТ»в дорогой кожаной кобуре, обжатой точнехонько по оружию. С пистолетом Вовка не расставался даже во сне.
Он умылся. Вода была холодной, но помогала окончательно проснуться. Потом проверилпо привычкесамодельную грубую стойку с запасным оружием. Там крепились «АКС-74У», охотничий «Архар» и «Сайга»-20 со складным прикладом и висела кобура с каким-то коротким, но массивным револьвером, Вовка и сам не знал, что это за штука. Под стойкой помещались несколько цинков с разными патронами и мирно лежали с десяток снаряженных гранат. Вовка растопил печкуобломками пластины сухого горючего, потом добавил немного угля из полупустого бумажного мешка. Посидел на корточках, глядя, как раскаляются стенки. Печка нагревалась быстро, даже докрасна, но так же быстро остывала. На ней хорошо было готовить, а вот чтобы долго держать тепло Ему помнилось, что вроде как если обложить печку кирпичами, то она будет и уже погасшая держать тепло очень долго, чуть ли не сутки. Но Вовка не знал, как за такую работу взяться, хотя думал про это не первый раз.
Он поставил на раскалившийся поддон кружку из тонкой жестизаварить чай. И замер, положив руку на пистолет. Ему почудился какой-то звук из коридора за дверью.
Нет, конечно, это было взбрыком воображения. Через эту дверь в любом случае мог донестись из коридора разве что взрыв. Да и вообще Когда-то беспризорники рассказывалион слышал сам, что в таких местах полно крыс. Но крыс он уже давно не видел ни одной. Или сдохли, или ушли в какие-то глубиныподальше от всего, что тут творится.
И все-таки, прежде чем выйти, он долго смотрел в боковой глазок. В темноте Вовка видел хорошо, эту способность он обнаружил у себя уже давно. Коридор, конечно, был пуст, даже в глазок видно, что не тронут ни завал, ни тоненькие ниточки-контрольки, которые вели к гранатам, закрепленным в нескольких местах.
Вовке ужасно не хотелось никуда идти. Он даже почти решил опять раздеться и лечь. Просто полежать. Но потом тряхнул головой и запретил себе делать это. Это могло стать началом конца. По утрам об этом думать не хотелось, это ночью, если не спишь, приходили мысли, что, может, было бы не так уж плохо