Скажи, это какой по счету?
Четвертый, сударь, невозмутимо ответил он мне.
А где второй и третий?
Ловкач показал на пол Там были осколки.
А это откуда? я дотронулся до глаза. Парень промолчал, тогда я схватил его за шиворот. Говори, змееныш! рявкнул ему в ухо.
Мальчишка вздрогнул.
Тот тип уже ушел, протараторил он. Расплатился и ушел. Я его не знаю, честное слово, первый раз видел.
Проваливай, разрешил я. Принеси воды.
Лошак сладко спал, положив голову на руки, около него стояло шесть пустых графинов и стакан с трещиной. Общество за соседними столиками сонно поглядывало в мою сторону. Я сел, проглотил поднесенную мне воду, после чего понял, что здесь скучно. Тогда я потряс Лошака за плечо. Тот помычал, почмокал губами, отвратно почесался и проснулся.
Что такое? просипел он, поднимая голову.
Эй, сказал я ему, ты знаешь, что такое «лошак»?
Он тупо огляделся, мучительно вникая в суть вопроса. С соседнего столика лениво подсказали:
Это помесь лошади с ослом.
Вот-вот! подтвердил я. Лошадь и осел. Лицом ты лошадь, а умом осел. Понял, ковбой?
Почему? вспыхнул он.
Ну ты же лошак?
Он стал вылезать из-за стола, крохотный, но очень грозный.
Шуток не понимаешь, равнодушно сказал я, и он с готовностью влез обратно. Скучно было невыносимо. Я посмотрел вокруг, собираясь с мыслями, и вдруг вспомнил, зачем, собственно, пришел сюда.
Балабола нигде не заметил?
Лошак отрицательно мотнул головой.
А про банк слыхал что-нибудь?
Грабанули твой банк, сипло ответил он.
Это и без тебя известно. Чья работа, не в курсе?
Вот такой вопрос был, прямо скажем, громок. Особенно после упоминания имени Балабола. Общество навострило уши, тревожно замерло. Лошак принялся непотребно зевать, и я сразу дал задний ход, потому что глазки у моего соседа стали пугающе неподвижными. Я добавил:
Говорят, там пауки потрудились.
Зевота мгновенно прошла.
Какие пауки? искренне удивился Лошак.
Неграмотный, что ли? Эти Из организации «Миссия».
Которые пьют кровь? уточнил он, Не знаю, может, и они Только их, по-моему, денежки не волнуют, они, по-моему, детей из приютов таскают.
Лошадь и осел, выцедил я. Идиотские слухи.
Встал и пошел прочь. Сзади раздалось запоздалое вяканье, но я решил не напрягать слух. Я направился к бару. Немного шатало: все-таки четыре графинаэто доза. Проклятье! Еще чуть-чуть, и Лошак смекнул бы, что я интересуюсь банком неспроста. Идиот, полез с пьяной любознательностью. В самом деле, кто знает, откуда у этой твари деньги? Не за умение ли докладывать о любознательных идиотах?
Народу поубавилосьпосетители начали расходиться по любовницам и сводным домам. Стало уютно. На полу, прямо вдоль батареи крутящихся табуреток, лежало расслабленное человеческое телокультурно отдыхало. Я переступил его и подвалил к стойке.
Шолом, сказал я бармену. Тот искоса глянул:
Свободанаше знамя, дружок. Тебе налить?
Обязательно, сказал я. Только что-нибудь помягче, а то я уже сам видишь.
«Жидкий воздух»? Со льдом или без?
Все равно.
Понятно, он вздохнул. У тебя ко мне дело?
А то! Как же можно без дела?
Бармен снял с полки нарядный сифон и вбил кипящую струю в стакан.
Я слушаю.
Какие новости в городе?
Ничего интересного, дружок, сразу ответил он. Начальник службы безопасности утопился в унитазе.
О-о, ты был знаком с таким человеком!
Боже упаси! Я случайно находился в кабине рядом. Забыл сказать, это было в общественном сортире.
Я сделал вид, что мне смешно. Друг моего детства любил пошутить, жаль только, чувства юмора не имел.
Да ты остряк, похвалил я его. Или болтун. Если ты не болтун, ответь, почему твоего хозяина прозвали Балаболом?
Глупый вопрос, сказал он. Его прозвали Балаболом, потому что было за что. Иначе он не был бы им, верно?
Он уже пришел?
Его сегодня не будет, Саша. Приболел Вообще-то я болтун, в глазах бармена мерцало веселье. Сам он не улыбался. Здешний бармен давно разучился улыбаться.
Я вежливо хмыкнул, помолчал, потом придвинулся ближе и начал осторожно трогать его многострадальные нервы:
Ну и хрен с ним, мне он не нужен. Слушай, из чистого любопытства Только не прячься сразу под стойку, ладно? Как ты думаешь, банкчья работа?
Он поднял брови. Он внимательно осмотрел зал. Под стойку не полез, но это явно потребовало от него душевных усилий.
Почему ты спрашиваешь именно у меня? наконец подал он голос.
Я объяснил:
Ты же торчишь тут целые сутки! Все разговоры слышишь, все новости первым узнаешь. Разве нет?
А почему это ограбление тебя так волнует?
Я разозлился.
Сказал же, любопытство одолело! Не хочешь отвечатьотлично, молчи в тряпку! Чтоб ты подавился этой грязной тряпкой!
Тихо, тихо, попросил меня бармен, зачем-то оглянувшись. Брови он все еще держал в поднятом состоянии. Глупейший у него был вид.
Смех на палке! продолжал я чуть тише. Чего ты боишься? Я же не прошу тебя свидетельствовать в суде.
Он побарабанил пальцами по сифону.
Я не боюсь, сухо уведомил он меня. Я просто не знаю. Я вообще мало знаю, я веду здоровый образ жизни. Могу только догадываться. Но и это, говорят, бывает вредно для здоровья.
Закончил мысль. Возложил руки на стертую тысячами локтей поверхность стола и спокойно посмотрел мне в глаза. Нестерпимо хотелось плюнуть в его лакированное личико, и он угадал мое желание, потому что раскрыл рот сновапрежде, чем это сделаю я:
Думаю, там потрудилась банда сухомордых. Говорят, охрана перебита вся, кроме пары азиатов. Своих пожалели.
Насреддины?.. с сомнением сказал я. Нет, не может быть. По-моему, узкоглазые задницы такое не потянут. Тут мудрость нужна, вроде твоей я подмигнул. Разговор уверенно двигался в тупик, возвращался в русло нормальной болтовни, тогда я решил в открытую. И связи тут нужны, такие, к примеру, как у Балабола. Я, собственно, хочу вот о чем у тебя спросить, Иосиф. Балабол как-то связан с этим делом или нет? Странные, знаешь, слухи про него витают.
Бармен распрямился. Потом сгорбился.
Балабол опасный человек, только и шепнул мне в ответ. Отошел к холодильнику, бесцельно постоял, вернулся и еще прибавил. Ты, Сашок, тоже. Извини, но твое чистое любопытство не имеет ко мне никакого отношения. Я просто бармен, так и передай.
Дурак мнительный, горько сказал я. Кому передать?
Я не знаю, кому. Я просто бармен.
Эх, ты. Попортить бы тебе витрину за такие слова
Прости.
Забыл, что мы с тобой в детстве вытворяли? Отловим, бывало, студенточку
Он деликатно меня выслушал и спросил:
Еще хочешь выпить?
Дай газету посвежее, угрюмо приказал я ему.
Он исполнил. Через шесть секунд мне стало противно, я скомкал газету и влепил бумажный шар в сияющий стеллаж.
Тошнит, сообщил подскочившему в испуге бармену. Сплошные пауки. Тебя лично, Иосиф, они не беспокоят?
Он пожал плечами.
Пауки? Это не по моей части. Крысы в подвале меня беспокоят гораздо больше.
А если серьезно?
Если серьезно, с готовностью сказал он, то все это в принципе несерьезно. Потому что неизвестно главноесуществует ли в природе такая организация, как «Миссия». Сплетни определенно существуют, одна другой глупее.
Я возмутился:
Неужели и здесь не можешь без тумана?
Я могу налить «жидкого воздуха». Или желаешь горячей? Иосиф посмотрел в упор. Я тяжко вздохнул.
Говорят, пауки заманивают человека в какие-то хитрые ловушки, связывают, а потом сосут из него жизненные силы, подкинул я тему. Потому их так и назвали. А сами они вроде бы живут вечно.
Он неожиданно хихикнул.
Вот публика, сказал неизвестно о ком. Пяток болтунов напишет, остальные учат наизусть Ладно, если серьезно, то изволь. Я, дружок, знаю наверняка только одно: пауки, если они действительно есть, это плохо. Хуже, чем демократические газеты. Даже хуже, чем «Бутса» и моя барменская стойка. С момента, когда Большой Мор кончился и оставшиеся в живых придурки добились наконец в нашей стране свободы и процветания, это второе по-настоящему страшное событие. И сосут они не кровь, не твои жалкие силенки, а мозг. Пообщаешься с ними разоки все, стал кретином. А кретинэто уже самое дно, естественно.
Откуда они могли взяться? спросил я. Без всякого интереса. Бармен кивнул, соглашаясь с вопросом.
Вон, изучай прессу, он наступил туфлей на бумажный ком и сладострастно хрустнул. Сам я полагаю, что это мутация. В нашей-то помойной яме Ты читал в детстве фантастику или только студенток со мной мял?
Я перестал его слушать. Мне уже давно было тоскливо. О деле разговор не получился, и сейчас мы, очевидно, приступим к подсчету семи чудес света. Осторожная сволочь! Трачу с ним время. Хотя, все равно делать нечего Я предположил:
Если они мутанты, то должны быть уродами, да? Монстрами? Но тогда бы их всех быстренько повыловили.
Друг детства обрадовался. Давно ему не попадался такой благодарный, такой восхитительно девственный в смысле начального образования слушатель. Он сказал монолог. Было длинно, я почувствовал, что вот-вот засну или вот-вот взорвусь, и тогда я оттолкнулся руками от стойки, побрел прочь, усмиряя раздражение, уговаривая себя не ломать стулья, а он продолжал бубнить мне вслед:
Уродство и красота, дорогой Александр, категории относительные. И то, и другоевсего лишь отклонение от общепринятой нормы, поэтому все здесь зависит от выбранной обществом точки отсчета. Например, некий античный красавец, попав в страну, где уродство является эталоном внешности, будет признан несомненным, классическим уродом. Так что не обольщайся, если дама называет тебя красавчиком
Болтун! Убил настроение, гад, десяти минут ему хватило Я вдруг обнаружил, что часики мои встали. И чуть было не повернул обратно к баруспросить точное время, но тут же одумался. Зачем пугать человека провокационными вопросами?
За столиком в одной из ниш сидел Тихоня. Он был не один: девка в купальнике обнимала его с дешевым рвением. Или он ее, не разберешь. Во всяком случае глаза у него были прикрыты, а руки находились отнюдь не на столе.
Тихоня! позвал я его. Часы есть? Сколько на твоих натикало?
Он открыл глаза, зло блеснув зрачками. Но не сказал ничего грубогомолча освободил левую руку и выставил напоказ светящийся циферблат.
Спасибо, поблагодарил я. Затем, не удержавшись, громко съязвил. Поздравляю, вы прекрасная пара.
Он странно на меня посмотрел, и я решил ему больше не мешать. Не люблю резких движений, особенно по вечерам. Я счел более разумным неторопливо отойти и спуститься в подвалы для проверенных клиентов.
Комната была затемнена, интимно моргал экран в стене. Демонстрировался художественный фильм. Народу было немного, несколько парочек на устланном матами полу. Я некоторое время посидел, потом меня замутило от неумеренной дозы телесного цветакак в кино, так и на матах, и я отправился путешествовать дальше.
Дальше были танцы. Здесь свирепствовала музыка. Прерывистое дыхание могучими толчками било из многоваттных динамиков, развешанных по потолку, прессуя воздух при каждом басовом выдохе. Я оглох мгновенно. На подсвеченном балкончике колдовало с аппаратурой человекообразное существотоже старый знакомый. Привет, крикнул ясловно в воду. И, ощутив вдруг нестерпимое желание забыться, разбудить спящую в жилах молодость, вбежал в раздевалку, скинул одеждукак все, впрыгнул в общий круг. Бесновались огни. Бесновались красно-зелено-синие фантомы, отдаленно напоминающие людей. Никакого телесного цвета! Было тесно и здорово, я заорал, не слыша ничего, тем более своего голоса, подпрыгнул, снова заорал. Музыку воспринимал не я, а мое тело, точнее, тело воспринимало ритм Взмах рукой, взмах ногой. Спина к спине, бедро к бедру. Руки жадно ловят мягкое, жаркоевокруг так много жаркого и мягкого! Немыслимо извивается девчушка рядом, рот оскален, в глазахсплошная рампа, из одеждытолько бирка с фамилией на шее. Разве сюда пускают школьниц? Кто-то неподвижно стоит, держась руками за голову, кто-то натужно хрипит под ухом. А в центреЯ. Красно-зелено-синий Я Потом огни куда-то летят, в голове черно, и вот уже вокруг Меня ноги, голые, одинаковые, слепые, они давят Мои растопыренные пальцы, бьют по Моим ребрам, и совершенно ясно, что надо встать, иначе ведь плохо, плохо, плохо Подтянуть задние конечности под себя, приподняться на коленях, теперь, хватаясь за липкие тела И снова в круг! Взмах рукой, взмах ногой, грудь к груди, живот к животу
Внезапно все кончилось, и я сначала не понял, что произошло, а когда включился большой свет, сообразилвремя перерыва. Массовка свалилась на полкто где стоял. Человек семь-восемь. Было душно, тошнотно пахло потом. Шаман-музыкант вытащил заранее приготовленный шприц со стимулятором, сделал себе инъекцию.
Я с трудом выволокся на волю и побрел в душевую. Кабинка была занята, тогда, совсем одурев от жара, я рванул дверь, что-то там выдрав с мясом, и ввалился, не взирая на лица. Здесь отмокала молодая особа. Она отнеслась к моему визиту с пониманием: заулыбалась, подвинулась, ничего не сказала.
Тонизирующие струи сделали из меня мужчину. Не долго думая, я прижал соседку к перегородке и поцеловал в свод грудей. Она хихикнула и дала мне ласковую пощечину. Тогда я выключил воду. Она снова хихикнула, нетерпеливо подтягивая меня за талию, бормоча что-то ободряющее. Жаркий шепот обещал неплохое развлечение, вот только из ротика ее несло табаком. Я резко высвободился, вышел из душа и пошлепал босиком в раздевалку. Барышня соорудила вслед нечто боцманское.
Почему-то мне было погано. Странно. Так погано, что хотелось улечься прямо здесь, на кафельном полу, и плакать, плакать Что случилось с моим настроением? И только одевшись, только отправившись обратно в столовый зал, я понял.
Весь этот вечер отдыхатак удачно начавшийся! меня преследовало нелепейшее чувство, будто за мной смотрят. Не следят, не шпионят, а именно смотрят. Внимательные голубые глаза. Будто бы даже те самые, из профессорского бумажника.
Кусок бреда.
Глаза надо мной, а я под нимималенький, голый, трогательный. Смех
Проклятая, проклятая, проклятая горячая!
2.3 Кассета из блока «Двадцать шестой», служебные переговоры по делу «Миссионер», гриф «Совершенно секретно»
Эй, эй! Меня слышно? Кэп, ответьте тридцать пятому!
Слышно, тридцать пятый. Говори в трубку, не ори на весь город.
Свободанаша цель! Тьфу! Наше знамя!
Процветание Лейтенант, что стряслось?
Виноват, товарищ капитан. Вы приказали сообщать обо всем необычном.
Валяй.
Тут ко мне одного типа доставили. Совершенно чокнутого старикашку, который утверждает, что он преподаватель из музыкального училища номер два. Документов нет.
Запрос сделан?
Уже есть ответ. В училище такой числится, похоже, именно этот. Фотография пока не пришла.
Валяй дальше.
Значит, так. Старикашка ехал на такси к себе домой. Когда на пути попалась патрульная машина, таксист воспользовался случаем и сдал старика милиции. Он заявил, что никогда еще не возил более подозрительного пассажира, и предположил, что это скрытый кретин. Дубины, услышав слово «кретин», естественно, на полусогнутых приползли к нам. Таксисту они разрешили продолжать работу, все данные на него записали. Он клялся, что не при делах, что просто исполнил долг истинного гражданина, валялся у дубин в ногах, ну те и отпустили его без допроса.
Данные на таксиста остались, не будем скандалить.
Я тоже так решил, кэп.
Решаю я, лейтенант!
Я полное ничтожество, двадцать шестой!
Хватит орать. Разорался Это действительно кретин?
Нет, мой капитан. Ясное дело, никакой он не кретин, отвечаю головой. Но вы знаете, этот старик несет сущую ахинею! Просто до жути. Вот что он изложил в ходе допроса, передаю почти дословно. Он напряженно работал, и вдруг его вызвал к себе какой-то субъект, которого он проименовал «человек с глазами вместо лица». В какой форме был сделан вызов, непонятно. Вызвал, и все. Этот человек дал старику толстый бумажник и приказал идти на улицу. Старик отказывался, но человек с глазами вместо лица очень хорошо его попросил. На улице старика ограбили, бумажник забрали, он вернулся обратно, человек его поблагодарил за помощь и не стал больше задерживать. Перед тем как отпустить музыканта, тот, кто вызвал его к себе, приказал ему все забыть. Или нетему запретили вспоминать о случившемся, так точнее. Ничего определенного о субъекте он не сообщил.